Муж для девочки-ромашки - Ларина Арина - Страница 37

Месяц назад она, скорее всего, в одну секунду оделась бы и покинула негостеприимную обитель. Но жизнь, сперва по ошибке слепившая из Надюши нечто абстрактно-неприспособленное, месяц назад резко вильнула в сторону, смяла свой шедевр в бесформенный комок, а после вытесала устойчивый куб. На этот куб сейчас и напоролся мамин кавалер. В том, что это именно кавалер, сомнений никаких не было, поскольку мужские особи другого функционального назначения не разгуливают по чужим квартирам в полосатых коричнево-зеленых халатах.

– А вы у нас ночевать останетесь? – любезно поинтересовалась Надежда вместо приветствия.

Мужчина смешался. Во-первых, ее уверенное «у нас» как-то резко и бесповоротно отделяло его от прав на безлимитное пребывание в квартире. А глагол «ночевать» очень четко намекал на то, что время позднее, гостям пора и честь знать. Если им, конечно, есть где жить и они не планируют в перспективе претендовать на квадратные метры.

Татьяна Павловна вплыла в кухню, распространяя густой запах духов, и томно спросила:

– Познакомились?

– А надо? – уточнила Надя.

В глазах матери мелькнуло удивление и даже, как показалось Надюше, интерес.

– Надо бы. Просто из вежливости хотя бы. Раз уж ты за полночь почтила нас своим визитом.

Надежде внезапно стало весело. Ушлый папаша разрезал ее мягкую податливую жизнь, словно торт на две половинки. Безвкусное и блеклое «до» и жестко-напористое «после».

– Ой, конечно, – расцвела Надя. – Меня зовут Надя, я здесь прописана. Я, как говорит мама, старая дева на пороге четвертого десятка…

Татьяна Павловна напряглась, опасаясь, видимо, что гость приплюсует к возрасту дочери лет двадцать и получит какую-нибудь неинтересную цифру, о которой раньше не задумывался:

– Да все не так плохо, ей всего-то двадцать семь…

– …внуков я мамуле пока не родила, но потерпеть осталось совсем чуть-чуть. Всегда мечтала о том, как по нашей тихой квартире будут носиться дети. Мужа я, наверное, тоже сюда пропишу. Тогда мы сможем встать на очередь по улучшению жилищных условий.

Мама перебазировалась к кавалеру, и теперь они были похожи на филина и сову, которым в дупло посветили прожектором. Они изумленно таращились на разглагольствовавшую Надю, не успевая переваривать информацию.

– А кто у нас муж? – первой отмерла мама. – Надеюсь, я ничего не пропустила и он пока только в планах?

– Да что все обо мне да обо мне, – широко улыбнулась Надя. – Я смотрю, у нас гости. Кстати, знаете, какая у мамы любимая шутка? «Гастарбайтеры и иждивенцы на нашей территории не приживутся!» Правда, смешно?

– Ты что, дочь, съела что-нибудь?

– Нет, мам. Тут такое случилось. Однажды утром я проснулась и поняла, что стержень, о котором ты всегда мечтала, наконец-то во мне вырос. И теперь я на него насажу кого угодно.

Кавалер начал коситься на стойку с ножами. По капелькам пота, выступившим на лбу, и по воровато бегающим глазкам явственно читалось, что в голове его оформляется некая четкая мысль.

– Анатолий, не обращай внимания, – одернула его Татьяна Павловна. – Это аллегории. Девочка шутит. Неудачно. Надя, ты есть будешь?

Любой бунт – это торнадо. Его невозможно оборвать на полпути, стихия должна пройти все фазы, включая кульминацию и развязку. Заткнуть осмелевшей Надежде рот котлетой или тарелкой вермишели было невозможно.

– А вы на стройке работаете? – ласково улыбнулась она и ободряюще подмигнула.

– Это завлабораторией из моего института, – любезно пояснила мама. – Анатолий Викторович.

– Можно просто Анатолий, – попробовал навести мосты гость.

– …Викторович, – сурово повторила родительница.

– А вы у нас надолго? – наивно моргнула Надюша. – В смысле – какие планы? Вам просто переночевать сегодня негде или… завтра тоже негде?

Анатолий Викторович побагровел. Их роман с Татьяной Павловной был уже в той стадии, когда пора было решаться на серьезные действия. Маленькая нахалка попала в самое уязвимое место – ночевать ему и правда было негде. То есть квартира-то была, но там проживала еще его мама, категорически не сошедшаяся с Татьяной Павловной характерами. Вообще-то мама была тихой и кроткой. До тех пор, пока на горизонте не появлялась «хищница». Разумеется, мамуля жаждала устроить судьбу ребенка, но «ребенок» сначала занимался наукой, потом вдруг оказалось, что ни детей, ни жены у него нет, а докторская есть, и от этой докторской ни жарко, ни холодно, лишь жалкая надбавка к зарплате. Как раз в это время, когда Анатолий Викторович вдруг возжелал постоянной спутницы жизни и детского щебета по вечерам, в лаборатории появилась юная прелестница, мигом вскружившая голову престарелому и неопытному доктору наук. Мама, которой практикантку Юлечку привели на чай уже в качестве невесты, поджала губы, понаблюдала, как девица порхает по четырехкомнатным хоромам, щебеча про запущенность и ремонт, и сказала свое решительное «нет». На уверения сына в том, что Юлечка его искренне любит, мамаша презрительно расхохоталась. Анатолий Викторович измучился, разрываясь между двумя любимыми женщинами. Чтобы помочь жениху сделать правильный выбор, Юлечка, потупив глазки, сообщила, что беременна. Счастливый Анатолий Викторович потащил будущую мать в загс, а мама с сердечным приступом поехала отлежаться в больнице у подруги. Фокус не удался. Сын исправно таскал фрукты, волновался, но жениться не передумал. Тогда будущая свекровь пошла ва-банк. Она встретилась с девушкой и сообщила той, что квартира приватизирована на нее, так как сын, будучи занят на научной работе, от приватизации отказался. Некогда ему было бегать по инстанциям. Поэтому совет вам да любовь, а прописаться не получится.

Скандал был ужасный. Юлечка орала, топала ногами и недоумевала, как можно быть таким лопухом. До свадьбы дело не дошло. Миф о беременности растаял, как утренний туман. Трагедия была страшная. Анатолий Викторович разочаровался в женщинах окончательно, пока не встретил Татьяну Павловну. Мало того что она была умна, сильна и хороша собой, так она еще была похожа на любимую актрису его мамы, что могло сыграть немаловажную роль в деле построения будущего семейного счастья. Но то ли мама уже начала впадать в маразм, то ли решила помотать отпрыску нервы старческими капризами, но и Татьяна Павловна ей не приглянулась. Основанием стал возраст и наличие дочери, а мамаша вдруг осознала, что всю жизнь мечтала понянчить внука, причем мальчика. Предварительно обсудив проблему с любимой, Анатолий Викторович хлопнул дверью и ушел. Все складывалось наилучшим образом. Дочь Татьяны Павловны переехала то ли к мужу, то ли к жениху, квартира была в их полном распоряжении, поэтому можно было начинать новую жизнь.

Вероятно, фортуна решила поиздеваться, зачем-то вернув дочь, которая оказалась вовсе не такой, как ее описывала Таня. Если верить любимой, то у нее выросло робкое недоразумение, без права голоса и удручающе покорное. А в результате среди ночи заявилась довольно интересная девица, тут же показавшая, кто есть кто на этой кухне. Характер был мамин, за что Анатолий Викторович готов был полюбить Надежду как дочь, если она перестанет ерепениться и создавать проблемы для совместного проживания. Не придумав, чем ее утешить, и не имея особого опыта в дипломатии, Анатолий Викторович бухнул:

– Жилплощадь у меня есть, прописка тоже.

Ему казалось, что это основной камень преткновения, который может помешать дальнейшему общению. Разумеется, девчонка волнуется, что рядом с матерью трется неизвестно кто, да еще претендует на квадратные метры. Он бы тоже волновался, если бы рядом с его родительницей появился какой-нибудь старый гриб. Мало ли что у человека на уме.

– Жена выгнала? – предположила Надя.

– Может быть, все же поешь, проницательная ты наша? – вклинилась в опасный диалог мама, вдруг вспомнившая, как в младенчестве Надежда замечательно затыкалась, едва ей в рот засовывали соску. Увы, сейчас это проделать было невозможно.

– Жены у меня нет. И не было, – честно признался Анатолий Викторович. И ему вдруг стало неловко. Но подружиться с дочкой хотелось. Если у них с Татьяной Павловной одинаковые характеры, то это будет еще похлеще его мамы. Когда ползаешь по линии огня, никакого душевного равновесия быть не может. А Анатолию Викторовичу надоело быть на передовой. Он желал спокойствия и стабильности.