Пропавшие без вести (Кодекс бесчестия) - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 43

Генерал-лейтенант Лазарев жил в подмосковном поселке в дачном кооперативе «Звездочка». Перед войной здесь давали участки крупным военачальникам. По старой памяти кооператив называли генеральским поселком, хотя генералов здесь почти не осталось. Наследники разделили участки заборами, половины домов были выкрашены в разные цвета. Кое-где над серыми шиферными и железными, в буром сурике крышами возвышались особнячки «новых русских», довольно убогие по сравнению с элитным поселком на Осетре.

Тачку я оставил возле поселкового магазина и двинулся пешком через березовую рощу, золотым облаком сиявшую среди унылых заборов. Нужный мне дом оказался сразу за рощей. Перед калиткой нетерпеливо топтались два работяги-строителя в замызганных спецурах, жали на кнопку звонка. Между ними стояла сорокалитровая фляга с потеками зеленой краски. Не нужно было обладать дедуктивными способностями, чтобы понять: краска приватизирована на какой-то из местных строек и сейчас будет реализована за сумму, кратную стоимости бутылки.

На звонок никто не выходил. Работяги начали стучать, сначала деликатно, потом громче. Калитка открылась, выглянул маленький лысый старик в затрапезе, в резиновых опорках, с навозными вилами в руках, колючим взглядом окинул работяг:

— Чего вам?

— Батя, позови генерала, дело есть! — обрадовались они.

— Нет генерала, — буркнул старик.

— А когда будет?

— Не докладывал.

Матерясь, они подхватили флягу и поволокли ее к следующему дому. Старик перевел вопросительный взгляд на меня.

— Я хотел бы видеть генерал-лейтенанта Лазарева.

Он немного помедлил, рассматривая меня, и посторонился:

— Заходите. Я Лазарев.

От калитки к дому вела уложенная плитами дорожка. Плиты просели, их затянуло землей. Генерал подвел меня к покрытому старой клеенкой столу с вкопанными скамейками, побренчал рукомойником у крыльца и ушел в дом. Я осмотрелся.

Участок был большой, запущенный. Дом тоже выглядел серым, бесхозным. На участке росли сосны и несколько старых яблонь. К ним генерал-лейтенант Лазарев и возил навоз. Листья с яблонь давно облетели, но яблоки были не сняты, краснели на голых черных ветках, валялись в траве. Было непонятно, для чего удобрять яблони, если не убирать урожай. В этом была какая-то разрегулированность жизни, рассогласованность механизма, каждая из частей которого работает сама по себе.

Через некоторое время Лазарев вернулся. Крепкая лысая голова и синий спортивный костюм с двойными белыми полосками, в который он переоделся, делали его похожим на старого тренера некогда знаменитой команды. И выражение его лица было как у тренера, к которому пришли за советом. Явились, вашу мать, когда довели команду до ручки, раньше нужно было просить совета.

Он устроился за столом и кивнул:

— Слушаю.

— Почему у вас нет охраны? — спросил я.

— Зачем мне охрана?

— Вы секретоноситель.

— Кто сейчас охраняет секреты! Сами раздаем. В НАТО мечтаем вступить. Россия — полноправный член НАТО. Полноправный с Лапландией!

С этим было все ясно. Если я не хотел увязнуть в болоте современной политики, а этого я не хотел, следовало срочно заныривать в глубины истории. Поэтому я поспешно сказал:

— В подольском архиве мне рекомендовали вас как человека, который знает об афганской войне все.

— Всего не знает никто.

— Меня интересует только один эпизод. Что произошло четырнадцатого декабря восемьдесят четвертого года на аэродроме в Кандагаре? Верней, что произошло, я знаю. Было взорвано несколько наших самолетов. Но не знаю почему. Не знаю, что за этим последовало. И главное — как это сказалось на судьбе майора Калмыкова.

Генерал нахмурился.

— Кто вы такой?

— Сотрудник частного детективно-охранного агентства «МХ плюс», — представился я и предъявил красную книжицу, очень солидную.

— Пастухов Сергей Сергеевич, — прочитал Лазарев и сличил мою физиономию с фотографией. — Как вы меня нашли?

— Ваш адрес дал мне генерал-майор Голубков. В Афганистане вы с ним встречались. Он служил в армейской разведке. Он сказал, что вы его, возможно, помните.

— Помню. Но не помню, чтобы я давал ему свой адрес.

— Он узнал его по своим каналам. Сейчас он начальник оперативного отдела Управления по планированию специальных мероприятий. Он предупредил меня, что вы захотите проверить мои слова. Дать вам его телефон?

— Не трудитесь, — буркнул Лазарев и встал.

Отсутствовал он минут пятнадцать. Когда вернулся, взгляд у него был уже не таким колючим.

— Все правильно, — сказал он, возвращая удостоверение. — Чем занимается ваше агентство?

— Охраняем тех, кто нас нанимает. Выполняем конфиденциальные поручения.

— Следите за неверными женами?

— Пока не приходилось, но почему нет?

— Дожили. Капитан спецназа шарит в чужих постелях. Почему вас заинтересовал майор Калмыков?

— Некоторое время назад нас наняли его охранять.

— Вас? Наняли? Его? Охранять? — переспросил Лазарев с таким выражением, будто я сообщил ему что-то совершенно невероятное.

— Это была всего лишь мера предосторожности, — объяснил я.

— Какое время назад?

— Около двух недель.

— Точней! — потребовал он.

— С двенадцатого по пятнадцатое сентября.

— Голубков знает, зачем вы меня искали?

— Нет, — честно ответил я. — Он занятой человек. Я не стал его грузить своими проблемами.

— Убирайся, парень, — ровным голосом приказал Лазарев. — Если бы Голубков не сказал, что ты свой, я бы вызвал патруль. И с тобой разбирались бы особисты. Все. Свободен.

— Как скажете, господин генерал-лейтенант, — обескураженно пробормотал я. — Но...

— Товарищ генерал-лейтенант! — рубанул Лазарев.

— Прошу извинить, товарищ генерал-лейтенант. Я не хотел вас обидеть. Но мне было бы легче жить, если бы я знал, чем вызван ваш гнев.

Он посмотрел на меня белыми от ненависти глазами.

— Тем, сукин ты сын, что никакого майора Калмыкова две недели назад ты охранять не мог! Майор Калмыков был расстрелян в Пешаваре контрразведкой Ахмед Хана в ноябре восемьдесят восьмого года! После трех месяцев пыток! После трех месяцев таких пыток, какие тебе, щенок, в страшном сне не приснятся! Он погиб, как герой! Он был мне, как сын. Он был мне, как родной сын! Его сожгли в извести. А теперь пошел вон.