Полотно темных душ - Бергстром Элейн - Страница 66

– У нас слишком мало времени для подготовки, – заявил он, – и я боюсь, что мы не сможем одолеть заклятья, лежащие на дверях часовни.

Моргот снова засмеялся.

– Нам это не понадобится. После нашего нападения на крепость я в течение нескольких дней обдумывал эту проблему и понял: ты носишь в себе печать Полотна, оно зовет тебя, сын.

– Невероятно! – воскликнул пораженный Джонатан. Моргот улыбнулся.

– Ты еще не почувствовал этого, но это так. Ты уже проник в часовню однажды, и ты сможешь сделать это еще раз, завтра, в ночь полнолуния. Ты поможешь мне освободить мои легионы, и они станут повиноваться тебе так же охотно, как и мне.

– А ты уверен? Ты совершенно уверен?

– Есть один способ проверить это – войти в часовню, – Моргот покачал головой и усмехнулся. – Ивар тебе не ровня, а эти старики тоже не смогут остановить тебя. Прочти это… – он положил перед Жоном свою книгу. – Прочти и ступай в крепость, – неожиданно закончил он и, открыв книгу на нужной странице, ушел. Джонатан молча всматривался в затейливые буквы.

К утру Джонатан выучил заклинание наизусть. Вынув из стоявшей на полу шкатулки птичье перо, он сжал его в руке и, мысленно сосредоточившись на воротах крепости, прочел заклинание от начала и до конца. Затем он сдул перо с ладони. Пещера вокруг него исчезла, и в воздухе прозвучал далекий удар грома.

Ивар и Доминик охраняли крепостные ворота, когда перед ними внезапно возник Джонатан. Крепость по-прежнему была окружена непроницаемо-плотным туманом, и монахи молились о том, чтобы Жон появился и помог им спастись. Теперь, когда юноша внезапно появился у ворот накануне полнолуния, они с подозрением взирали на него.

Ивар вышел за ворота и приблизился к Жону. Доминик оставался внутри, под защитой охраняющего крепость заклятья Ивара. Оба внимательно выслушали рассказ юноши о трагедии, случившейся в Линде, и обо всех остальных событиях, которые произошли с тех пор, как Моргот и Джонатан в первый раз появились у стен крепости в прошлое полнолуние.

– Я пришел проверить, правда ли то, что сказал мне отец. Он уверен, что на мне есть печать Полотна, – закончил он.

Ни Ивар, ни Доминик не казались удивленными, и Жон спросил:

– Значит, вы знали?

– Ты встанешь с нами сегодняшней ночью? – спросил Доминик, не ответив юноше. Жон покачал головой:

– Я должен снова войти в часовню и поговорить с душами Полотна.

– Мы не можем тебе этого позволить, – был ответ.

– Не можете? – Джонатан обогнул Ивара и без помех вошел в ворота, даже не замедлив шаг в том месте, где пролегала невидимая граница заклятья, наложенного для защиты крепости. – У вас нет выбора, – заметил он, продолжая двигаться к часовне.

Доминик бросился вперед, намереваясь задержать юношу, но Ивар, заметив в глазах Жона необычный блеск и новую, могущественную силу, удержал Стража.

– Заклятье на дверях часовни всегда было последним испытанием для того, кто чувствует Зов. Если он войдет внутрь, значит, он – один из Стражей, – объяснил Ивар, и они вместе стали смотреть, как Джонатан отодвигает засовы на дверях и беспрепятственно входит внутрь.

Воздух в часовне был сухой, давящий, и Джонатан почувствовал, как тает его решимость. Сделав над собой усилие, он шагнул вперед, так что только каменный алтарь отделял его от Полотна. Ему показалось, что складки Ткани смотрят на него в упор, ожидая, пока он вынесет себе приговор.

Он не станет этого делать, пока не станет. Джонатан зажег свечу и магическим жестом запер за собой двери часовни. Затем он повернулся лицом к Полотну, неподвижно замершему в тени массивной каменной плиты.

– Внутреннее противоречие… – прошептал он одними губами, а затем, с почтительностью и благоговением, впервые произнес имя матери: – Лейт!

Никакого ответа. Жон позвал снова, более властно, сосредоточив свою волю и силы, как учил его Ивар. Он почувствовал только легкое прикосновение, ничего больше.

– Отпустите ее! – приказал он, обращаясь к темным душам Полотна. – Дайте ей подойти ко мне, иначе я не стану освобождать вас!

Страшное в своей неподвижности Полотно шевельнулось. Джонатан почувствовал внутри себя присутствие Лейт, которое разливалось по всему его телу волнами такой горячей любви, какой ему никогда не доводилось испытывать.

– Дай мне увидеть тебя, мама, – прошептал он и, когда ощущение присутствия не исчезло, снял свечу с алтаря и поднес ее к Полотну.

На ткани, поверх других размытых и неясных фигур, появилось лицо женщины, так не похожее на его собственное. И все же в их глазах была какая-то общая печаль, и Жон подумал, что у них, должно быть, были схожие характеры. Он подумал о том, как легко сдалась Лейт, предпочтя смерть проклятью, и о том, как много раз ему грозила эта же печальная участь. Они с матерью были очень сродни друг другу: оба нерешительные, хрупкие, не приспособленные к жизни в этом мрачном и жестоком краю.

Запинаясь, боясь спугнуть легкую тень матери, он признался ей во всем, что сделал за свою короткую жизнь, рассказав обо всем зле, которое причинил жителям края его отец. Закончив свой рассказ, он спросил, что же ему теперь делать.

Ответ пришел к нему, как вода к мучимому жаждой, как пища – к страдающему от голода. Безмолвные вспышки озарений поведали ему о том, что уже хранилось внутри него, и Жон узнал, что главной его трудностью станет необходимость смириться с той жертвой, которую ему придется принести.

Джонатан хотел было перенестись обратно прямо из часовни, но потом он подумал о том, что в этом тесном пространстве большинство заклинаний, которыми он владел, не сработает. Выйдя из нее на двор крепости, он с тревогой посмотрел, как низко к горизонту успело опуститься солнце.

– Ты будешь с нами сегодняшней ночью? – снова спросил его Доминик.

Джонатан покачал головой, и Доминик пошел на него. Джонатан успел шепнуть ему:

– У меня нет времени обсуждать то, что должно быть сделано.

Затем из его руки выпало белое птичье перо, и он исчез. Доминик остался стоять, протягивая руки в пустоту.

Ивар с сожалением посмотрел на то место, где только что стоял Жон. Итак, он снова станет единственной защитой Стражей грядущей ночью. Однако магические умения Джонатана и печать Полотна, наличие которой он только что доказал им со всей убедительностью, делали его заклинания практически бесполезными. Несмотря на это неутешительное умозаключение, Ивар все же подновил запирающее заклятье – какая-то защита была лучше, чем вообще никакой. Несколько часов до захода солнца он потратил на то, чтобы выучить несколько новых заклинаний, которые, как ему казалось, могут пригодиться: сжигающее и замораживающее заклятья, магическая формула уменьшения силы противника, а также несколько заклинаний для воздействия на его волю и память.

Ивар решил также, что если Моргот одержит победу, ни он сам и никто из Стражей не станут пищей для освобожденных орд Моргота. Последнее заклинание он приготовил для монахов и для себя.

Пока не стемнело окончательно, Ивар размышлял о природе Моргота, о звуках, которые доносились из часовни во время последнего полнолуния, когда Моргот стоял под стенами крепости. Он решил, что слуги Моргота будут, скорее всего, столь же прожорливы и ненасытны, как и сам их повелитель.

Потом Ивар стоял в воротах крепости и смотрел на кружащийся туман, подсвеченный последними отблесками умирающего заката. Он думал о Джонатане, о его возросших возможностях и о нелегком выборе, который им обоим предстоит сделать сегодняшней ночью.

– Ты оказался во всем прав, отец, – сказал Джонатан, когда Моргот снова появился в сталактитовой пещере сразу после захода солнца. – Одного моего слова оказалось достаточно, чтобы все заклинания Ивара перестали действовать на меня. И на мне есть печать Полотна. Я смог войти в часовню.