Валькины друзья и паруса - Крапивин Владислав Петрович - Страница 14

Валька выключил вентилятор и бодро сказал:

– Ну, ты отлично выглядишь! Давай садись. Я тебя долго мучить не буду. А ветер я сделал нарочно, чтобы как на море.

– Хороший ветер, – заметил Андрюшка и повеселел.

Он опять устроился на кнехте, а Валька послал на него шуршащий воздушный вихрь. Воротник рванулся и захлопал, как синий флаг.

Андрюшке не сиделось спокойно. Он ворочался, двигал локтями, крутил головой, не мог поставить как следует ноги. «Что ты крутишься, как флюгер!» – чуть не сказал Валька. Но не сказал, а схватил карандаш и лёгкими длинными штрихами начал набрасывать Андрюшкину фигурку. Одну, вторую, третью. Скорей, скорей!

Это самое лучшее, что можно сделать. Пусть Андрюшка вертится, а он будет рисовать. Потом он выберет, что нужно. Так же, как на киноленте выбирают лучший кадр для фотоснимка…

Первый набросок был совсем неудачный: голова вскинута, сам Андрюшка подался назад, локти растопырены и колено торчит из-под руки острым углом. Остальные были лучше, но и они казались не очень хорошими. И Валькин карандаш метался по бумаге ещё и ещё.

Для Вальки время летело. А для Андрюшки оно, видимо, тянулось до ужаса медленно. И он не выдержал наконец:

– Валь, сколько уже на часах?

Было половина пятого. День за окнами начал синеть.

– В пять по телевизору мультик будет, – нерешительно высказался Андрюшка. Валька устало распрямился:

– Ладно. Хватит. Беги смотреть телевизор.

– Получилось у тебя?

– Да. Спасибо, Андрюшка.

На самом деле он не был уверен, что получилось. Белый лист ватмана пестрел Андрюшкиными фигурками, но ни про одну из них Валька не мог сказать: «Это та».

Когда Андрюшка ушёл. Валька взглянул на листок снова. Внимательней и спокойней.

И удивился.

Первый набросок вдруг показался ему удачнее всех. Именно здесь Андрюшка выглядел очень живым. Словно что-то увидел он над собой, вверху, и, чуть откинувшись, смотрит с удивлением.

«Шхуна!» – вдруг понял Валька. Шхуна подошла к самому берегу, и мачты её кажутся Андрюшке высокими, как старые сосны.

Но парусники не подходят к берегу так близко при волне и ветре. Это же смертельно опасно!

И всё-таки пусть подойдёт. Пусть шхуна возникнет у самого берега, выйдет из влажного тумана и нависнет парусами над изумлённым мальчишкой… А потом, накренившись влево, уйдёт вдоль берега в штормовую мглу. На то она и легенда океана.

Пусть паруса и мачты займут почти весь рисунок и станут громадными. И не тёмными они будут, а светлыми, почти белыми на фоне рваных облаков и свинцовых волн.

Валька сгрёб со стола все листы и вытащил альбом. Теперь можно было рисовать уже в альбоме.

А когда-нибудь позже Валька напишет акварелью большую картину.

Паруса и железо. Вечер

На альбомном листе рисунок получался просто здорово. Вернее, начал получаться. Всё выходило так, как Вальке хотелось. И чтобы не спугнуть удачу, он решил не торопиться, закончить его потом. Завтра или послезавтра.

Валька взглянул на тонкие мачты, на мальчишку со вздыбленным воротником матроски, улыбнулся им как живым. И прикрыл альбом.

Было уже около восьми часов. Мама и отец давно пришли с работы, но Вальке не мешали. В соседней комнате они вели долгий разговор о том, что, получив зарплату, необходимо купить Вальке новое пальто, недорогое, но хорошее, потому что старое уже совсем…

– Не надо пальто. Купите лучше транзистор, – подал голос Валька. Транзистор ему был абсолютно ни к чему, просто захотелось подурачиться.

– Ещё не легче, – откликнулась мама, и после этого за дверью наступило молчание. Оно было негодующим и укоризненным.

– Хорошие такие транзисторы продаются, – жалобно сказал Валька.

– Совершенно не понимаю эту современную моду! – возмутился отец. – Таскать на животе громкоговорители и оглушать улицу разными твистами!

– Лучше бы вспомнил, на что похоже твоё пальто, – вмешалась мама. – Ты в нём на беспризорника похож. У других дети как дети. Вот Саша приходит – посмотреть приятно…

Пришёл Сашка, и Валька захотел, чтобы родители выглянули из своей комнаты и посмотрели. Пальто на Бестужеве сидело каким-то удивительно перекошенным образом, верхняя пуговица висела на ниточке, а шапка лихо съехала на левый бок. При этом Сашка сохранял невозмутимый вид.

Валька оглянулся на дверь. Родители понизили голоса и не показывались. Жаль. Но не звать же их, чтобы нарочно посмеяться над Сашкой.

Бестужев сел верхом на стул, поискал в кармане платок, не нашёл и шапкой начал протирать запотевшие очки. Он был явно не в духе. Наверно, облачное небо помешало его астрономическим наблюдениям.

– Разденься, – сказал Валька.

– Не буду. Я сейчас пойду. Что по немецкому задано? Я не записал.

– Завтра нет немецкого. Завтра арифметика, русский, рисование…

– Да знаю я, он послезавтра. А когда готовить? Завтра опять металлолом собираем. Забыл?

– Какой ещё металлолом? – недовольно сказал Валька.

– Обыкновенный. Такой же, какой в субботу собирали, когда ты не пришёл.

– И не приду, – буркнул Валька. – Надоело уже до зелени в глазах. Одно и то же…

– Ну и дурак, – отрезал Бестужев. – Вот обскачет нас пятый «Б», кому лучше будет?

– А кому хуже?

– Нам хуже.

– Почему?

– Что ты из себя глупого балбеса изображаешь?

Валька подумал, что умных балбесов не бывает, но вслух повторил:

– Ну, скажи почему?

– Потому что соревнование, – устало сказал Сашка.

– Очень полезное соревнование. Консервные банки ищем. А на пустыре за Андрюшкиным домом старый башенный кран валяется. Разобрали и бросили. Он уже полгода ржавеет. Уже в газете писали. А потом говорят: нужен металл.

– Нужен, – сказал Сашка.

Вот и поговори с ним. Валька даже разозлился.

– Ну и ройся в свалках, если нравится.

– Нравится. По крайней мере, весело. Не то что одному дома торчать.

– Кому что… – сказал Валька.

– Конечно. Только могут подумать, что кое-кто плюёт на весь отряд.

– Отряд… – сказал Валька. Даже без насмешки. С грустью. – При чём здесь отряд? Просто пятый «А». Даже барабана нет…

– Вот горе-то!

– «Кто не придёт на сбор, пусть без родителей в школу не является», – голосом Анны Борисовны произнёс Валька.

Сашка промолчал. Что уж тут скажешь.

– А Равенков ходит как фельдмаршал. «Встать! Сесть! Смирно!» Думает, если в военное училище собрался, значит, уже полководец… Вот у нас в лагере был вожатый сводного отряда…

– И пятнадцать барабанов, – вставил Сашка.

– Девятнадцать, – сухо сказал Валька и в упор посмотрел на Бестужева. Сашка опустил глаза.

– Вожатый у нас так себе, – согласился он. – Только я не про него, а про ребят говорю. Они-то чем плохие?

– А я разве сказал – плохие?

– Не сказал. Только они идут железо таскать, а ты дома рисуешь.

– Рисую, – с вызовом сказал Валька. – Когда каток заливали, я не рисовал, а работал, хоть у меня и коньков-то нет. А ерундой заниматься мне неохота. Жестянки собирать. А кран лежит и ржавеет. Сколько в нём тонн? Пусть сперва его переплавят, а потом банки.

– Переплавят и кран и наши банки. И, между прочим, парусные корабли сейчас тоже строят из железа. И даже десяти кранов на один корабль не хватит.

– Между прочим, не строят. Из железа не строят. Раньше строили, уже давно. Были стальные барки. А сейчас баркентины с деревянными корпусами.

– Не верится что-то.

– То, что у кометы голова из ледяных глыб, тоже не верится. А я ведь не спорил, когда ты говорил.

Сашка молчал.

– Я тебе говорю не о кометах, а о тебе, – наконец возразил он. – А ты всё виляешь.

– Не надо обо мне много говорить, – тихо сказал Валька и с тревогой почувствовал, что Сашка ему неприятен.

– Хорошо, – сказал Сашка тоже тихо и спокойно.

Валька выволок из угла портфель и вытряхнул на стол тетрадки и книги. Только так можно было достать из набитого портфеля дневник.