Четвертый вектор триады - Белов Юрий - Страница 25

— Что-то случилось, Лу?

— Случилось. Пожалуйста, будь напротив моего дома через десять минут.

Зазрак повесил трубку и, не раздумывая, перемахнул через перила балкона.

«Похоже, речь идет не о сексуальной прогулке в ночной тиши», — подумал он.

Слог 12

НЕДЕЯНИЕ

Лэйм

Охотничий замок короля Диабемского

Ночь

Ксана уснула не сразу. Она долго лежала с открытыми глазами и слушала радостный стук сердца, не желающего успокоиться. Попытки вспомнить прошедший день приводили лишь к новой волне сладостной эйфории, приносящей с собой непередаваемый букет лесных запахов, вкусов, ощущений, звуков и образов.

Колыхались ветви деревьев, сказочным пологом нависали над мягкой душистой травой и, сплетаясь с ласковыми лучами дневного светила, гладили лицо теплой заячьей кисточкой. Звенящий тончайшими звуками невесомый лесной воздух вливался в тело тихими живительными струями, принося с собой тысячи оттенков и отголосков, мириады нюансов и тем. Он был пронизан незнакомой лучистой энергией, орошающей внутренний мир волнами умиротворения и ощущения единства со всем сущим.

А еще были горсти удивительных лесных ягод, будто сшитых невидимой иглой из тончайшего красного бархата, усеянного золотыми пуговками семечек и бриллиантовыми капельками росы…

Они лопались на языке крошечными взрывами пьянящего сока, кислого и сладкого одновременно, разливающегося по небу ароматом чего-то близкого, запретного и оттого щемяще сладостного.

Ягоды росли на тихой солнечной поляне, обрамленной тонкими белыми стволами редких в этих лесах деревьев с удивительной корой, которая снималась ровными слоями и, как бумага, хранила написанные буквы. Волшебных красных бусин было так много, что поляна казалась садом, заботливо возделанным некими маленькими человечками, лелеявшими каждый стебелек с терпением и упорством истинных гномов.

Когда Олег ступил на поляну, Ксане на мгновение показалось, что его ноги не касаются земли. Он как будто стоял на верхушках ягодных деревьев, спокойно выдерживающих его исчезнувший вес и покачивающих упругими стеблями. Он протянул ей руку, и, когда ладони слились в нежном объятии, принцесса почувствовала легкое головокружение уходящей тяжести и удивительно приятное состояние невесомости, невмешательства и недеяния.

Ягоды как-то сами собой появлялись в ладонях, и губы ласково принимали их едва заметным трепетным вдохом. А потом Олег и Ксана потянулись к одной и той же ягоде, и непередаваемо огромные глаза, занимающие половину мира, встретились восторженными лучами.

И тепло его лица сливалось с горячими волнами ее румянца, и кожа губ посылала зовущие импульсы своему визави.

Чувство священной жажды, охватившее Ксану, было таким острым, что каждая клеточка тела задрожала особенной, сладостной дрожью, и первый в жизни поцелуй был подобен обжигающему глотку, долгому, как водопад, и короткому, как жизнь. Когда они оторвались друг от друга, затихшие птицы радостно защебетали, и сильные руки юноши помогли ослабевшим девичьим коленям удержать оглушенное тело от падения в зовущую и опасную бездну. А потом он гладил ее волосы и целовал глаза, лоб, щеки, старательно избегая каких-то хорошо ему известных мест, откуда жаждала вырваться скрытая до сего дня сила.

Ксану переполняла сумасшедшая безоглядная радость. Одна за одной сбывались самые заветные мечты. Эльфийский принц, прекрасный, как Эола, со светящимися нежностью глазами, шептал ей восхищенные слова. Его руки и губы были такими ласковыми и родными, что тело само льнуло к ним, ища все новых и новых прикосновений. Ей казалось, что она знает его уже очень и очень давно, и все это время у нее не было человека роднее и ближе.

Постепенно первый восторг отступил, и на смену огромному и немного жуткому чувству свершающегося чуда пришло ощущение всеобъемлющего, непередаваемого словами счастья. И тогда из тумана переживаний стали проступать слова и мысли.

Олег говорил, и Ксана понимала, что все в его словах правда, что да, действительно Путь Любви узок, как лезвие меча. И лезвие это проходит над пропастью. Внизу, под босыми ногами, беснуется могучий поток темной энергии, рожденный давным-давно, когда падший демиург силой овладел телом планеты и Мать-Природа, изнасилованная и оскорбленная, понесла в своем лоне семя дьявола, семя греха.

Ксана увидела многочисленных обитателей Подземных Пустот, алчущих и жадных, питающихся мыслями и чувствами людей и гномов, уркусов и саккий. Принцесса видела струи похоти, белесым туманом тянущиеся к вожделеющим, сосущим ртам. Она узнала, что истечение крови всегда сопровождается выделением особой энергии, и энергия эта — желанное блюдо в меню Темных Иерархий. И как-то вдруг стали понятны причины войн и междоусобиц, дуэлей и драк. И вспомнился рассказ конюха о том, что в деревнях дерутся до первой крови, иначе потасовка превращается в дикую резню, после которой самые активные участники трясут головами и не понимают, как же они такое содеяли?

А еще понятны стали причины менструаций, и четче проступили размытые контуры проклятия Евы.

Как-то само собой получилось, что они перешли на мысленную речь. И оба не удивились способностям другого, ибо так и должно было быть.

Олег говорил о сатвийском учении, выводящем людей из-под власти Подземных Паразитов, и о неприемлемости ортодоксального пути для большинства людей. Следуя Канонам Сатвы, человек уходил из мира форм. Уходил в пространство мыслей, не оформленных в слова, и чувств, не рождающих желания. Логика Учения была проста. Чтобы избавиться от страданий, необходимо отказаться от привязанностей. Чтобы не терять, нужно не иметь. Чтобы не бояться смерти, нужно обесценить жизнь…

Но в монастыре Утренней Зари, где воспитывался Олег, учили другому, трудному, но более важному для судеб мира Пути — Пути Активного Действия. Имелось в виду действие в мире форм, действие творческое, созидающее, преобразующее.

Осознав прочность кармической сети, почувствовав глубинные течения Вселенной, ученик выходил в мир, неся в себе гармонию монастырских стен, искушенность воина и мудрость философа-диалектика. Ограничения и запреты, налагаемые канонами Сатвы, в монастыре Утренней Зари трактовались шире и помогали активной борьбе со Злом.

Например, ставшее притчей во языцех нежелание зла, якобы приводящее к всепрощенству и непротивлению, не мешало послушникам в шафрановых накидках применять воинское искусство для обуздания ослепленного подземным огнем человека, несущего людям хаос и насилие, боль и страх.

Нужно было только не желать ему зла.

С хрустом выворачивая кисть, посмевшую поднять оружие на человека, заламывая промахнувшуюся руку к затылку владельца, впечатывая кулак в солнечное сплетение, необходимо было жалеть его, недополучившего в детстве тепла и ласки, нелюбимого и несчастного, озлобившегося и оскотинившегося под напором чуждых мыслей и потустороннего шепота.

Одно из монастырских правил гласило: «В крайних обстоятельствах приходится делать человеку больно, чтобы потом ему было хорошо». Молодым послушникам приводились примеры с извлечением заноз и вскрытием нарывов. Принимал решение целитель не спеша, но, решив, действовал мгновенно и неотвратимо, без страха и сомнений.

Оказывая первую помощь поверженному противнику, сатвист свято верил в то, что тот исправится. Не в этой жизни, так в следующей. Настоятель монастыря, Двенадцатый из Великих Патриархов, любил повторять: «Делай что должно, а там будь что будет!»

Жить и действовать в согласии с этим принципом было не только правильно, но и приятно. В самых сложных и запутанных ситуациях, когда страх и алчность, гордыня и гнев подсказывали свои решения проблемы, Олег вспоминал мудрую, умиротворенную улыбку Настоятеля. И делал то, что должно. Меч и лютня — вечные спутники странствующего менестреля — сменяли друг друга, очищая мир от сорняков и сея семена любви, красоты и гармонии…

Ксана никак не могла объяснить ту легкость, с которой они понимали друг друга. Понимали до самых глубин души, до самых сокровенных желаний, до края, за которым клубился первозданный хаос и маячили космические часы, пересыпающие крупицы жизней. Сердца, слитые в тесном объятии, гулко бились одним двуединым ударом, и гейзер пропитанной радостью крови раз за разом омывал ликующие тела.