Воин Арете - Вулф Джин Родман - Страница 40

– Да я всегда знал, и когда ты меня об этом раньше спрашивал – тоже.

Разве ты не помнишь? Я тебе еще сказал тогда, что он едет верхом на лошади, а руки у него связаны.

При этих словах Полос проснулся и сел. Я извинился перед ним за то, что мы его разбудили, хоть и старались говорить тихо.

– Вовсе вы меня не разбудили, – вежливо возразил он. – Мне просто пить захотелось.

– А это… – начал я.

– Артембар, сын Артаикта, – подсказал мне мальчик из Суз. Он постарше Полоса и, по крайней мере, на голову выше.

– Артембар, – повторил я за ним.

Полос на него даже не взглянул (хотя я видел, как он исподтишка на него посматривает).

– Откуда он тут взялся? – спросил меня Полос. – Это ты его позвал?

– Нет, не я. Просто он замерз, увидел костер и попросил разрешения погреться, вот я ему и разрешил.

– Значит, он первым заговорил с тобой?[43].

– Естественно. А почему это тебя так волнует, Полос?

И тут в разговор вступил Артембар:

– Да, здесь, у твоего костра, я заговорил с тобой первым, но ты ведь уже разговаривал со мной раньше, у другого костра, когда спрашивал об Эобазе. Я обычно не заговариваю с теми, кто никогда еще ко мне не обращался. – Он поколебался и пояснил:

– По-моему, так нельзя делать.

– Пойду к ручью, очень пить хочется, – прервал его вдруг Полос, и я дал ему с собой немного вина – смешать с водой для предотвращения возможных болезней. Потом я спросил, не встречал ли он Артембара прежде. Он помотал головой и убежал.

Попробую теперь снова уснуть.

Я только что разговаривал с Эобазом, который говорит на языке эллинов лучше даже, чем Артембар. Он подошел ко мне, когда я точил Фалькату, попросив точило у одного из крестьян. Эобаз сказал, что знает, как отважно все мы бились, спасая его, но ему известно, что больше всех старался я, а потому он хотел бы меня отблагодарить.

– Не в наших обычаях, – сказал он, – чересчур много говорить даже по столь серьезному поводу. Скажу лишь: пока я жив, тебе стоит лишь позвать меня, и я явлюсь.

– Пусть сказал ты немного, – отвечал я, – но вряд ли кто-либо сумел бы выразить в нескольких словах больше.

Он улыбнулся и протянул мне руку, которую я пожал. По-моему, мы оба чувствовали себя неловко. Усмехнувшись, он указал на мокрый брусок, которым я точил меч:

– Видно, ты затупил клинок, срубая головы врагов?

– Нет, – сказал я, – это я вчера ночью вздумал рубить мечом ветки для костра, хоть и подумал еще, что он, наверное, затупится. Однако он почти не пострадал – отличный клинок! – И тут я вспомнил, как ночью к костру моему подошел Артембар, и сказал:

– Тут у нас есть мальчик из твоей страны, точнее, из Суз. Ты с ним никогда не встречался?

Эобаз с озадаченным видом покачал головой.

Ио, прислушивавшаяся к нашему разговору, сказала:

– Мой хозяин все забывает. Ты говорил, что наш прорицатель рассказал тебе о нем, верно?

– Да, мы с ним вчера имели весьма продолжительную беседу. Твой хозяин, возможно, и забудет меня, и я буду знать причину этого. Только я-то его никогда не забуду!

– А он сказал тебе, что порой видит то, чего не видят другие? – продолжала Ио. Эобаз кивнул. – Порой люди считают, что он выдумывает, но однажды и я видела то же, что и он. Все, по-моему, зависит от того, что считать выдумкой, а что – правдой.

Эобаз улыбнулся, глядя на нее:

– Хорошо сказано! Достойно эллинки! Я как-то слушал, как ваши мудрецы всю ночь обсуждали подобные проблемы, но так и не пришли к единому мнению.

Для нас существует только истина или ложь. Мы не тревожим себя размышлениями о таких пустяках, как выдумка, фантазия.

– Это хорошо. Едва мы проснулись, как мой господин сообщил, что нашел какого-то маленького перса, который знает, где ты находишься, и готов нас проводить туда. Бадизоя и я сперва хотели узнать, где это, но мой хозяин сказал, что уже ходил с ним, и указал на ближайший холм. Там, на вершине, виднелся молодой жеребец, гнедой масти и еще не совсем взрослый, а всадника на нем не было. Когда мы спросили об этом Элату, она только рассмеялась в ответ. Однако этот конь и привел нас прямо к тебе.

Эобаз пригладил бороду – она у него черная и очень густая – и сказал:

– Возможно, тебе следовало бы спросить Эгесистрата.

– А я и спросила, – откликнулась Ио, – да только сразу позабыла его ответ.

– Так нужно было снова спросить – у Семи Львов, например. Он говорит, что знает твоего хозяина даже лучше, чем ты.

И тут в наш кружок ворвался чернокожий, указывая мне подбородком на что-то, яростно жестикулируя и очень быстро говоря что-то на своем языке.

Эобаз, как оказалось, знал его язык и перевел:

– Он говорит, что сюда мчится колесница, а за ней следуют остальные амазонки.

Мы все побежали смотреть. Эгесистрат и прелестная Элата были уже там, а Бадизоя погнала своего коня навстречу царице амазонок. Колесницей правил какой-то фракиец, однако ехавший с ним рядом человек был скорее похож на спартанца – высокий воин в алом плаще. Когда они подъехали ближе, воин махнул рукой и крикнул:

– Благородный Эгесистрат! Латро! Клянусь богами, до чего же я рад снова вас видеть!

Глава 22

ВОЗЛЕ НАШЕЙ СТАРОЙ СТОЯНКИ

– Спорим, если пойти и хорошенько поискать вокруг, можно легко найти наше старое кострище, – сказала Ио. – Смотри, вон наш алтарь – до сих пор стоит!

Я согласился с нею: место казалось мне знакомым, хотя я, разумеется, не мог толком вспомнить, был ли я здесь.

– Тогда с нами еще были амазонки, – с грустью заметила она.

Они уехали после завтрака – шесть крепких, сильных женщин, две из которых были серьезно ранены, и забрали с собой всех белых коней. С ними отправился и тот фракиец, поклявшийся проводить их до брода через Гебр.

Эгесистрат говорит, что река Гебр – это западная граница Апсинфии. Они должны передать знаки приветствия и уважения от трех здешних правителей их родственникам в Сикионе[44]. Кроме того, царица амазонок везет письмо, написанное моим стилем на полоске белой овечьей кожи стратегом из Спарты; в письме говорится, что его податели находятся под защитой царя Леотихида и регента Павсания.

– Я буду по ним скучать, – сказала мне Ио. – Ты-то не будешь, а я буду.

И я очень скучаю без Полоса, очень! Ты его еще помнишь? – Я только головой покачал. – Это просто мальчик, фракиец, наверное. Во всяком случае, он говорит, как они. Он чуть младше меня, но так приятно, когда рядом есть еще кто-то из детей.

Я сказал ей, что, надеюсь, мы когда-нибудь будем жить в таком месте, где найдется много других детей и мудрая женщина, которая сможет научить ее всему необходимому.

– А я и так уже многому научилась, наблюдая за амазонками! – воскликнула Ио. – Царица Иппофода меня просто любила: а Иппостизия и Фаретра тоже старались обращаться со мной хорошо, потому что им нравился ты. Я-то Фаретру недолюбливала – у тебя всегда был такой глупый вид, когда ты на нее смотрел. А потом ее убили, и мне было ужасно ее жаль! Мне до сих пор ее жаль. Но ты-то наверняка ее уже не помнишь, да?

– Немного помню, – сказал я; какая-то память сохранилась, видно, у меня в душе, хоть туман забвения и успел окутать меня. – А как она выглядела?

– Она была ростом почти с тебя, и у нее были такие высокие скулы. – Ио натянула кожу на щеках, чтобы показать мне, какой скуластой была Фаретра.

– Рыжеволосая, лицо все в веснушках, а ноги, если честно, не слишком прямые – наверное, потому что она все время верхом ездила.

Я вздохнул – как и сейчас вздыхаю:

– Похоже, она была очень хороша собой.

– Ну, я вовсе не пыталась ее приукрасить…

– Не пыталась, – подтвердил я, – но скрыть этого ты не сумела. – И я, нагнувшись из седла, поцеловал Ио в щеку.

– Ну все равно. – Она отерла щеку. – Кстати, нам с тобой нужно поговорить наедине. О нем. – Она быстро указала мне на колесницу. – И об Эгесистрате тоже.