Четвертый вектор триады - Белов Юрий - Страница 24

— Ну, я не знаю… В школе нам об этом почему-то ничего не говорили!

— Это и не странно. Высшие считают, что рядовым гвииам ни к чему знать лишние подробности. Поэтому то, что ты сейчас услышишь, не стоит обсуждать с друзьями.

— Да, отец.

— Большинство населения нашего слоя считает, что Промежуток подобен другим интервалам. То есть он — всего лишь соединительная пленка, разделяющая миры с разными условиями существования. Это не так. Он гораздо обширнее любого интервала и состоит из десятка слоев, слипшихся до состояния неразделимого месива. В предвечные времена именно здесь рождалась Вселенная. Гдигм, Гасшарва, а впоследствии и наш Уржугр были построены путем выделения их из структуры Промежутка. Как ты знаешь, в интервалах нет пространства, а значит, и обитателей. А здесь, над нами, обретаются многие тысячи существ. В большинстве своем это бывшие жители Питательного Слоя, расставшиеся со своими телесными оболочками. Умерев там, они проваливаются в Промежуток, и с них медленно сползают ошметки вожделений и страстей, накопленных за недолгую жизнь. Весь фокус в том, что они вполне осознают происходящее и мучаются, переживая прошлые чувства в десятикратно усиленном виде. Страдания тем сильнее, чем яснее для них невозможность удовлетворения. Ведь в этот момент у них нет никакого, даже плохонького материального тела, а память, безжалостная память прошедшей жизни, при них… Вот какие чувства прорвались в тебя перед вкушением Золотой Росы. На самом деле этот знаменитый коктейль не так уж хорош. Просто смешивают все виды, имеющиеся на данный момент. Эффект высшего наслаждения достигается не самим вкушением, а предварительной инъекцией. Как когда-то сказала твоя мать: «Счастье есть не в удовлетворенье, а в способности страстно желать!»

Мрак Ондр замолчал и испытующе посмотрел на сына.

— Я надеюсь, тебе не нужно объяснять, что слово «счастье» употреблять не принято. И вообще, все, что ты слышишь дома, не должно достигать чужих ушей.

— Я знаю, папа. — Зазрак помолчал, перерабатывая новую информацию. Картина получалась прелюбопытнейшая. — У меня вопрос, — продолжил он через минуту. — А куда, в таком случае, после смерти попадаем мы?

Некоторое время отец смотрел в стену тяжелым, остановившимся взглядом.

— Об этом тоже не принято говорить. И вообще, на сегодня с тебя достаточно. Меня начинает заботить твоя излишняя любознательность. Ондры никогда не страдали склонностью к философствованию. Достаточно знать, что все и всегда совершается по плану и велению Самого.

Генерал снова приложил руку ко лбу, давая понять, что эту часть разговора считает законченной.

— Давай поговорим лучше о твоих планах на будущее. До окончания школы остается чуть больше двух циклов.

— Ты, отец, конечно, хочешь, чтобы я пошел по твоим стопам. Но я пока не уверен в своих пристрастиях.

— Дело здесь не в юношеских пристрастиях и увлечениях. Ты должен выбрать себе ДЕЛО. Дело, которое было бы по-настоящему важным. Дело, в котором ты смог бы проявить свои мужские качества. Конечно, военная карьера — не вкушение росы. Мне часто приходилось получать удары и взыскания, терпеть несправедливости и лишения. Но я твердо знал, что моя работа нужна всем в Гвингорме. Ты представляешь, что с нами было бы, одержи игвы победу? Все гвины стали бы рабочим скотом. Не рабами, сносное обращение с которыми вызвано неопределенностью на фронте. Мы стали бы скотиной, расой без родины и гордости, народом без самосознания и уицраора.

Это было убедительно. Зазрак вспомнил недавнее празднование Дня Национального Самосознания, когда сотни тысяч гвинов вышли на улицы, и в свете чадящих факелов над ними простерся их уицраор Гвинторс. Его гигантское чешуйчатое тело ворочалось в сумраке Промежутка десятками чудовищных колец. Его огромные перепончатые крылья взбивали пространство, как мутный, терпкий напиток. Коктейль Гордости и Единства. Коктейль Поклонения и Самопожертвования. Могучий змей выдыхал струи пламени из обеих своих пастей, его громовой рык сотрясал всех и вся. И все пели. Пели со слезами на глазах и комком в горле. Хрипели, сипели, подвывали, но не замечали этого. Слова рвались из глубины, из разливающегося моря всеобщего самоуничижения. Гвины падали на колени и клялись отдать все свои силы, всю свою жизнь до последней капли родному уицраору и его первому слуге Великому Гвину! Ну разве способны на такое подлые игвы, жалкие гурхи и грязные, полудикие сукхи? Нет! Только мы! Только Гвингорм! Только Гвинторс!!! И на страже всего этого стоят верные сыны Отечества. Бесстрашные и могучие.

Зазрак вдруг вспомнил выпученные глаза «капрала» отвисшие челюсти его приятелей, и мир с хрустом рухнул в грязь. Мордой.

Видимо, последовательность чувств ясно отразилась на его лице. Во всяком случае, отец нахмурился и забарабанил пальцами по столу.

— Я понимаю, — поспешил успокоить его сын, — защита своей страны — самая важная из всех мужских профессий.

— Не только защита! Тот, кто уходит в глухую защиту, неизбежно проигрывает. Армия, как, впрочем, и отдельный боец, должна уметь нападать. Нападать стремительно и неотвратимо. Использовать каждую ошибку врага, каждую лазейку в его обороне. Если не мы их, то они нас! Таков закон.

— Отец! Но ведь игвы, дигвы, гурхи и другие расы, подобно нам, созданы Самим Гагтунгром Величайшим. Зачем же нам непрерывно воевать? Зачем истреблять друг друга?

— Ты повторяешь ошибку многих. Поберегись, все они плохо кончили! Что бы мы из себя представляли, если бы не грозили нам чужие уицраоры? Мы превратились бы в толстых, изнеженных баб, вкушающих росу и Друг друга и ничего более не делающих. Угроза завоевания дисциплинирует нацию. Только страх управляет обществом. Только страх заставляет делать нечто, противоречащее желаниям. Так может ли существовать мир без войн?

— Ты прав, отец! Я не могу вообразить себе такой мир.

— Вот именно. — Отец помолчал. — Я не тороплю тебя. Думай, выбирай. Но помни, какого решения я от тебя жду. А теперь не хочешь ли несколько советов о женщинах?

— О да! Мое сближение с Хармой было слегка неожиданным…

— Это наилучший вариант. Я презираю хлюпиков, страдающих из-за невнимания со стороны какой-либо юбки. Ниже нашего достоинства молить о взаимности. Мы можем лишь отвечать на их интерес. Испокон веку женщина пытается подчинить себе мужчину. Она прибегает к сотням способов воздействия, изощреннейшим уловкам и хитростям. Движение к заветной цели для нее — все. Наибольшее удовольствие она получает от ощущения постоянной зависимости, в которую ввергнут пойманный мужчина. Но вот она достигает безраздельного господства и… ощущает себя жестоко обманутой. Вместо вожделенного мужчины она становится обладателем толстеющего, дурнопахнущего домашнего животного, во всем послушного ее воле и никому не интересного. Вместо норовистого самца-господина, одержать победу над которым она так хотела, в ее доме оказывается лысеющий полуимпотент, тихий и капризный. Женщина — узел противоречий. И это ее главная беда. Не пытайся подстроиться под ее желания, будь самим собой. Помни, что заинтересовал ты ее именно своей независимостью и самостоятельностью, умением принимать решения и действовать несмотря ни на что. Пусть не тяготеет над тобой страх разрыва. Если она уйдет — найдется другая. Настоящим мужчинам не грозит одиночество.

Мрак Ондр замолчал и про себя добавил: «Хотя очень часто одиночество — их нормальное состояние».

— Пора отдыхать, сын. — Генерал встал и похлопал Зазрака по плечу. — Хайле!

— Хайле, папа! Я подумаю над твоими словами.

Дверь за отцом закрылась почти одновременно с треском телефонного аппарата.

— Привет, Заз! — раздался в трубке голос Хармы. — Ложишься спать?

— Ну да. По крайней мере, других планов у меня не было.

— Я собралась на ночную прогулку. Боюсь, она будет небезопасной. Хочешь со мной?

Голос Хармы звучал немного неестественно, как будто она говорила не совсем то, что хотела сказать на самом деле.