В спецслужбах трех государств - Голушко Николай Михайлович - Страница 103

Был период отпусков, и значительная часть руководящих работников Комитета находилась вне Киева. Оперативный состав мы специально не отзывали из отпусков на службу, но воспитанное у нашего поколения сотрудников повышенное чувство долга и ответственности за порученное дело, судьбу страны диктовало многим из них внутреннюю необходимость в те тревожные дни быть на рабочем месте. Вот один из примеров: В. Пристайко в прокуратуре свидетельствовал, что находился на отдыхе в Одесской области и должен был приступить к работе 24 августа. Узнав из радиопередач о создании ГКЧП, он решил вылететь в Киев. Хотя ни на один рейс в Киев билетов не было, он все же сумел к концу дня 19 августа прибыть в столицу. Его заместитель Лукьяненко доложил, что следователи работают в обычном режиме и каких-либо особых указаний не поступало. Единственное — председатель КГБ Голушко поручил дать правовую оценку документов ГКЧП; 20 августа к 10 часам справка была подготовлена. Пристайко на допросе показал, что доложил о ее готовности по телефону председателю КГБ; тот просил кратко изложить суть документа, но через несколько минут перезвонил и сказал, что необходимо детально рассмотреть справку. «Председатель внимательно прочитал справку, не подвергая сомнению ее положений, и наложил резолюцию «Согласен»… Впоследствии он сообщил мне, что с запиской ознакомил первого заместителя председателя Совета министров УССР К. Масика. Кроме того, ее обсуждали на заседании Президиума Верховного совета», — свидетельствовал Пристайко.

Временная комиссия Верховного совета УССР при расследовании деятельности должностных лиц в период переворота 19–21 августа указала следующее: «Комитет госбезопасности передал в комиссию справку начальника следственного отдела КГБ Украины В. Пристайко от 20 августа 1991 года о несоответствии постановлений ГКЧП действующему законодательству».

20 августа мне пришлось принимать участие в решении других непростых вопросов, в частности, связанных с прилетом в Крым двух самолетов: на одном борту — Лукьянов, Ивашко, Крючков, Язов, на другом — представители российских властей во главе с вице-президентом РСФСР Руцким. Все они стремились первыми попасть к «заточенному» на даче Горбачеву. Мне позвонил заместитель председателя российского КГБ Поделякин и сообщил, что из Москвы для встречи с Горбачевым вылетели Руцкой, председатель Совмина РСФСР Силаев, члены Президентского совета СССР Бакатин и Примаков, иностранные дипломаты. Самолет следует рейсом до Симферополя, но необходимо оказать помощь в принятии борта на ближайшем от государственной дачи аэродроме «Бельбек».

Мне было известно, что посадочные полосы аэродрома были заблокированы тяжелой техникой. Военный аэродром не был предназначен для приема пассажирских воздушных судов, имел сложный заход на посадку с моря, рядом со взлетной полосой стояли ангары с реактивными истребителями. Я попытался переговорить с командующим воздушной армии, но он ответил, что все действия по использованию «Бельбека» согласовываются с находящимся в Киеве генералом Варенниковым. Моей поддержки и власти оказалось мало, о чем я сообщил российскому коллеге.

Через некоторое время мне позвонил Кравчук и сказал о поступившей ему просьбе Ельцина осуществить посадку самолета с московскими политиками в «Бельбеке». Переговоры с военными оказались трудными, и только вмешательство Кравчука позволило получить разрешение на прием самолета. Насколько непростая сложилась тогда обстановка, свидетельствуют переговоры Президентов России и Украины. Ельцин начал убеждать Кравчука в том, что руководство ГКЧП, которое вылетело в Форос, необходимо арестовать, «так как они государственные преступники». Как пишет об этом О. Попцов, «Кравчук в ответ юлит, ссылается на отсутствие информации, на непростоту собственного положения, на невеликую его власть… Ельцин же заявляет: «Ну, хорошо, не можете арестовать, дайте команду посадить наш самолет с вице-президентом и премьером на военный аэродром. Путчисты не должны попасть к Горбачеву первыми». Кравчук опять что-то объясняет. Делает это витиевато: он постарается…».

Интересная складывалась ситуация. Москва вроде не сумела, не хотела своими силами арестовать гэкачепистов во Внуково-2 на правительственном аэродроме при отлете в Форос и давала советы сделать это украинским властям.

На военном аэродроме визитеров из Москвы, естественно, не ждали. И здесь совершенно неожиданно возникла другая тревожная ситуация: на российском самолете находилась группа автоматчиков, взятая на борт Руцким. В связи с этим перед сотрудниками Севастопольского горотдела мною была поставлена задача не допустить выезда в Форос прилетевших этим рейсом вооруженных лиц, так как поздней ночью могла быть неразбериха, столкновение с сотрудниками КГБ или охраны Президента СССР.

По свидетельству Бакатина, так и случилось, делегацию во главе с Руцким около дачи встретила вооруженная автоматами президентская охрана. Вид у сотрудников был решительный. Горбачев, «загорелый, как всегда бодрый, рассказал о своем двухдневном заточении, стал готовиться к отлету». По всей протяженности трассы следования Президента СССР на аэродром «Бельбек» его безопасность обеспечивали расставленные еще до прибывших гэкачепистов оперативные наряды сотрудников КГБ Украины: в условиях той обстановки я просто забыл дать команду о снятии нарядов.

21 августа министр Язов на Коллегии Министерства обороны без согласования с другими членами ГКЧП принял самостоятельное решение о выводе войск из Москвы. Это свидетельствовало о кризисной ситуации и разладе в рядах самих членов ГКЧП. Язов не стал с ними сотрудничать, но из состава ГКЧП не вышел: «Не могу быть предателем, это мой крест, и я донесу его до конца».

Ивашко, Крючков, Язов, Лукьянов слетали к Горбачеву в Крым, где надеялись уговорить его принять участие в развивающихся событиях, от исхода которых зависит судьба страны. Он принял только Лукьянова. По возвращении из Фороса все, кроме Ивашко, были арестованы. Ситуацию обрисовал председатель КГБ СССР Крючков в личной записке Президенту после своего ареста: «М. С. Когда все задумывалось, то забота была одна — как-то помочь стране. Что касается Вас, то никто не мыслил разрыва с Вами, надеялись найти основу сотрудничества и работы с Б. Н. Ельциным. К Вам мы ехали с твердым намерением доложить и прекращать операцию. По отдельным признакам в Крыму мы поняли, что Вы не простите нас и что нас могут задержать. Решили доверить свою судьбу Президенту. Войска из Москвы стали выводить еще с утра в день поездки к Вам. Войска в Москве были просто не нужны. С глубоким уважением и надеждами В. Крючков 25.08.91». Позже Крючков в воспоминаниях напишет, что ввод войск и боевой техники в Москву был ошибочным решением. Не стоило вводить комендантский час. Эти меры были лишними, они давали повод сделать вывод, что те, кто вводил чрезвычайное положение, опасаются своего народа.

Я публично давал оценку ГКЧП уже 26 августа. Вместе с министром внутренних дел Украины Андреем Владимировичем Василишиным мы провели пресс-конференцию перед сотрудниками средств массовой информации. Привожу без какой-либо редакции некоторые выводы из сказанного мною в те дни.

«Предпринятая попытка государственного переворота в стране, намерения руководителей ряда союзных органов установить режим диктатуры резко обострили общественно-политическую обстановку и напряженность среди населения республики, озабоченность судьбой демократических завоеваний.

ГКЧП не удалось втянуть в антиконституционные действия сотрудников органов госбезопасности Украины. Все планировавшиеся акции и указания Крючкова для украинских сотрудников госбезопасности и для меня лично были полной неожиданностью и ни в какой степени не согласовывались с нами ни накануне, ни в ходе государственного переворота. Сотрудники органов госбезопасности Украины оставались верны народу, действующему законодательству СССР, Верховному совету Украинской ССР. Единодушно осудили действия союзных должностных лиц, решительно отмежевались от оторвавшегося от реальной жизни кабинетного аппаратчика Крючкова, который требовал от органов госбезопасности выполнения действий и поддержки ГКЧП.