Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга первая - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 89

Базар выглядел уныло. На открытых деревянных и каменных прилавках истомленные жарой торговцы разложили вялый товар: овощи прошлого урожая, сушеные яблоки и груши, переросшие побеги папоротника и пучки дикого лука. Лишь в двух местах люди явно приезжие торговали пшеницей и красным рисом, орехами и медом. Чуть побогаче было там, где продавали ткань, ковры и шкуры, нитки, ножи и иглы, а кроме того, колесную мази и сами колеса. Колеса многие трогали и поднимали, разглядывали обода и всовывали пальцы в ступицы... Пахло горячими пирогами с печенкой и яблочным чаем. Голоса звучали не по-базарному приглушенно. Шлепали по мягкой пыли босые ноги и ноги в стоптанных башмаках...

И появление кованых сапог слепца насторожило. Но виду он постарался не подать.

Тронул струны, наклонил голову, запел:

– Богатый и знатный генарх на войну собрался, к жене молодой приставляет он младшего брата, и так говорит он: "В обязанность, а не в награду тебе одному доверяю я ключ от заветных ворот!

Надел я на пылкую женушку пояс стальной, чтоб меньше ей было соблазна в пути одиноком, однако война есть война, сеча будет жестокой.

Коль я не вернусь, верным мужем ей быть обещай" И преданный брат эту клятву торжественно дал Генарху, прощаясь в воротах, придерживал стремя.

Но видит генарх через самое малое время, что брат нагоняет его на гнедом жеребце.

"Едва не случилась беда, – говорит он, трясясь, на грани я был нарушенья торжественной клятвы Пошарь по карманам и лучше проверь за подкладкой.

В заботах и сборах ты, кажется, ключ перепутал..." Сапоги насмешливо притопнули.

– Славно поешь... – Голос был надтреснутый, с горловой хрипотцей. – Держи вот. Выпей за мое здоровье да за здравие законного царя нашего Авенезера Третьего.

– Выпью за любого, кто подаст...

Сквозь прореженную ткань шторки «слепец» видел, как стоящий перед ним человек кивнул наискосок: и вроде бы «да», и вроде бы «нет» в одном движении. Сронил с руки что-то. Звук был особый: множественный мягкий звяк.

– Так выпей, не забудь... – И адепт прежнего царя повернулся и пошел куда-то направо – и моментально затерялся между немногочисленными покупателями... Быстро и легко ступая, возник поводырь. Присел на корточки.

– Кто это был?

– Не знаю...

«Слепец», специально закрыв глаза, нашарил шляпу, а в ней – тяжелый кожаный мешочек.

– С какой бы стати у нас объявлялись друзья?.. побормотал он.

Позже, в тесной чердачной каморке постоялого двора «Веселый птицелов», в котором «слепец» вечерами пел за эту самую крышу над головой и право доедать недоеденные обеды гостей, он и поводырь открыли мешочек. Оттуда высыпалось двадцать крупных конкордийских золотых с безвольным профилем Императора и два кусочка пергамента. На одном кусочке тщательно изображен был с высоты птичьего полета рог бухты Челн, самой северной и самой маленькой бухты из семи, образующих порт Порфир. Красный крестик отмечал некое строение вблизи маяка... Второй же клочок был подписанным Императором пропуском в порт Порфир, по случаю войны и военных перевозок для посторонних закрытый. Предъявители значились «Имеющими Глаз», то есть внутренними шпионами.

«Слепец» и поводырь обменялись значительными взглядами. То, что произошло, не имело разумного объяснения. С того момента, как они, отстав от отряда (какой-то полусумасшедший деревенский легат задержал их, обвинив в систематической краже кур, и выпустил лишь поздним утром, когда ни один из пострадавших не опознал преступников; деревенская же тюрьма оказалась на диво крепкой...), не попали к бою и лишь потом из окольных толков узнали о нападении злодеев-разбойников на зачарованную башню и поголовной гибели всех нападавших, – с того момента цель перед ними была одна: скорейшее возвращение с докладом. И вот теперь непонятно кто непонятно почему предлагает задержаться... И этот непонятно кто явно знает, с кем имеет дело. И он весьма определенно сообщил, от чьего имени действует сам...

От имени того, кого считают страшнейшим исчадием зла; кем до сих пор пугают непослушных детей.

– Надо идти петь, – сказал поводырь. «Слепец» вернул на место шторку, взял китару, медленно поднялся.

– Веди, – выдохнул он.

Этот товарный двор они нашли к исходу второго дня поисков.

Ворота рухнули с грохотом и лязгом, Алексей выключил лебедку и привстал, чтобы поверх клубов пыли успеть увидеть то, что скрывалось за ними. Но нет, никто не метнулся им навстречу. Потом, зажмурив глаза, он дождался, когда пыль осядет, и тогда рассмотрел двор внимательнее.

Прокаленное солнцем пространство в три футбольных поля, а то и побольше. Вытянутые в линейку грузовики, тупорылые, обкатистые, чернобелые и сине-желтые. Справа – высокий деревянный перрон и широкие ворота складов, слева и дальше гофрированная покатая стена какого-то хранилища, чуть зеленоватый алюминий, надпись: «ЮВФ-Азот». За нею – черные заросли, похоже, что вдоль полотна железной дороги. Да, шлагбаум... будочка...

– Давай, Витя, – кивнул Алексей.

– Опять я... – Витя изобразил недовольство – но, похоже, он все еще получает удовольствие от своей важной роли.

– Угу. Последний твой забег.

– Последний...

Он взял на плечо моток веревки, привязанной к железной раме сиденья, в руки – лом. Легко перенес ноги через борт машины и оказался на асфальте. Постукивая ломом, пошел вперед, к концу «антипровальных» труб. Потом сделал еще несколько острожных шагов, дотянулся до поваленных ворот, отцепил крюк. Вернулся к трубам. Там закрепился: несколько оборотов веревки вокруг правого предплечья. Алексей тронул машину – очень медленно. Они переехали упавшие ворота и ступили на неразведанную территорию. Витя, правой рукой держась за одну из труб, шел, колотя по асфальту ломом. Звук был глухой.

Так они сегодня уже сумели избежать трех ям... В черных зарослях что-то шевельнулось. Любомир, стоящий за пулеметом, напрягся.

– Спокойно, – сказал Алексей.

– Есть «спокойно»...

Когда вездеход въехал в ворота, Саня вздрогнула – настолько это похоже было на прежние переходы из мира в мир.

Даже задергался левый глаз. Она прижала его рукой – сквозь ладонь текло медовое пламя.