Врата Мёртвого Дома - Эриксон Стивен - Страница 77

– Как ты это называешь? – пробормотал Баудин. – Любовная игра?

Девушка пожала плечами.

– Я не давал обетов никакому богу, – закончил он.

– Ты уже говорил так и раньше. Но заметь: тебе еще ни разу так и не удалось мною воспользоваться, Баудин. Может быть, ты предпочитаешь мужчин? Мальчиков? Что ж, в таком случае, брось меня на живот, и ты не почувствуешь никакой разницы.

Громила поднялся на ноги, не сводя удивленных глаз с девушки. По прошествии нескольких секунд его лицо приняло каменное выражение – на нем невозможно было прочитать ни единой мысли. Затем он двинулся к палатке – палатке, которая принадлежала Фелисин…

Девушка про себя улыбнулась, подождав около сотни ударов сердца, а затем последовала за ним.

Руки Баудина неуклюже дотронулись до ее тела; было похоже на то, что они старались быть нежными, однако не знали, как это сделать. За считанные секунды любовники сорвали друг с друга лохмотья, оставшиеся от одежды, и Баудин принудил ее лечь на спину.

На девушку посмотрели холодные, непроницаемые глаза с широкого бородатого лица; Баудин взял в свои огромные руки ее груди и прижал их друг к другу.

Как только он в нее вошел, скованность сняло как рукой. Баудин в своих движениях и желаниях потерял человеческий облик; в нем проснулся звериный инстинкт. Громила делал это грубо, однако совсем не так, как Бенет и большинство его друзей.

Он быстро кончил, опустив на девушку свой недюжинный вес; его тяжелое дыхание отдавалось жаром у самого уха. Однако девушка даже не думала беспокоить Баудина: она вся превратилась в слух, ощущая на себе каждый вздох, подергивание каждого мускула засыпающего человека. Фелисин даже не ожидала, что он сдастся так легко; никто не мог предвидеть, что Баудин так быстро окажется беспомощным.

Медленно-медленно рука девушки поползла в сторону, нащупывая припрятанный в песке около матраса кинжал. Она заставила себя дышать тихо-тихо, однако ничего не могла поделать с бешено колотящимся сердцем. Баудин уснул как мертвый. Фелисин медленно вынула лезвие из ножен, схватив рукоятку так, чтобы железный кончик смотрел на тело своей жертвы. Глубоко вздохнув, она задержала дыхание.

Рука Баудина поймала ее запястье как раз в тот момент, когда она замахнулась для удара. Громила моментально вскочил на ноги, заломив девушке руку и выкрутив ее так, что она упала на колени и скорчилась от боли. Вслед за этим последовал сильнейший удар ногой в спину.

Клинок выпал из пальцев и оказался на песке.

– Полагаешь, я не знаю, сколько у меня хранится инструментов? – прошептал он. – Думаешь, что ты осталась для меня загадкой? Кто же еще мог стащить перо для горла?

– Ты оставил Бенета на смерть, – девушка не видела лица Баудина, начав говорить, и была благодарна богам за это.

– Нет, милочка, я убил ублюдка своими собственными руками: его шея хрустнула, подобно тонкому тростниковому стеблю. Конечно, он заслуживал гораздо большей боли – что-то медленное и ужасное, но у меня абсолютно не хватало времени. Бенет не заслужил милосердия, однако тем не менее получил его с моей стороны.

– Так кто же ты?

– Не важно: мужчина или мальчик. Но я буду притворяться, это у меня очень хорошо получается.

– Я закричу…

– Сон Геборийца не так-то просто прервать. Он мечется во сне и видит грезы. Я шлепнул старика по лицу – тот даже не дернулся. Поэтому можешь кричать – в конце концов, что такое крики? Они свидетельствуют об оскорблении… Не думал, Фелисин, что тебя еще можно хоть чем-то оскорбить.

Девушку почувствовала, как ее захлестнула волна безнадежности. «Опять все начинает повторяться. Но если я постараюсь, то смогу пройти и сквозь это испытание; когда-нибудь мне все начнет нравиться».

Баудин ослабил хватку и поднялся на ноги. Девушка перевернулась на спину, уставившись на громилу. Он подхватил с песка кинжал и двинулся к выходу. Улыбнувшись, громила бросил:

– Прости, если ты осталась разочарованной. У меня не было настроения…

– Тогда зачем…

– Чтобы удостовериться, что ты ничуть не изменилась, – эта мысль не потребовала завершения. – Поспи немного, девушка.

Оставшись в одиночестве, она свернулась на матрасе. Девушку охватило странное онемение. «Увидеть, что ты до сих пор… Да, до сих пор… Баудин знал об этом абсолютно точно. Он просто хотел продемонстрировать себя, девушка. Ты, глупая, думала, что сама сможешь его использовать. Он знал обо всех твоих планах, пойми… Надо тщательней все обдумывать».

Худ – пожиратель отрезанных от мира душ – приближался к ним по волнам. Он ожидал своего слишком долго, и развлечения, которыми раньше являлись их ужасные мучения, перестали его забавлять. Пришло время приблизиться к Вратам.

Фелисин побелела и иссохла подобно выброшенным на берег водорослям, которые в огромном количестве лежали вокруг. Девушка присела на берег и посмотрела за горизонт. Над водой покачивались облака, сверкала молния и гремел гром. Вдоль линии рифов вздымалась пена, яростно обрушиваясь на песок.

Часом раньше Гебориец и Баудин вернулись с обследования берега, притащив за собой корпус какой-то весьма потрепанной лодки. Она была очень старой, однако спутники говорили что-то о постройке плота… На самом же деле это обсуждение было похоже больше на пустую болтовню: ни у одного из них не оставалось сил для подобной работы. К рассвету все начнут умирать – это было так же ясно, как тот факт, что рассвет все равно обязательно наступит.

Фелисин внезапно догадалась, что Баудин умрет последним, если бог Геборийца не вернется и не вызволит свое своенравное дитя. В конце концов Фелисин пришла к твердому убеждению, что в первую очередь смерть заберет именно ее. А она абсолютно никому не отомстила – ни Баудину, ни сестре Тавори, ни извращенной Худом Малазанской империи.

Странная волна света появилась между бурунами, сокрушающими рифы. Она вырвалась, вертясь по кругу волчком: в длину этот сноп огня достигал одной мили, а в ширину – тридцати шагов. Искры, вылетающие из него в огромном количестве, падали в море с громким шипеньем. Гроза с такой силой ударила по берегу, что затрясся даже песок. Вспышка летела прямо по направлению к ним.

Внезапно Гебориец бросился к девушке: на его жабообразном широком лице появилась гримаса ужаса.

– Это же магия, девушка. Беги!

В ответ послышался ее дикий хохот; Фелисин не двигалась с места.

– Оно слишком быстрое, старик. Завыл ветер.

Гебориец повернулся лицом к приближающейся волне. Он прорычал проклятья, однако бешеный рев и ветер отнесли их в сторону; в мгновение ока старик прыгнул и закрыл собой беззащитное тело Фелисин. Лицо Геборийца осветилось голубым сиянием, которое все более усиливалось по мере приближения огня. Достигнув берега, пламя окружило старика, будто он был вершиной каменного пика. Гебориец пошатнулся; его татуировки в течение некоторого времени горели ярким огнем, а затем видение пропало.

Несмотря на свою угрожающую силу, волшебство осело на песок и растворилось в воздухе.

Гебориец ослаб и упал коленями на песок.

– Это не моя заслуга, – внезапно произнес он в полной тишине. – Отатарал, конечно! Нечего бояться – совсем нечего!

– Там!!! – крикнул Баудин.

Лодка каким-то чудесным образом миновала рифы и в настоящее время двигалась по направлению прямо к ним. Ее одинокий парус был охвачен огнем. Волшебство оставило отметины по всему корпусу, подобно укусам ядовитой гадюки; причалив к берегу, лодка очистилась от магии окончательно. Мгновение спустя дно царапнуло по грунту, и «Рината», покачнувшись, замерла на месте. В мгновение ока на палубе появились две фигуры, пытаясь сбить горевший парус. Материя скользнула по ветру подобно огненному крылу, немедленно погаснув, как только коснулась воды. Остальные моряки перепрыгнули через борт и очутились на земле.

– Который из них – Антилопа? – спросила Фелисин. Гебориец отрицательно покачал головой.

– Ни один, однако тот, кто слева, – это маг.