Корабли Мериора - Вурц Дженни - Страница 78

Глубины Рокфальского колодца, исполненные вечного мрака, дали ему позволение войти. Люэйна невольно охватило столь же глубокое смирение. Он представил долгие века страданий и неимоверные усилия Содружества, обуздавшего мириады сущностей, которые злобно восстали против Закона Всеобщего Равновесия. Самым недавним узником Рокфальского колодца был Деш-Тир. Даже упрямец Люэйн склонялся перед безграничным терпением гор, отдавших свои недра под тюрьму для исчадий зла.

Итак, Люэйну было позволено проверить охранительные заклинания, которые стерегли злобных сущностей Деш-Ти-ра. Он стал погружаться в глубины горы, увенчанной Рокфальским пиком. Обледенелый камень поверхностных скал сменился черным полосчатым минералом, никогда не знавшим солнечного света и дуновения ветров. Здесь была своя гармония — гармония рудных жил и подземных источников, переплетавшаяся с магией Содружества. У Люэйна обострилось восприятие: он видел и ощущал тончайшие нити заклинаний, объединенные его собратьями в неповторимый узор.

Давин-Отступник пробил в скале глубокий шурф, дно которого, пятиугольное помещение, называлось Рокфальским колодцем. Оно-то и являлось тюрьмой для злых духов. Видом своим каменная темница отдаленно напоминала подземные тюрьмы, где содержались особо опасные преступники, однако внешнее сходство было обманчивым. За прямизной стен скрывалась целая паутина охранительных заклинаний — замысловатые наслоения кривых и ломаных линий. Тишина на дне Рокфальского колодца была тишиной лишь для ушей обычного человека. Обладающий магическим восприятием оказывался в самой гуще непрестанного бурления разнородных сил. Когда-то эти вихри вызывали у Люэйна острую головную боль. Но даже теперь, не имея тела, он страдал от фантомной щекотки, словно о его несуществующую кожу терлись лапками и крылышками сотни мелких букашек.

Люэйн сузил границы поиска. Он миновал остатки заклинаний, которые накладывал еще Давин, пробивая гранитную толщу. Тусклыми искорками в бархатной тьме вспыхивали следы древней паравианской магии. Они до сих пор хранили звуки сигнального рога, в который трубили исчезнувшие стражи-кентавры. Лоскутком звездного неба звенел благословенный танец единорогов. Нескончаемым эхом лилась песня солнечных детей. Вместе с телом Люэйн лишился способности выражать свои чувства, иначе воспоминания об исчезнувшей красоте и гармонии, которые подстерегли его в недрах Рокфаля, довели бы мага до слез.

Однако бестелесность давала Люэйну и некоторые преимущества. Да, он испытывал скорбь, но понимал ее бессмысленность. Разве стенания по паравианцам вернут древние расы назад? Прошлое, каким бы прекрасным и удивительным оно ни было, не избавит от насущных забот. И Люэйн методично принялся делать то, что поручил ему Асандир.

Деш-Тир не был чем-то цельным, а представлял собой скопище коварных и опасных сущностей. Сущности эти оставались живыми и, конечно же, не желали смириться с вечным заточением. Любая случайность грозила обернуться непоправимой бедой для всей Этеры.

Деш-Тир содержался в каменном сосуде с наглухо запечатанной крышкой. Магические печати переплетались между собой. Каждая плененная сущность, приблизившаяся к ним, получала магический удар подобно тому, как непокорный вол получает удар кнута возницы. Если защита, возведенная вокруг Альтейнской башни, позволяла магам проникать внутрь, не нарушая целостности охранительных заклинаний, с Деш-Тиром все обстояло по-другому. Окружавшие его охранительные заклинания не пропускали внутрь ни живую плоть, ни бестелесного духа.

У Люэйна был лишь один способ проверить надежность магических засовов: достичь состояния полного спокойствия и начать просматривать каждую силовую нить в точке ее скрепления с незыблемым рокфальским гранитом. Ему предстояло осторожно развернуть и осмотреть каждую узловую печать, наложенную собратьями. Все, что несло в себе охранительную силу, Люэйн должен был проверить и перепроверить, сразу же устраняя малейшее нарушение.

Даже плененный, Деш-Тир оставался грозным противником. Сила, исторгаемая его сущностями, пробивала тело и выкручивала кости. Узор жизненных нитей Люэйна сразу почувствовал ее натиск. Это чем-то напоминало пламя, бегущее по обнаженным жилам.

Просматривая магические печати, Люэйн узнавал почерк собратьев. Неотступная воля Асандира буквально вплавляла магию в камень, изменяя его строение. Нити, растянутые им, отличались ясностью и суровым изяществом, чем-то напоминая остановленный след метеора. Нити Харадмона были сплетены из первичного хаоса, который он увещеваниями превратил в порядок. Похожие на кляксы белого магического пламени, расплеснутые во времени и пространстве, они дополняли и уравновешивали печати Асандира.

Если бы Харадмон не исчез за пределами Этеры, он не упустил бы редкую возможность заглянуть на дно Рокфальского колодца и позлить своего бестелесного собрата какой-нибудь колкостью.

Наверное, сейчас Люэйн предпочел бы ехидство Харадмона щемящему чувству утраты. Потом он отругал себя за то, что отвлекается на посторонние мысли об их нелепом соперничестве, и вновь сосредоточился. В конце концов, этот дерзкий насмешник не сгинул навеки. Люэйн не позволял себе думать, будто странствия Харадмона, отправившегося искать разгадку происхождения Деш-Тира, окончатся трагически. При всей своей бесшабашности и непредсказуемости Харадмон был опытным магом. Он не затеряется в пустоте между мирами и не собьется с пути. Либо он забрался слишком далеко, либо силы, противостоящие ему, слишком значительны.

Люэйн отодвинул от себя горестные размышления и возобновил порученную ему кропотливую и тягостную работу.

Все слои магической защиты были надежно взаимосвязаны и находились в безупречном равновесии. Но Люэйна сердила легкомысленная завитушка, которой оканчивалась одна из печатей Харадмона. «Темница Деш-Тира — не место для балаганных фокусов», — раздраженно подумал Люэйн. Он решил поправить печать, придав ей более пристойный облик. И тут его сознание уловило отблеск постороннего присутствия. Именно отблеск, ибо в следующее мгновение он исчез и его появление вполне можно было бы отнести за счет перенапряженного сознания мага.

Однако на Люэйна этот отблеск подействовал так же, как колючка среди мягкой, шелковистой травы. Выход был только один — снова тщательно проверить пройденный слой.

Неужели ему почудилось? Защита, возведенная магами Содружества, оставалась все такой же надежной и нетронутой.

Люэйн помедлил. Он немного понаблюдал за вечным танцем первозданных сил, на которых держалась и громада Рокфаля, и вообще вся Этера, затем принялся за новую проверку печатей… Ничего чужеродного. Но беспокойство не проходило: маг больше не доверял результатам им же сделанной проверки.

Будучи по характеру дотошной канцелярской крысой, он стал произвольно, наугад, проверять всю защиту, окружавшую Деш-Тира. Он вполне допускал, что Харадмон даже здесь мог устроить какую-нибудь каверзу. Люэйн вернулся к завитушкам его немыслимой печати, желая убедиться, насколько прочно она скреплена с камнем.

Харадмон свое дело знал. Можно было бы еще спорить о внешнем облике магических печатей, но не об их надежности.

Если что-то занимало Люэйна, он мертвой хваткой вцеплялся в это «что-то» и не выпускал до тех пор, пока не находил ответ. Сколько бы времени ни ушло на поиски — час или век, — ему было все равно. Его не останавливало ни возмущение собратьев, ни их отчаяние.

Перво-наперво Люэйн решил сделать так, чтобы его присутствие не ощущалось, и возвел вокруг себя защитную преграду. Затем он (в который раз!) начал проверять все печати и слои, созданные другими магами Содружества. Чутье не подвело его: в защитной сети, сотканной Асандиром, он обнаружил разрыв. Совсем крохотный, но разрыв.

Люэйн сосредоточился, тщательнейшим образом осмотрел и сам разрыв, и все вокруг него, потом усилил собственные защитные слои. Печати, наложенные Харадмоном, сохраняли прочность, что сразу же стало ключевым моментом в размышлениях Люэйна. Магическая цепь, созданная бестелесным магом, отличалась от цепи его собрата, остававшегося в своем теле. Но вот что удивительно: хаотичная на первый взгляд защита, поставленная насмешником Харадмоном, цела и невредима, а творение рук великого Асан-дира поизносилось, хотя прошло совсем немного времени.