Оскар за убойную роль - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 30

Валерий Петрович не отвечал вечером на Танины отчаянные звонки, потому что у него имелась на то самая что ни на есть уважительная причина.

Он, разумеется, обнаружил, что в «Курьере» опубликован документ – тот самый, пропавший из Танюшкиного сейфа. Опубликован почти стотысячным тиражом, с добавлением фотографий и комментариев. Это сильно меняло дело, поэтому уже через несколько минут Валерий Петрович набирал давно известный ему номер. А в шесть вечера повязал красивый галстук в желто-синюю полоску, надел летний костюм, только что из химчистки, и перед тем, как нырнуть в метро, купил в киоске букет из девяти желтых тюльпанов. В семь он уже сидел в «Якитории» на Белорусской, и официантка-кореянка принесла ему вазочку под цветы. В четверть восьмого в ресторане появилась особа, которую он ждал.

То была маленькая, хрупкая женщина лет сорока пяти с волевым лицом, одетая по-деловому. Большими, мужскими шагами она подошла к Валериному столику. Ходасевич встал. Она протянула ему руку. Он согнулся и поцеловал ее.

– О, цветуёчки! – сказала она, присаживаясь за стол. – Это мне?

– Тебе, Леночка, тебе.

– Как это мило. Аб-бажаю цветочки. Ты совсем не изменился.

– А ты только похорошела.

– Говори, говори. Комплименты я тоже аб-бажаю. Сколько мы не виделись?

– По-моему, с самого Брюсселя.

– Да, уже лет десять. Ты по-прежнему служишь?

– Нет, давно на пенсии, – покачал головой Ходасевич. И утвердительно произнес: – А ты успешно делаешь карьеру.

– Откуда знаешь?

– Читаю газеты – чтобы следить за твоими успехами.

– Ты зачем меня позвал? – спросила она. – По делу? Или ностальгировать? Или, – она принужденно рассмеялась, – из романтических соображений?

– По делу, Леночка, по делу.

– Мог бы, Валерочка, и соврать, – усмехнулась она. – Слишком ты честный, поэтому и твоя карьера в органах не сложилась.

– С чего ты взяла, что не сложилась? – усмехнулся Ходасевич.

– Если б сложилась, ты, при твоих способностях, был бы сейчас премьер-министром… Ну, что – за ужин платишь?

– А как же иначе? – пожал плечами он.

– По нынешней жизни бывает всякое, – усмехнулась она. – Берегись, я тебя разорю. – Но подошедшей официантке заказала только суси-ассорти и бутылочку сакэ.

Ходасевич заказал то же для себя, но присовокупил к суси суп мисо и жаренные в кляре кольца кальмара.

– Помнишь наш любимый японский ресторанчик в Брюсселе? – спросила она с вдруг повлажневшими глазами. Потом вроде бы спохватилась: – Ах да, ты ж меня не ностальгировать пригласил, а по делу. Ну, давай, выкладывай, что у тебя ко мне за дела.

– Почему в Москве нынче, – вроде бы в сторону задал риторический вопрос Ходасевич, – о делах норовят говорить, еще когда закуску не принесли?

– И жить торопятся, и чувствовать спешат.

– Я сегодня никуда не спешу.

– Я тоже.

И они обменялись многозначительными взглядами.

Официантка-кореянка, одетая в подобие японского кимоно, прервала их тет-а-тет, с восточной почтительностью расставив на столе кушанья.

– Ну, о делах так о делах, – вздохнул Ходасевич. – Сразу скажу: служба к моему делу ни малейшего отношения не имеет.

– А кто имеет?

– Моя падчерица.

– Танюшка? Как она?

– Уже совсем взрослая. Окончила университет. Работает.

– Боже мой! Вот время-то летит. Помнишь, Валерочка, как Пушкин писал: «Мы с тобой станем старые хрычи, а жены наши старые хрычовки…» Ладно, давай выпьем. За тебя и за твою семью.

И они чокнулись теплым сакэ.

– Так что тебя интересует? – продолжила Лена.

– Ты ведь в «Курьере» работаешь? Заместителем главного редактора?

– Разведка у нас работает четко, – засмеялась она. – Но не совсем. Я – первый заместитель главного редактора.

– Тем более. Скажи мне, Леночка: когда и при каких обстоятельствах у вас в редакции появился материал о депутате Брячихине?

– Вот и ты туда же, – усмехнулась она. – Целый день меня этим вопросом мучают.

– А кто еще?

– О-о, многие. Сам депутат. Обещал нас всех взорвать и кастрировать. Люди из его избирательного штаба звонили, из рекламного агентства… Из Центризбиркома… Многие… Ты-то, Валера, к этой истории каким боком причастен?

– Эту бумагу, «объективку» на Брячихина, украли. Из сейфа, который стоит в кабинете моей падчерицы. Танюшка работает в том самом рекламном агентстве, которое представляло интересы Брячихина.

– О-о! Сочувствую. Бедная девушка.

– Итак: каким образом этот документ появился у вас?

– Его передал в редакцию наш источник.

– Кто?

– Ты же знаешь, Валера: журналисты такого рода информацию не выдают. Только по решению суда.

– Даже когда тебя спрашиваю я?

– Тем более когда меня спрашиваешь ты.

– Ну, ладно. Проедем. А вот когда у вас в редакции возник этот документ, сказать можешь?

– Могу. Позавчера. То есть в понедельник.

– И вы сразу поставили его в печать? Без проверки?

– Ну, во-первых, это не первая информация, которую сливает нам тот же самый источник. – Журналистка пожала плечами. – Мы воспользовались его услугами уже в седьмой или восьмой раз. И всегда все было чисто – комар носу не подточит. Ни малейшей перспективы судебного иска. Мы этому источнику доверяем.

– Что, человек в погонах?

– Нет. Он не имеет никакого отношения ни к правительству, ни к спецслужбам, ни к большому бизнесу. Просто частное лицо.

– Хорошо. Поехали дальше. Итак, в понедельник вы получили этот документ. Подлинник?

– Наш корреспондент видел его в подлиннике. И ему разрешили сделать с него ксерокопию.

– А что было потом?

– Мы сразу поняли, что это – бомба. Решили все-таки подстраховаться. Позвонили в штаб Прокудину. Это кандидат, играющий против Брячихина…

– Я знаю.

– Наша газета хоть и независимая, но на этих выборах мы выступаем за Прокудина… И там нам подтвердили, что такая «объективка» на Брячихина, скорей всего, по их разведданным, в природе существует. А потом наш корреспондент обратился к психологу, составлявшему этот документ. Добился с ним личной встречи. И хоть тот категорически все отрицал, по его излишне бурной реакции наш корр понял: эта бумага – подлинная. Тогда мы и решили печатать и поставили материал в ближайший номер. Сегодняшний.

Валерий Петрович покачал головой.

– Ну, я тебя удовлетворила? – усмехнулась корреспондентша.

– Не совсем, конечно. Но в общих чертах дело проясняется. Спасибо.

– Ну, вот видишь, – рассмеялась журналистка, – как хорошо, когда о делах говоришь в начале обеда. Еще куча времени остается на то, чтобы повспоминать былое.

Она подозвала официантку и заказала себе еще одну бутылочку сакэ. Первую она уже как-то незаметно выпила.

– Можно о романтическом поговорить, – продолжила она. – Помнишь, Валерочка, как мы с тобой вдвоем в Амстердам махнули?

– Помню, Леночка. Я все про нас с тобой помню.

– По-моему, твое начальство даже не заметило твоего отсутствия.

– Не знаю.

– Мой главный редактор так точно не заметил. Хорошее было время…

– Хорошее.

– Вот скажи мне, Валера: почему…

Она вдруг остановилась на полуфразе.

– Что – почему?

– Я уехала в Москву. А ты остался в Брюсселе. И ты мне ни разу не написал. И не позвонил. Почему?

– Так получилось, Лена, – нахмурился полковник. – Не надо ворошить прошлое.

– А что нам с тобой еще ворошить? – горько усмехнулась журналистка.

– Настоящее. Как у тебя дальше все сложилось? Я имею в виду личное?

– Никак, – горько усмехнулась она. – Два мужа было. Я их повыгоняла. Жаль, ни один из них мне ребеночка так и не сделал.

– А сейчас ты одна?

Она дернула носиком.

– Так, заходят всякие… Слушай, Валерка, а давай мы с тобой сегодня напьемся, а? Так, чтобы чертям тошно стало?

…В конце концов, когда стрелка часов уже подползала к трем часам ночи, Валерий Петрович доставил Леночку в ее квартиру на Преображенской площади. Она уже была настолько хороша, что в лифте оползала на плечо Ходасевича. Он привел Лену в ее же одинокую прокуренную квартиру. Леночка скинула туфли и упала ничком на тахту прямо в костюме. Полковник аккуратно прикрыл ее пледом. Она закрыла глаза и прошептала: