Милый недруг - Уэбстер Джин - Страница 25

Я оставила этих двух художников к завтраку, — они очень приятные, в мягких шляпах и широких галстуках, с измученными молодыми лицами — и отправила их обратно в Нью-Йорк, обещая, что окажу этой маленькой семье самое родительское внимание.

И вот они здесь: девочка в детской, мальчики в детском саду, четыре больших ящика, набитые картинами, — в погребе, чемодан с письмами отца и матери — на чердаке. В лицах этих детей есть что-то неуловимое, какая-то одухотворенность, их неотъемлемое наследство.

Я не могу выкинуть их из головы. Всю ночь я выдумывала, что с ними будет. С мальчиками дело обстоит просто: они кончили университет, при содействии мистера Пендльтона, и выбрали себе почтенные профессии. Но для Аллегры я ничего не могу придумать. Конечно, лучше всего, если бы нашлись добрые приемные родители, которые бы заняли место настоящих, похищенных у нее судьбой; но, с другой стороны, жестоко оторвать ее от братьев. Их любовь просто трогательна. Понимаешь, они воспитали сестру. Их смех можно услышать только в те минуты, когда она выкинет что-нибудь смешное. Бедные малыши страшно тоскуют по отцу. Вчера вечером я застала пятилетнего Дона, когда он рыдал в постельке, потому что «не может сказать папочке спокойной ночи».

Но Аллегра[31] верна своему имени. Она — самая счастливая барышня, какую мне приходилось видеть. Бедный отец делал для нее все что мог, а она, неблагодарная, уже забыла о его существовании.

Что мне делать с этими тремя малютками? Я думаю и думаю о них без конца. Отдать их я не могу, а воспитать их здесь — ужасно. Как бы мы ни стали хороши после всех наших реформ, все же мы — заведение, и наши обитатели — инкубаторные цыплята. Они не получают того чисто личного, хлопотливого ухода, который может дать только старая наседка.

Ребятишки — большая радость, но и не меньшая забота.

Всегда твоя

Салли.

P.S. Не забудь, что на будущей неделе ты приедешь навестить нас.

P.S. 2. Доктор, который обычно так научен и несентиментален, влюбился в Аллегру. Он даже не взглянул на ее миндалины, а просто поднял ее на руки и стал целовать. Она настоящая колдунья! Представляю, что это будет, когда она вырастет.

22-е июня.

Дорогая Джуди!

Могу доложить, что тебе больше нечего беспокоиться по поводу нашей пожарной безопасности. Доктор с мистером Уизерспуном уделили ей самое серьезное внимание, и пожарная тренировка оказалась самой веселой и разорительной из всех наших игр.

Все дети отправляются в постель и погружаются в чуткий сон. Раздается сигнал тревоги. Они вскакивают (прямо в башмаки), хватают с кровати одеяло, накидывают на воображаемые ночные рубашки, выстраиваются в ряд и маршируют к лестницам и к выходу.

Каждая из наших семнадцати крошек — на попечении одного индейца; их вытаскивают, а они хохочут от восторга. Остальные индейцы — пока нет опасности, что провалится крыша — посвящают себя спасению вещей. При первой нашей тренировке, проходившей под командой Перси, содержимое бельевых и платяных шкафов кое-как напихали в простыни и выбросили в окна. Я узурпировала диктаторскую власть как раз вовремя, чтобы спасти подушки и матрасы. Мы потратили целые часы на разборку платьев и белья, в то время как Перси и доктор, внезапно потерявшие интерес к работе, преспокойно отправились гулять с трубками во рту.

Решено, что наши маневры будут несколько менее реалистичны. Однако имею честь довести до Вашего сведения, что под руководством брандмайора Уизерспуна мы очистили здание за шесть минут двадцать восемь секунд.

У этой малютки Аллегры — кровь феи. Никогда в наших стенах не было такого чудесного ребенка (за исключением одного, знакомого мне и Джервису). Она совершенно покорила доктора. Вместо того чтобы обходить своих пациентов, как подобает трезвому медику, он приходит с Аллегрой ко мне и полчаса ползает по ковру, изображая лошадку, а прелестная чаровница сидит у него на спине и брыкается.

Знаешь, я собираюсь поместить рекламу в газетах:

Как-то на днях, вечерком, доктор зашел поболтать со мною и с Бетси и был ЛЕГКОМЫСЛЕН. Он три раза пошутил, сел за рояль и спел несколько старинных шотландских песенок — «Моя любовь, как роза, роза красная»[32] или там «Нырни под мой плед» и еще «Кто за окошком, кто, кто?», — а потом проделал несколько па шотландского танца.

Я сидела и сияла от творческой гордости — ведь все это создала я своим легкомысленным примером, книгами, которые я ему давала, и такой бесшабашной компанией, как Джимми, Перси и Гордон. Еще два-три месяца, и я сделаю из нашего доктора человека. Он отказался от лиловых галстуков и, по моему деликатному внушению, облекся в серый костюм. Ты не можешь себе представить, как он ему идет. Если мне удастся заставить его не носить больше в карманах острые предметы, он будет совсем distingue[33].

До свидания! Помни, мы ждем тебя в пятницу.

Салли.

Среда, 24-е июня, 10 ч. утра.

Миссис Джервис Пендльтон.

Милостивая государыня!

Получила Ваше письмо с извещением, что Вы не можете приехать в пятницу, как было условлено, потому что Ваш супруг занят делами, задерживающими его в городе. Что за кабала! Неужели дошло до того, что Вы не можете оставить его на два дня?

Я не позволила своим 113-ти малюткам помешать моему визиту к Вам, и не вижу, почему Вы позволяете одному мужу мешать Вашему ко мне. Я встречу Беркширский курьерский поезд в пятницу, как условлено.

С. Мак-Брайд.

30-е июня.

Милая, дорогая Джуди! Визит, который ты нам нанесла, был чересчур уж коротким; но мы благодарны и за маленькие милости. Я ужасно рада, что ты так восхищалась нашими новыми порядками, и не могу дождаться дня, когда приедет Джервис с архитектором, и у нас начнется настоящая, основательная переделка.

Знаешь, все время, что ты была здесь, я испытывала необыкновенно странное чувство. Мне просто не верилось, что ты, моя дивная, дорогая Джуди, в самом деле воспитывалась в этом заведении, и знаешь по горькому опыту, что нужно этим крошкам. Иногда трагедия твоего детства приводит меня в такую ярость, что мне хочется засучить рукава и поколотить весь мир, чтобы он превратился в более пригодное для детей место. По-видимому, мои шотландско-ирландские предки вложили в мой характер очень много борьбы.

Если бы ты дала мне современный приют, со славными, чистенькими, гигиеничными домиками, где все было бы в полном порядке, я бы не вынесла монотонности такого совершенного механизма. Меня только и удерживает здесь эта уйма вещей, взывающих о переделке. Иногда, надо сознаться, просыпаясь утром, я прислушиваюсь к приютскому шуму, втягиваю приютский воздух и вздыхаю о той беззаботной, веселой жизни, которой я могла бы жить.

Ты, моя милая колдунья, околдовала меня и переместила сюда. Но часто по ночам, когда мне не спится, твои чары рассеиваются, и я начинаю свой день твердым решением удрать из приюта. Однако я откладываю отъезд до после завтрака. А когда я выхожу в коридор, и какая-нибудь из этих трогательных крошек бежит мне навстречу, и застенчиво сует в мою руку свой маленький кулачок, и смотрит на меня широко раскрытыми глазами, безмолвно прося ласки, я подхватываю ее и прижимаю к себе. И стоит через ее плечо увидеть всех этих заброшенных ребятишек, как мне хочется взять на руки все 113, и таскать, и ласкать их, пока не власкаю в них счастье. В работе с детьми есть что-то гипнотическое. Отбивайся сколько хочешь, — в конце концов она тебя захватит.