Оскар за убойную роль - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 31

– Слушай, Валерка, оставайся, а? Я п-посплю, а потом мы позавтракаем вместе.

– Нет, я пойду. – Он осторожно поцеловал Леночку в щеку.

– Н-ну и черт с тобой. Иди! Мне ж-же будет сп-покойней.

Но когда Ходасевич уже развернулся, чтобы идти к двери, Леночка вдруг открыла глаза и прошептала:

– А и-источника зовут… Ее зовут Анжела Манукян… Но я т-тебе ничего не говорила…

И она закрыла глаза и тут же уснула.

Ночь получилась тяжелой.

Сначала Таня вроде бы провалилась в сон, и спалось ей сладко, а потом вдруг приснилось: она мчится на «Тойоте» по лесной дороге, ловко лавирует меж коряг, уклоняется от хищных лап елок и сосен. Ехать тяжело, Таня хочет остановиться и передохнуть, ищет ногой педаль тормоза… и не находит ее. Смотрит на пол машины – там вообще нет никаких педалей, ни сцепления, ни газа, ни тормоза! И ручника тоже нет, а впереди уже синеет – приближается огромное, бездонное озеро…

«Нет!» – отчаянно закричала Таня и, к счастью, сразу проснулась. Руки дрожат, сердце колотится… Она порадовалась: кошмар закончился быстро. Только уснуть потом так и не смогла. Уже и сосед-пьянчуга домой пришел – он всегда возвращался не раньше трех, и поливалка, как обычно, в четыре утра проехала, а сон все не шел. Таня валялась в постели, тщетно пыталась считать овец со слонами и злилась на себя и на судьбу. Ну и жизнь у нее пошла… Вот и верь после этого гороскопам! Подлые звезды клялись, что в этом году ее ждут сплошные достижения. Надо же было так наврать!.. Ничего себе успехи: с работы поперли с волчьим билетом, депутат Брячихин поклялся мстить (и ведь не врет – наверняка отомстит!), да еще и этот наркоман под колеса кинулся… С такими неприятностями разобраться – никакого гения не хватит. Ни ее собственного, ни даже Валерочкиного… И хотя Таня и повторяла про себя заклинание из любимого Мураками: «Не жалей себя. Себя жалеют только ничтожества», но все равно так было грустно на душе! Так тоскливо! И так хотелось, чтобы кто-нибудь неприятности ее разрулил, и пожалел, и приласкал…

Сон накатил только под утро. Но едва расслабились мышцы и сладко «поплыл» мозг, как тут же почудилось: кто-то стучит в дверь, нагло и требовательно. Таня в ужасе подскочила, прислушалась… Нет, все тихо. И ночь уже на исходе: светло за шторами, и воробьи чирикают, и дворник шуршит метлой. А во всем теле – такая слабость, как единственный раз в жизни было, лет пять назад, когда Татьяна опрометчиво смешала джин-тоник с крепленым красным…

Она с отвращением выбралась из постели. Одна радость в том, что живешь одна: никто не слышит, как ты охаешь и покряхтываешь, словно старая бабка. Что ж за напасть с ее организмом: хоть и умылась – а голова все равно кружится, хоть кофе и выпила – а в желудке все равно тяжесть… И настроение настолько нулевое, что даже отчим (Таня всегда гордилась, что умеет прикидываться) с первого слова понял, что у нее очередные неприятности.

Таня позвонила ему, с напускной бодростью поздоровалась, но Валерий Петрович беззаботные расспросы падчерицы о здоровье тут же оборвал и потребовал:

– Что опять случилось?

– А почему обязательно что-то должно случиться?.. – с фальшивым оптимизмом поинтересовалась Таня.

– И все-таки? – Валера явно был не настроен тянуть время.

– Я вчера ночью сбила человека, – вздохнула Таня.

И рассказала. Сухо, без эмоций, но со всеми подробностями. Как ехала, как ей под колеса бросился парень… И как она испугалась, что он умрет у нее на руках, не стала ждать, пока приедут гаишники, и повезла его в больницу.

Ни в чем обвинять ее отчим не стал – только вздохнул так тяжело, что у Татьяны защемило сердце.

– Я тебе еще вчера хотела рассказать… Весь вечер звонила, – промямлила Таня. – Но твои телефоны не отвечали…

– Я был занят, – сухо ответил Валера.

Чем занимался – объяснять, конечно, не стал.

– И что же мне теперь делать? – жалобно спросила Татьяна.

– Правила дорожного движения учить, – отрезал отчим. – Ты хоть понимаешь, что означает твоя самодеятельность? Почему ты не вызвала «Скорую» и милицию, а уехала?

– Я человека спасла… – неуверенно ответила Таня.

– Это хорошо, что спасла. Но как ты теперь будешь доказывать, что ехала с разрешенной скоростью? А пешеход выскочил неожиданно? И наезд произошел не на «зебре»?

Таня подавленно молчала. Тон отчима был настолько ледяным, что она даже боялась спросить: а дальше-то что же?

Однако выдавила:

– Валерочка, ну, помоги мне! Пожалуйста…

Отчим молчал.

«Неужели скажет: «Надоела ты мне хуже горькой редьки! Делай что хочешь!»?»

– Ну, Валерочка… – жалобно пропела Татьяна. – Мне так страшно!..

Хотя, если честно, в данный момент страшно ей не было. Настроение, конечно, ниже нуля – но раз ночью из милиции за ней не пришли, может быть, все обойдется? К тому же Уголовный кодекс теперь новый, улучшенный. Говорят, что к таким, как она, не матерым преступникам, не рецидивистам, относятся сейчас снисходительней…

– Я так боюсь! – повторила она. – И совсем не знаю, что мне делать… И голова так кружится…

– Только ныть не надо, – по-прежнему сухо попросил отчим. Еще секунду подумал и принял решение: – Бери такси и приезжай ко мне.

– Прямо сейчас? – просветленно спросила Таня. – Спасибо, Валерочка, я приеду! А почему на такси?.. С «Тойотой» все о'кей, только фара разбилась и бампер треснул…

– Этого что, недостаточно? – отчим даже не пытался скрыть раздражения.

– А что такого? На ходовые качества не влияет.

– Не узнаю тебя, Татьяна, – припечатал отчим. – Вроде гордишься, что умная…

– Но я правда не понимаю, – прохныкала она.

Отчим вздохнул:

– Тогда объясняю. Фара, говоришь, разбита? И бампер треснул? Что ж, даже для меня, человека, от автомобилей далекого, повреждения характерные. Гаишники тебя на первом же посту остановят. И что ты им скажешь?

– Ой, да… – спохватилась Татьяна. – Какой ты умный, Валерочка! Конечно, я сейчас спрячу машину в гараж!

– Это нужно было сделать еще вчера, – продолжал бухтеть отчим.

«Ура! Он мне поможет! Ура!» – внутренне возликовала Таня и благодарно воскликнула:

– Ты у меня самый лучший, самый замечательный, самый толстенный толстячок во всей Москве!

Отчим поток сомнительных комплиментов проигнорировал. Холодно сказал:

– Жду тебя через час.

Таня нажала на «отбой» и, стараясь не замечать, что ноги по-прежнему дрожат, а голова кружится, забегала по квартире. Одновременно собиралась, подкрашивалась, одевалась – и решала текущие дела. Позвонила маме, наврала, что уезжает в командировку. А то был бы мамуле облом: Юлия Николаевна очень любила звонить в «Пятую власть» и слушать, как Наташка почтительно говорит: «Одну минуточку. Я узнаю, свободна ли Татьяна Валерьевна». А тут никакой тебе «минуточки». Наоборот: «Садовникову? Нет, она у нас больше не работает. Ее уволили!»

Потом Таня набрала Димку Полуянова и обрадовала его тем, что изымает у него «пёжика».

– Прямо сейчас? – огорчился тот.

– Нет. До вечера можешь кататься, – милостиво разрешила Татьяна. – А часам к семи подгони его к моему дому.

– И на кофеек пригласишь? – уточнил Полуянов.

– Если «пёжик» умыт и весел.

– «Пёжик» в полном порядке, – поспешно заверил Димка. – Цел, ухожен, блестит лакированными боками.

– Ну, тогда вместе с ним привози тортик. Выпьем кофе и поболтаем. Только недолго, ладно? А то у меня тут дел выше крыши.

– Все дуришь головы честным гражданам, госпожа рекламщица? «Только с нашим моющим средством ваш линолеум превратится в дубовый паркет»?

Таня не стала рассказывать Димке, что в ее услугах по «дурению голов» в рекламном агентстве больше не нуждаются. В ответ усмехнулась:

– Можно подумать, ты не дуришь, господин журналист. Это ты писал про следы инопланетян на пшеничном поле?

– Я, – хохотнул Димка.

– Ну, и кто на самом деле пшеницу косил?