Муж для девочки-ромашки - Ларина Арина - Страница 38

Надя выразительно посмотрела на родительницу и пошевелила бровями.

– Нет, ты точно съела что-нибудь! – в сердцах рявкнула Татьяна Павловна.

– Вы знаете, я живу с мамой, – попытался прояснить свою трагедию Анатолий Викторович. Его уже начал напрягать этот допрос, но грубить девочке, которая запросто может испортить только-только наметившееся счастье, было бы поступком крайне опрометчивым и недальновидным. Хотя нагрубить уже очень хотелось.

– О, – понимающе кивнула Надежда, – я тоже с мамой жила. Теперь вот в гости хожу. Соболезную, в общем.

– Не надо нам твоих соболезнований, никто не помер еще, – весьма двусмысленно пошутила Татьяна Павловна. – Засунь уже в рот что-нибудь и затихни. Мы оценили твое остроумие. Если все время показывать зубы, то можно не только отпугнуть нападающих, но и получить от них по этим самым зубам. Так что аккуратнее.

– Надо же, а раньше эта сентенция звучала короче, – удивилась Надежда. – Там про «получить» ничего не было.

– Ты духовно совершенствуешься, материал усложняется. Русский язык тоже не с «Войны и мира» изучать начинают, а с букваря. Двигайся к самосовершенствованию поступательно и не груби матери. А вообще я рада, что ты подобрала сопли, – неожиданно резюмировала мама. – И прическа ничего. Не то что крысиный хвостик, которым ты мужиков пугала. Давно говорила, займись собой. Раз твой мужчинка так благотворно на тебя влияет, то я, так и быть, готова его одобрить.

– А взамен я должна одобрить твоего? – хмыкнула Надя. – Бартер?

Анатолий Викторович нервно шмыгнул и незаметно вытер лоб. Просто ужас, а не девка.

– И где нахваталась? – покачала головой мама. – В кого ты такая наглая?

Надя с Анатолием Викторовичем переглянулись и неожиданно хором фыркнули.

Общий язык был найден.

Тихо, по-деревенски обстоятельно тикали часы, за стеной глухо играла музыка, веселой дробью ссыпались чьи-то шаги по лестнице. Отвлекало буквально все. Надя тосковала над листом бумаги, бессмысленно поделенным на две половины. Наверное, следовало составить какое-то уравнение, но в этом она была не сильна. Из того, что получалось суммировать, выходила совсем не та цифра, которая требовалась. Если помимо выплаты процентов откладывать каждый месяц по сто долларов, то выплатить долг удастся только через двадцать пять лет. И то только в том случае, если она все правильно понимает и процент не будет расти, оставаясь равным девятистам долларам. А впереди Новый год. Надо купить елку, подарки, сделать стол. Да еще график смен, который составлялся на месяц вперед! Новогодние каникулы были шансом подработать, потому что всем хотелось отдохнуть. Надюше тоже хотелось, но позволить себе такую роскошь она не могла. Наоборот, сама предлагала коллегам подменить на праздниках. Но как отреагирует на это Валера? Не может же он бесконечно терпеть ее отсутствие. Может быть, рассказать ему все? Если тянуть дальше, то она может его потерять. А ведь она уже привыкла считать его своим мужем… Да! С любой бедой легче справиться вдвоем. Если Валере все рассказать, то, наверное, будет проще понимать друг друга и мириться со временными сложностями! Так решила Надя и успокоилась.

Воскресенье плавно переходило в ночь на понедельник, а любимый так и не вернулся. Надя решила позвонить подруге.

– Надь, я вообще тебя не понимаю, – выслушав вступление Надюшиного монолога, раздраженно вздохнула Вика. – Почему ты все время торчишь на работе? Выслужиться хочешь? Да я бы на его месте давно уже сбежала.

Надя осторожно провела пальцем по телефонной трубке и прикусила губу. Все правильно, правильно… Только нет ничего сложнее, чем жить так, чтобы всем окружающим были ясны мотивы твоих поступков. У каждого человека есть свой тайничок, в который он никого не пускает. Это темный уютный угол глубоко в душе. Кто-то, забившись в безопасную темноту, так и остается в изоляции, отгородившись безумием от внешних раздражителей. А кто-то складывает туда свои беды и радости, изредка заходя поворошить память и провести инвентаризацию. У Надежды этот угол разросся до размера футбольного поля. Еще немного, и все ее горести будут как на ладони. Тот, кто ошибся, всегда уязвим. Хотя бы из-за страха, что его ошибку заметят другие. Наши ближние зачастую любят приподняться, притопив соседа.

– Хватит молчать. Ты позвонила пожаловаться или посоветоваться? Имей в виду: жалость неконструктивна. Она разлагает, расслабляет и мешает сделать правильные выводы. Вы существуете автономно, периодически пересекаясь. Это не может считаться совместной жизнью. Во всяком случае, ты явно решаешь какие-то свои проблемы, а он вынужден терпеть, как покорная корова, которую привязали к забору и обещали забрать, «как только – так сразу». С другой стороны, если любит, то простит что угодно. Он любит?

– Наверное, – кисло промямлила Надя. Трогать высокие материи ей не хотелось.

– А знаешь, я в любовь не верю, – поделилась опытом Красовская. – И то, что Андрюха ушел, здесь ни при чем. Это я не от злости, не от разочарования. Просто нет никакой любви. Люди ее придумали, чтобы было не так тоскливо жить. С человеком может быть весело, интересно, привычно, удобно, когда это сочетается с узнаванием, с первыми впечатлениями, возникает чувство, которое назвали влюбленностью. Влюбленность – это то, что быстро проходит. И если в процессе привыкания ты сделала вывод, что этот человек тебе подходит, то можно попробовать. Но чаще какие-то параметры тебя не устраивают: не так одет, не то говорит, не тем пахнет, не там спит, ну – и так далее. Тогда ты просто уходишь искать замену. Одиночество противоестественно. Каждый должен жить в стае, но в каждой стае у отдельной особи должна быть пара. Иначе некому будет прикрыть твою спину. Если хочешь получить нормальный совет, расскажи все. Если хирургу только намекать, где у тебя болит, а щупать не давать, то он запросто ошибется с диагнозом и отпилит что-нибудь не то. Пока что я не понимаю, почему ты, вместо того чтобы играть в эту свою любовь, сутками трешься на работе. Или ты зарабатываешь деньги для него?

– Да ты что! – возмутилась Надя, задохнувшись от несправедливых подозрений в адрес Валеры.

– То есть он не наркоман, не картежник и деньги с тебя не тянет?

– Да он вообще не знает, сколько я зарабатываю!

– А едите и живете вы на чьи деньги?

– На его.

– Тогда не понимаю, – задумалась Вика. – Даже если это любовь, то какой от нее толк, когда предмет обожания постоянно вне досягаемости? Мазохизм какой-то. Или он уже на излете. Ты не боишься его потерять?

– Да я уже чувствую, что теряю! – едва не плакала Надя. – Я потому и позвонила тебе!

– Тут я тебе не помощница. Или ты мне рассказываешь все, или варись в своем борще одна. Мужчине нужно внимание, ласка и стимул. Ничего из перечисленного ты дать не в состоянии. По неизвестной причине.

– Ладно, давай я тебе все расскажу, только обещай не орать, не перебивать и ничего не предпринимать.

– Обещаю. Не тяни, вываливай свои секреты.

Надежда осеклась. Вывалить секреты, конечно, большого ума не надо, а как потом затолкать их обратно в потайную шкатулочку. Это как вода, пролившаяся из разбитой вазы: вытереть можно, вернуть – никогда. Если хочешь, чтобы тайна осталась тайной, не делись ни с кем. Но дело было еще и в том, что Надежда не была уверена, что кто-то сможет ей помочь. А вот лишний раз сообщить, что она дура непроходимая, – это пожалуйста.

Но все же она рассказала Вике все. Просто потому, что носить эту тяжесть в себе не было уже никаких сил.

Конечно, Вика орала. И ругалась, и перебивала, и причитала, и в результате вынесла свой приговор:

– Таких дур еще поискать. Вместо милиции, вместо частного сыщика, который обошелся бы не в пример дешевле, ты впряглась в кабалу. Да найти твоего папашу-афериста – раз плюнуть. Выясни у своей ненормальной мамочки его данные, и сдадим голубчика кредитору. Это ж надо – выход она нашла! Долг чужой выплатить! Ты просто сумасшедшая. Тут столько выходов из этой ситуации, а ты бьешься лбом о кирпичную стену и ждешь, пока дыра образуется. Знаешь, где в результате будет дырка?