Давно закончилась осада… - Крапивин Владислав Петрович - Страница 60

Она легко встала.

– Идем, Коля. А свечки пусть горят…

Снова обнял их солнечный воздух с запахом южных трав и моря. Теплый ветерок приподнял Колин воротник, мотнул Сашино платье с частыми оборками ниже колен, сбросил с ее головы на плечи белую косынку.

Сквозь всякие чертополохи Коля и Саша прошли шагов двести и оказались у остатков серой крепостной стены. Они торчали из земли обглоданными зубцами, словно хребет притаившегося под землей исполинского дракона. Кое-где камни густо опутывало желтое мелкоцветье дрока. Местами к камням прижималась высокая полынь. Среди травы цвел синий цикорий… Здесь Коля сделал первую находку. Башмак его зацепился за какую-то скобку. Оказалось – полукруглая ручка глиняной амфоры с остатком горлышка и круглого бока. Под ободком горлышка были заметны зубчики выдавленного узора.

– Ой, да такого добра здесь сколько хочешь, – махнула рукой Саша. Но Коля как представил, что эту ручку тысячу лет назад держали в ладонях древние жители Херсонеса (может быть, такие же мальчики и девочки, как он и Саша), – сразу озноб между лопаток. Он сунул остаток амфоры в сумку.

– Пойдем к морю, – предложила Саша. – Там у берега волной намывает много всего.

Пошли вдоль стены – без тропинки, через всякие заросли. Саше-то ладно, она в чулках, а на Колиных икрах колючки оставляли белые царапины, а иногда и крошечные красные бусинки. Но он ни разу даже не пикнул. И в награду за терпение судьба наградила его новыми трофеями. Там, где стена была совсем низкой, на уровне локтя, Коля заметил на ее гребне, среди каменной крошки два черных кружка. Размером с мундирный гудзик. Не веря еще в такое счастье, он ухватил их, повертел перед глазами, потер помусоленными пальцами, почистил о штаны и рубаху (что, конечно, не прибавило его костюму чистоты).

– Саша, это же монетки.

– Ой, правда… У меня таких еще нету…

На черной меди проступали прямоносые греческие профили в шлемах с гребешками. Это с одной стороны. А с другой… На одной монетке, приглядевшись, можно было рассмотреть остроносый корабль с мелкой щеточкой весел и квадратным лоскутком паруса. На другой – какой-то запутанный клубок..

– Ох, Сашка… Это, кажется, змеи сплелись. Наверно, священные…

Саша часто задышала у Колиной щеки:

– Правда змеи… Ой, страх, как они сцепились…

– Опять «ой, страх»? Щелкну!

– Я нечаянно… А кораблик тоже красивый.

– Тебе что больше нравится? Кораблик или змеи?

– Не знаю…

– Тогда выбирай! – Коля подержал руки за спиной и протянул сжатые кулаки.

– Зачем? Обе денежки твои…

– Ты мне еще поспорь. Выбирай живо…

– Тогда вот… – Она мизинцем коснулась его костяшки на кулаке.

Саше достался кораблик. Она благодарно засопела, стиснула монетку в пальцах…

Потом они спустились к морю, под обрыв – узкой ломаной тропинкой среди желтых пластов известняка.

Обломки такого же камня валялись у воды. Источенные прибоем, в круглых впадинах и дырах, они похожи были на черепа морских чудовищ. Легкие волны с шорохом обтекали эти камни. Разбегались по крупной гальке и откатывались. После них оставались полосы шипучей пены с искрами в каждом пузырьке. Резко пахло водорослями. Их бурые груды были навалены среди камней. Над ними густо скакала какая-то мелкая живность, похожая на стеклянную крупу.

Саша села в тени обрыва. Достала из сумки квас и краюху, отломила кусок:

– Хочешь?

Коле не хотелось есть. Он поглотал из бутылки теплого кваса, постоял над Сашей, которая аккуратно жевала корочку. Они встретились глазами. Коля вспомнил, как только что они стояли в разрушенной церкви на коленях, рядышком. Как потрескивали свечки. Почему-то очень застеснялся, сбросил башмаки и, прихрамывая на каменных окатышах, пошел к воде. Волна залила щиколотки. Коля по очереди дрыгнул ногами и зашел поглубже. Соль защипала царапины, но не сильно, даже успокаивающе. Прохлада смыла усталость. Коля, расталкивая ногами воду, пошел вдоль берега. Новая волна приподнялась упругим пластом, замочила кромки штанов. Коля засмеялся, выбрался на гальку и пошел вдоль полос угасающей пены.

Здесь он увидел и отправил в сумку сразу множество интересных вещей. Громадную крабью клешню, несколько обточенных прибоем разноцветных камешков, пару черно-коричневых осколков херсонесской посуды с узором из квадратных завитков, ржавую шлюпочную уключину, почерневшую пуговицу с арабской вязью и большую деревянную пробку (наверняка от морского бочонка).

Он так увлекся, что на минуту забыл про Сашу. Она догнала его:

– Коля, смотри!

Он оглянулся. Саша безбоязненно держала за спину крупного краба. Протягивала Коле – прямо к лицу! Краб сердито шевелил клешнями. Коля взвизгнул и отскочил. Саша засмеялась:

– Ага, испугался!

– Я… не испугался вовсе. Просто от неожиданности. Суешь под нос…

Смех у нее мигом угас.

– Ты обиделся?

– Да ничуточки… Ну-ка, дай. Как его держать, чтобы не цапнул? – Это потребовало от Коли немалой храбрости: взять в пальцы такого зверя. Но он взял, хотя сердце колотилось. Краб задергался сильнее. Это живое шевеление передалось Колиной руке, и он ощутил в нем досаду и страх. – Давай отпустим. Зачем мучить…

– Я и сама хотела! Только решила сперва показать.

Посаженный на плоский камень краб заторопился и боком убежал в воду. Рядом с ним проскочили узкие рыбешки и колыхнулась похожая на большущую пуговицу медуза…

Коля обулся, и они с Сашей пошли рядом. Скоро обрывы сделались ниже, превратились в нагромождения желтых глыб. Среди них заметна была каменная кладка – арки и участки стен. Меж камней и у воды лежали несколько серовато-белых колонн. Они похожи были на великанские свечи или, пожалуй, на прямые березовые стволы, только без черных рубцов. Отдельно от колонн валялись их верхушки – капители – с причудливыми завитками из мраморных листьев.

Это вам не осколки посуды, это была настоящая монументальная древность! И Коля всей душой пожалел, что не может утащить домой хотя бы одну колонну. Поставить бы у калитки, увенчать капителью – и ты будто в Элладе времен Одиссея и Язона… Оставалось подобрать кусок мрамора, отколовшийся от каменного листа на капители. Кусок этот изрядно утяжелил сумку.

По камням сновали серые ящерки с мелким узорам на спинках. Взбегали по вертикальным выступам, словно их трехпалые лапки были смазаны клеем. Коля немало минут потратил, охотясь за ними, – хотел накрыть ладонью. Ни разу не удалось. Чего боялись, глупые! Он бы только подержал их чуть-чуть, поразглядывал и выпустил…

Пробравшись через глыбы, прошли по песку вдоль небольшой полукруглой бухты и опять отдалились от моря. Здесь по заросшим всхолмлениям снова потянулись остатки крепостной стены – такие же, как неподалеку от собора. В одном месте, среди полыни, различим был фундамент круглой башни.

Пошли вдоль стены, раздвигая коленями и животами полынь, – искали, где каменная кладка пониже, чтобы перебраться на ту сторону. Саша сказала, что в этих местах были главные городские ворота. Отец Кирилл рассказывал.

– Те самые ворота, к которым вещий Олег свой щит приколотил? – ахнул Коля.

Ему вмиг представилось, как Олег, стоя на седле верного белого коня, вгоняет обухом боевого топора гвозди в прижатый к воротам щит. Створки ворот сбиты из громадных дубовых плах с железными скобами. Щит – обтянутый красной кожей, окованный по краям и украшенный позолоченными шляпками. Посередке – золотистая узорчатая бляха. Сверху щит округлый, а внизу заостренный. Князь вбивает громадные гвозди в верхний край, а снизу щит подпирают копьями усатые дружинники. Голова у Олега запрокинута, шишкастый шлем сорвался в траву, русые волосы разметались по плечам. Коня пугают гулкие удары, он перебирает тонкими ногами. Наверно, это тот самый конь, из черепа которого потом выползла «гробовая змея»…

Конечно, потом жители Цареграда-Херсонеса оторвали Олегов щит и забросили в чертополох…

– Ох, Сашка, а вдруг он и сейчас где-то здесь валяется?!