Давно закончилась осада… - Крапивин Владислав Петрович - Страница 59

– Идем?

Теперь они пошли не к большому входу, а к узкому проему в боковой стене. Здесь был высокий, по колено, порог. В Коле вновь проснулся прежний петербургский мальчик (тот, что вспомнился недавно при разговоре с французами). Он вспрыгнул и отработанным жестом протянул руку Саше. И она – ну в точности как Оленька! – легко и ловко приняла его помощь. Наверно, в каждой девочке, независимо от звания-воспитания, прячется принцесса.

Они спрыгнули в колючую траву, глянули друг на друга и рассмеялись.

– Ты о чем это так ловко говорил с теми приезжими?

– А… больно много о себе думают. Будто их Франция пуп Земли, а мы дикари. Ну, я им напомнил одну книжку, чтобы носы не задирали…

– Какую книжку?

– «Всеми гонимые»… Да я же тебе рассказывал о ней. Про Козетту… А еще там есть Гаврош, мальчишка такой. Он во время боя, под выстрелами, собирал пули для ружей. Ну, как здешние ребята во время осады…

– Значит, он против наших воевал?

– Нет, это еще раньше было… А та девица вдруг сказала, что я похож на него.

Саша скользнула по нему глазами:

– Такой же смелый?

– Нет, наверно, такой же… языкастый… – И засмеялся опять.

А Саша спросила без улыбки:

– А он уцелел там, под пулями?

Коля вдруг ясно ощутил ее тревогу. И хотел сперва соврать: да, уцелел. Или можно было сказать: «Не знаю, не дочитал». Он ведь и правда читал роман лишь урывками. Трудно все же одолеть такой пухлый том по-французски. Татьяна Фаддеевна выписала эту книгу через симферопольский магазин, у которого были связи с Францией, и сказала, что русского перевода еще, видимо, нет. То, что Коля не прочитал, она пересказывала ему по вечерам, полагая, что столь увлекательная и нравоучительная книга будет весьма полезна для мальчика. И могло случиться, что Коля и вправду не знал бы еще судьбы Гавроша. Но сейчас врать было невозможно. После того, как только что побывал в святом месте…

– Нет, он погиб…

Коля заметил, как Саша украдкой сцепила пальцы замочком: от дурной приметы.

– Тогда не надо.

– Что не надо? – неловко сказал он.

– Чтобы ты был похож…

У Коли почему-то – мурашки по спине. Он бодро тряхнул головой:

– Ну, а теперь куда?

Обогнули храм по теневой стороне. Открылось еще одно здание. Красивое такое, с наружной лестницей, сводчатыми окнами, с крестом над крышей.

– А там что? Церковь?

– Нет, там настоятель монастыря живет и монахи. А церковь вон… – Саша вытянула руку к невысокому зеленому куполу с золоченым крестом. – Это храм Семи Священномучеников, его тоже недавно построили…

– Ты в нем была?

Саша виновато вздохнула:

– Ни разу. Один раз подошла, но он оказался закрыт до вечерней службы, а ждать не было времени… Коля…

– Что?

– Я… Тут еще одна церковь есть. В нее я всегда захожу. Она… будто моя… Хочешь, зайдем?

Он удивился ее голосу – и смущенному, и с непонятной тайной. Торопливо кивнул. И опять она взяла его запястье тонкими теплыми пальцами.

Снова пошли мимо недостроенного храма. Теперь уже не было видно ни французов, ни сторожа. Полная пустота и солнечная тишина, которой не мешали ни шорох моря, ни трескотня кузнечиков. Мимо штабелей из брусьев инкерманского камня, мимо груд из бревен и досок, а потом через гущу жесткой и высокой сурепки вышли на берег Карантинной бухты. Шхуна, что недавно верповалась с моря, уже стояла теперь у ближнего причала. А за бухтой увидел Коля холм, белые заборы и крыши Артиллерийской слободки. Совсем недалеко. Казалось, будь тут мост, добежать можно в несколько минут. Свой дом Коля не разглядел за соседними крышами, но Сашин и Маркелыча – вот они… Саша, однако, тянула его вдоль берега, направо.

Здесь, в зарослях дрока, стояли развалины. Можно было угадать, что это церковь, только снесенная снарядами наполовину. Остался нижний этаж, его верхние кромки поросли полынью.

– Это церковь Святой Ольги, – шепотом сказала Саша. – Ее освятили за год до войны. Потом пришли французы, засели в ней и стали обстреливать нашу сторону из ружей. У них ружья шибко далеко бьющие…

– Штуцера…

– Ну да… Тогда наши с Шестого бастиона да с редута «Ростислава» по ним из орудий…

– По церкви-то…

– Когда война, разве глядят, где церковь, где что… Всю как есть поразбивали, теперь уж, наверно, заново не построят…

– Это и есть твоя церковь? – тем же, что у Саши, шепотом спросил Коля.

– Да… Пойдем в нее?

– Пойдем…

Вход сплошь зарос цветущим дроком. Саша и Коля пролезли вдоль стены, между каменным косяком и колючими мелколиственными плетями (они цеплялись за воротник). Из дверного проема дохнуло каменной прохладой и влагой. Внутри было полутемно, хотя сквозь заросшие окна и пробоины пробивались тонкие лучи.

Потолок первого этажа сохранился, только змеились по нему густо-черные трещины. Стены казались закопченными. У них всюду были навалены земля и камни. Местами – до половины высоты.

Коля постоял – глаза привыкали к сумраку. Саша ждала рядом. Потом тепло шепнула ему в ухо:

– Нам надо туда, – и потянула за руку.

По земляной груде с битыми кирпичами они поднялись к неглубокой полукруглой нише. Она была похожа на заделанное окно. Из окошек напротив падал сквозь листву зеленоватый свет. Он мягко вымывал из сумрака роспись на побитой штукатурке. Видна была голова Богородицы в темном платке, очерченном тонким нимбом. Большие глаза ее были печальными и тревожными. А еще различим был Младенец. Он прижался к плечу Матери, поднял голову и смотрел ей в лицо. Выражение глаз было таким же, как у Богородицы. Так, по крайней мере, виделось Коле в этом зеленоватом таинственном полусвете. Маленькая ладонь мальчика лежала у мамы на плече. На нее падал тонкий луч, и она светилась, словно крыло светлой бабочки…

– Это я нашла в прошлом году еще, тихонько сказала Саша. – И расчистила…

– И с той поры приходишь сюда? – понятливо шепнул Коля.

– Да… В уцелевшие-то церкви много людей ходят, а сюда никто… Мне кажется, им тут грустно совсем без людей… – Она вытянула руку, пальцами осторожно провела по верхнему краю росписи, над чуть заметными нимбами Иисуса и Марии. – Вот я и прихожу. И свечку им ставлю…

В самом деле на нижнем уступе ниши лежал крошечный восковой огарок.

– Если хочешь, тоже поставь… – чуть слышно предложила Саша.

– У меня же нету…

– Я взяла…

У Саши была такая же, как у Коли, холщовая сумка. В ней лежала половинка круглого хлеба и заткнутая тугой бумажной пробкой бутылка с квасом. (Коля несколько раз рыцарски предлагал: «Давай понесу», но Саша говорила: «Вот еще. Мне вовсе не тяжело».) Теперь Саша достала из сумки две похожие на желтые карандаши свечки и красную бумажную коробочку. Коля знал, что? на ней написано:

– Хочешь, зажги…

Коля хотел. Он любил зажигать спички. Умело царапнул головкой о картонку-чиркалку. От головки отлетела горящая крошка, клюнула его в рубашку, но, к счастью, не прожгла. Палочка загорелась едким шипучим огоньком.

– Давай… – Коля оплавил нижние концы свечек, укрепил их на каменном выступе. Близко друг от друга. (ведь он и Саша тоже были рядышком). Придвинул горящую спичку (уже вторую) к одному фитильку, к другому. С тихим треском зажглись два ярких язычка. От их дрожащего света лица на фреске словно ожили, в глазах блеснули искорки.

Саша быстро встала на колени. Коля постоял, потом, спохватившись, опустился рядом – коленями в земляные и кирпичные крошки. Что-то острое попало под левую коленку, но он не шевельнулся. Саша неразборчиво шептала рядом. Коля не помнил ни одной подходящей молитвы. Он перекрестился и, глядя на два строгих освещенных лица, мысленно спросил:

«А почему вы позволили расстрелять эту церковь?»

Потом виновато опустил глаза. Разве он имеет право задавать Им такие вопросы?.. А может быть Они специально сделали это, чтобы он и Саша оказались здесь вдвоем? Чтобы наступила вот эта минута, немножко похожая… да чуть-чуть похожая на венчание… Или как это называется – «обручение»?.. От такой грешной мысли у Коли полыхнули уши. Он покосился на Сашу: не догадалась ли?