Признания Адриана Моула - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 17

Из ежегодника «Писатели и художники» я узнал, что агентом нашего наследника является человек по имени сэр Гордон Джайлз. Написал ему, предложив мои сочинения.

Сегодня получил следующее письмо:

Так вот куда подевались презервативы! Я отметил, что он их не вернул.

Сегодня королеве-матери исполняется восемьдесят девять! Благослови ее Господь! Некая мисс Элисон Уотт представила на суд публики портрет королевы-матери. У меня нет слов. Голова величественной особы напоминает репу. Мисс Уотт двадцать три года. Думаю, этим многое сказано. Я тоже экспериментальный художник, но кладу конец экспериментам, когда речь заходит о нашей глубоко почитаемой королевской семье.

2 часа утра. Пандора еще не вернулась из спортивного зала. Ей бы надо поумерить пыл, иначе мускулов у нее будет больше, чем моллюсков в Дублинском заливе.

Свершилось! Опус «Неугомонный головастик» закончен! Я лежал в постели, размышляя о сексе, и вдруг концовка сама собой сложилась у меня в голове.

Я не верю в ложную скромность, посему, дорогой дневник, со всей ответственностью заявляю: это, несомненно, творение гения. Когда-нибудь мой опус станут изучать в школе в обязательной программе. А не послать ли его Эндрю Ллойд-Веберу?[22] Из него получится потрясающий мюзикл. Да! «Головастик» поставит Вест-Энд на уши!

Но есть одна загвоздка: состоит ли Бернард Левин в актерском профсоюзе Англии?

Побывал в гостях у матери. Я не могу более считать этот дом своим. Маффет изменил его до неузнаваемости. Теперь у матери полок больше, чем в справочной библиотеке. Все работает. К затычке раковины в ванной даже цепочка приделана. Маффет не расстается с инструментами, бродит по дому и выискивает, что бы еще обрезать, удлинить, закрутить или ослабить. Мать ходит за ним по пятам, как дрессированный пудель. Противно смотреть. Они пока не расстались со своими нелепыми намерениями пожениться. Маффет попросил меня быть его шафером! В ответ я иронически рассмеялся. Рози будет подружкой невесты, с этой целью она собственноручно смастерила себе платье – вульгарное до предела. Радость педераста: розовый шифон, открытые плечи и атласные розочки, которые все это безобразие скрепляют. Набоков, почему ты не дожил до этого дня!

Я не мог заставить себя переночевать под одной крышей с матерью и Маффетом и нашел пристанище у бабушки. Но не прошло и двух минут с момента моего появления, как бабушка потащила меня на кухню и вынудила восхищаться поделками Маффета, на сей раз кухонным гарнитуром. И почему этот человек всюду лезет? Мне больше нравилась прежняя бабушкина кухня, о чем я ей и сказал прямо и начистоту.

Бабушка заказала себе наряд на свадьбу из каталога «Литтлвудз». Расплачиваться она собирается в рассрочку в течение двух лет. Интересно, «Литтлвудз» понимает, на какой риск идет? Бабушка не может похвастаться отменным здоровьем, а вот скончаться в любой момент может.

Перед бегством обратно в Оксфорд заскочил к Берту Бакстеру. Какая-то бродячая педикюрщица стригла Берту ногти на ногах. Завидев меня, он гаркнул:

– Ох, чтоб меня, да это же младший Моул! И когда у тебя прыщи сойдут, паршивец ты этакий?

Педикюрщица – карлица с грязными ногтями и бегающим взглядом – предложила сделать мне педикюр. Я с содроганием отказался. Когда карлица удалилась, я заварил Берту чай, сделал бутерброд со свеклой и открыл банку темного эля. Ел он и пил, как обычно; хорошими застольными манерами Берт никогда не отличался. Потом он принялся вспоминать свою покойную жену Квини. Мы оба расчувствовались, и Берт признался, что «ждет не дождется, когда же он присоединится к своей девоньке». Штык утратил свирепость (вместе с зубами). Даже лай его значительно потерял в громкости. Никогда не видел, чтобы собака так скоропостижно поседела. И я обеспокоился, заметив, что Штык сильно исхудал. Ошейник теперь болтается на нем, как кольцо вокруг Сатурна.