Паутина тьмы - Вагнер Карл Эдвард - Страница 17

Через мгновение Эфрель продолжила:

– Как видишь, я хорошо подготовилась. Да, хорошо подготовилась, и Мариль все еще ничего не знает о моих планах. Я усилила флот Пеллина. Многие корабли, стоящие на якоре в одной южной гавани, ждут не груза, а лишь моего приказа. Мои эмиссары добились тайной лояльности многих островных владык. Имель, с которым ты знаком, – типичный из моих новых слуг – дворянин-ренегат с самого Товноса. Подобно отпрыскам других благородных родов, которые пришли в упадок при власти Мариля, он осознал возможность восстановить престиж своей семьи. В некоторых случаях дворянина обращали на мою сторону обещания власти или необузданного грабежа и мародерства. Или случалось, что какой-нибудь лорд, не слишком расположенный ко мне, внезапно умирал, и его место занимал мой тайный сторонник. Армии торговцев принесли мне присягу на верность. Я даже составила целые полки из пиратских шаек, наняла разыскиваемых преступников – так что ты, Кейн, будешь среди родственных душ.

По моим подсчетам, под мой военный флаг встанут сто кораблей – и еще больше присоединятся ко мне, увидев наши первые успехи. Воинов и галерных рабов я могу предоставлять тысячами, а мои рабочие трудятся день и ночь, изготовляя оружие, доспехи и военные машины.

– То, что ты говоришь, разумеется, впечатляет, – прервал ее Кейн. – Но имперский флот все равно значительно превосходит нас по численности. Как я понял из этих документов, Марилю все еще преданы правители шести главных островов империи, не говоря уже о том, что под его прямым контролем находится множество маленьких островов. Он может легко собрать флот, втрое превосходящий наши силы, а каждое его судно – первоклассный военный корабль. А в количестве людей они превосходят нас еще больше. – Кейн хмурился, глядя на кучу документов. – Да, если Мариль хорошенько поскребет по сусекам, как это сделала ты, он сможет собрать под свою команду флот, вчетверо превосходящий наш, и лучше нашего укомплектовать его людьми. Как я некогда уяснил себе на этих островах, никакая смелость и никакое мастерство не могут одолеть врага, чьи силы намного превосходят твои.

– Конечно! – сказала Эфрель, словно бы соглашаясь.– Но, как я тебе говорила, в моей власти не только человеческие силы. Эти исписанные листы пергамента и намека не дают на скрытые силы, которым я дам волю в подходящее время. – Она сделала паузу, смакуя очевидную заинтересованность Кейна.– Послушай, Кейн! Занимайся организацией моих земных сил. Я знаю, что у тебя есть талант, чтобы создать из этих разрозненных фрагментов настоящую армию, которая сможет побеждать. Твоей наградой за победу будет королевство – власть в империи, уступающая только моей. Но занимайся своей армией и не говори мне о прочем. Ибо я говорю тебе, Кейн, – когда настанет время, я смогу переломить ход войны в нашу пользу! Ни один смертный не догадается, из каких потаенных королевств Эфрель призовет неодолимую силу! Те, кто отзовется на мой призыв, сведут на нет любое преимущество в численности и силе, которое может быть у Мариля.

Кейн попытался выманить у нее хоть какие-нибудь дополнительные сведения:

– Ты меня заинтриговала. Что это за потусторонние силы, которыми ты распоряжаешься? Если они столь могучи, зачем тогда я?

Чувствуя вызов в его словах, Эфрель снова стала уклончивой. На ее лице появилось нечто вроде лукавой улыбки.

– Позже, Кейн, когда придет время довериться тебе полностью. Позже я скажу тебе все. Но сейчас занимается заря.

IX. УЗНИК ТОВНОСТЕНА

В тюремной камере всегда присутствует аура, которую ни с чем не спутаешь. Слепой и глухой ощущает ее, хотя он не видит стен и решеток и не слышит проклятия, мольбы, стук цепей. Камера может быть грязной дырой в какой-нибудь забытой темнице или роскошными королевскими покоями. Но в любом случае тюрьма лишает заключенного двух бесценных прав – на свободу и на человеческое достоинство.

Ибо в каждой темнице есть некая форма преграды – заржавевшая цепь, разрушающаяся стена, угрюмый стражник или, возможно, подобострастный, но непреклонный служитель у двери. Некий барьер навязывает свою волю заключенному, говоря ему: «Ты можешь пойти только туда, но не дальше; ты можешь сделать только это, но не больше». Как темница лишает человека свободы выбирать, куда ему идти и что делать, так же она лишает его достоинства, присущего человеческой личности. И из этого возникает особая тошнотворная атмосфера, присущая любой тюрьме, – невидимые миазмы напряжения, смесь из ненависти и страха, апатии и боли, обманутых надежд и невыразимого отчаяния.

М'Кори чувствовала это. Ее сердце колотилось от неосознанного страха, когда она шла вслед за стражей, и она учащенно дышала, как будто воздух был спертым. Он и был спертым, тревожно подумала она. Ни свежего воздуха, ни света, ни общения – медленная смерть от удушья. Дрожа, М'Кори подавила эти мысли. Спускаясь по ступенькам, она подобрала развевающиеся полы своего шелкового наряда, в страхе от мысли, что прикосновение может вобрать неуловимый тлетворный запах камней. Ее плечи укутывал плащ, хотя тела стражников были покрыты потом.

Полдюжины стражей бдительно охраняли тяжелую дверь, ведущую в подземную камеру, из которой был только один выход. Они стояли с оружием наизготовку, с подозрением ожидая приближения идущих. Прозвучали пароль и отзыв на него. Новоприбывшие подошли ближе, и стража немного расслабилась, узнав дочь императора.

– Он спрашивал о вас, госпожа, – учтиво пояснил капитан. Он всмотрелся сквозь маленькое зарешеченное отверстие в толстой двери. Внутри на посту были еще четверо стражей. – Все в порядке. Откройте. Госпожа М'Кори пришла навестить пленника.

Капитан стражи вставил ключи в два массивных замка, тяжелые засовы с другой стороны двери отодвинулись. Неповоротливая дверь распахнулась, и внутренняя стража отступила, позволяя своему командиру войти в переднюю. Еще один ключ открыл замок на толстой зарешеченной двери, которая была внутри.

Капитан придержал дверь:

– Прошу вас, госпожа, не больше получаса. Приказ вашего отца, сами понимаете.

Кивнув, с замирающим сердцем она пересекла порог. Она снова ощутила беспомощность и подумала, увидятся ли они когда-нибудь при свете дня. Она мягко позвала:

– Лагес?

В камере была тишина. В темноте подземелья горела одна-единственная лампа и фонари за дверью. Комната было довольно просторной, поэтому большая ее часть была скрыта тенями, куда не доставал мерцающий свет. Когда глаза М'Кори привыкли к полумраку, она разглядела скудную обстановку камеры.

Камера не была промозглой ямой, где узников оставляют гнить в цепях, хотя ни одному человеку не удалось совершить побег отсюда за всю длинную историю темницы. Это была особенная камера. Здесь правители Товноса держали в заключении политических пленников, угроза которых существующему порядку требовала, чтобы их лишили всякой надежды на побег, но положение которых диктовало необходимость оказать им определенный почет. Смерть была самым надежным надсмотрщиком, но часто было целесообразно заключить популярную личность здесь – пока общественные симпатии не ослабеют и его гибель можно будет обставить осмотрительно и удобно.

М'Кори показалось, что она различает неподвижную фигуру, растянувшуюся на узкой койке. Она придвинулась ближе, в ее голосе зазвучала тревога:

– Лагес?

Лежавший на постели вскочил, когда М'Кори приблизилась. Он сипло выдохнул и, ничего не видя спросонья, набросился на нее. М'Кори вскрикнула, когда его сильный удар отшвырнул ее руку, нерешительно прикоснувшуюся к узнику.

Молодой человек пришел в себя.

– М'Кори! – прошептал он.– Это ты! Клянусь Хорментом, я не хотел пугать тебя. Мне приснился кошмар, и я…

Его голос умолк, он провел пальцами по своим спутанным волосам и утер пот с небритого лица. Он нащупал кувшин с водой.

– Прости, что ушиб тебя, дорогая, я такой растяпа, – извинился он. – Я ждал тебя не раньше чем завтра, иначе я привел бы здесь все в порядок. Кстати, что ты делаешь здесь посреди ночи? – Его голос стал резким. – М'Кори! Ничего не скрывай от меня! Они?..