Магический камень апостола Петра - Александрова Наталья Николаевна - Страница 30

Тут же он осознал, что так говорить или даже думать нельзя, если он хочет остаться в живых.

– Я буду молчать… молчать… – поспешно выпалил он, стараясь загладить свою вину. – Я никому не скажу ни слова!

– Конечно, не скажете! – Лиза перегнулась через стол и положила руку поверх его руки, при этом чуть царапнула его длинным темно-красным ногтем. – Конечно, вы никому ничего не скажете, я не сомневаюсь! Просто ждите и ведите себя хорошо, не болтайте лишнего – и мы сделаем все остальное! – И Лиза вызвала охрану, чтобы отконвоировать заключенного обратно в камеру.

По дороге в свою камеру Виталий мысленно метался от отчаяния к надежде, от надежды к отчаянию. То он думал, что всесильная Елена Юрьевна вытащит его из тюрьмы – ведь он нужен ей, чтобы заполучить чертов камень, – то понимал, что никто не станет за него бороться, что он никому теперь не интересен. Если эта сволочь Алиска подбросила ему пистолет, стало быть, она совершенно им не увлечена, но тогда… он боялся продолжать эту мысль.

Вдобавок ко всем его несчастьям саднила рука, которую поцарапала Лиза. Странно, когда он прежде ее видел, ему показалось, что у Лизы были короткие ногти…

Ну, наверное, это накладные ногти, которые она надела для полноты образа, когда переоделась адвокатом…

Лиза вышла из здания тюрьмы и пошла к своей машине. Звонок настиг ее уже в салоне, когда она аккуратно отклеивала накладные ногти и складывала их в маленький пластиковый пакетик. Она взяла телефон, только когда заклеила пакет и завернула его в еще один, обычный, из парфюмерного магазина. Затем убрала пакет в бардачок.

«Еще пригодится», – усмехнулась она про себя.

– Как дела? – услышала она голос Елены Юрьевны.

– Все в порядке, он не помешает, – ответила Лиза.

– Что ж, это был отработанный материал… – Лизе показалось, что в голосе ее работодательницы послышались нотки сожаления. Ну, разумеется, только показалось.

– Что делать дальше? – спросила она.

– Я скажу тебе позже, – послышался ответ, – приезжай.

Глядя в зеркало заднего вида, Лиза слегка усмехнулась. Неужели у всесильной Елены Юрьевны нет никакого плана и она в некоторой растерянности? Не может быть! Хотя…

Она даже оглянулась по сторонам, как бы опасаясь, что кто-то услышит такие крамольные мысли. Потом, не отвлекаясь больше, тронула машину с места.

На следующее утро охранник снова услышал стук в дверь камеры, где сидел Виталий Лапников.

– Вот не понимают люди намеков, – проговорил он обиженным голосом, направляясь к этой камере, – ведь намекнул же я ему вчера, чтобы не шумел, по-хорошему намекнул, а он снова…

Охранник распахнул форточку на железной двери камеры и раздраженно проговорил:

– Ну чего тебе надо? Что ты надрываешься?

Однако, к своему удивлению, в форточке он увидел не Лапникова, а его соседа по камере – толкового, спокойного мужика, хорошо понимающего тюремные порядки и никогда не создающего проблем администрации.

– Это ты, Винторогов? – удивленно проговорил охранник. – Вот уж от тебя не ожидал! Не думал, что ты будешь нарушать безобразия!

– Я не нарушаю… – испуганно отозвался Винторогов. – Я хотел ваше внимание привлечь, гражданин начальник!

– Привлек, – вздохнул охранник, – так в чем же дело?

– Сосед мой помер.

– В каком смысле, помер? – переспросил охранник.

– В смысле, скончался. Концы отдал.

– Кто разрешил?! – гаркнул охранник, печенкой чувствуя предстоящие неприятности.

Снова капитан Перченок находился в кабинете следователя. Только на этот раз он не стоял в виде жалкого просителя, а сидел, вольготно развалившись на стуле. Стул был жесткий, но капитан делал вид, что ему очень удобно.

Следователь Уткин же сегодня не изучал свои документы с деловым и чрезвычайно занятым видом, а почесывал затылок в некоторой растерянности.

– Ну вот, – вздохнул он, – приплыли.

Капитан почувствовал даже некоторое злорадство, поскольку начальство успело уже снять со следователя стружку. Он же, капитан, человек не то чтобы маленький, но его дело – найти подозреваемого и задержать. А за то, что с ним потом будет, капитан ни в коей мере не ответственен.

Однако все же утешение было слабым, а точнее, совсем никаким, поскольку точил и точил капитана маленький такой червячок, твердя, что в этом деле что-то нечисто.

Следователь Уткин таких сомнений был начисто лишен.

– Вот что, Петр, – сказал он строго, – дело это я закрываю. Начальство распорядилось. Оружие мы у него нашли? Нашли. Пальчики на пистолете его? Его, – он похлопал по пачке бумаг на столе. – Далее. Вскрытие показало, что умер он от сердечного приступа. Ну, прихватило сердечко ночью от страха, он и скопытился. Я его на допросе не запугивал, жилы из него не тянул, обычный у нас был разговор.

«Да уж, знаю я твои методы», – подумал капитан.

Подозреваемого Лапникова ему было нисколько не жаль, с самого начала он вызывал у него только презрение, однако была в этом деле какая-то недосказанность, неясность, а неясностей капитан Перченок очень не любил.

С одной стороны, уж больно все гладко получается. Как только дело забуксовало, так сразу же появился подозреваемый. С пистолетом и отпечатками. Подсунули его с помощью анонимного телефонного звонка. Поднесли, можно сказать, на блюдечке. И совпадений таких не заметит только такой дурак, как следователь Уткин. Точнее, он не дурак, а просто хочет дело поскорее закрыть. Чтобы все было в порядке и начальство не донимало.

Представив, что начальство высказало сегодня следователю в кабинете, капитан немного повеселел. Не то чтобы он был злопамятным человеком, просто характер у следователя Уткина был скверный и крови операм он в свое время попортил немало.

Да, как-то это все подозрительно. И помер этот Лапников так вовремя. Не хотел ведь на себя вину брать, упорно утверждал, что пистолет ему подбросили, очной ставки требовал с Алисой Канарской.

Следователя Уткина убедить в чем-либо трудно, это капитан по себе знает, но все же Лапников этот твердо на своем стоял. Продержался бы пару-тройку допросов, а там и вызвал бы Уткин Алису.

Если она и правда к любовнику приходила, кто-то из соседей мог видеть. Походить, поспрашивать, авось найдется свидетель. Но ведь этого никто и не оспаривает. Да, встречались, да, ходила, но пистолет-то зачем подкладывать, любовника топить?

У нее самой твердое алиби, ей-то что с того… За мужа отомстить хочет? Так говорила же Агния, что муж, Канарский этот, порядочной был скотиной, бил ее и ревновал жутко. Как выяснилось, было за что. А Агния-то еще подругу защищала – дескать, никак не могла она любовника иметь, муж следил. А вот могла, оказывается.

Но теперь Уткин точно ничего делать не будет. Отпишется, да и в архив дело сдаст. Официальное заключение – умер во сне, сердце не выдержало.

Тут капитан нахмурился, поскольку вспомнил свой разговор с Варварой Михайловной Голубец.

Снова стоял он в морге перед оцинкованным столом, на котором лежало то, что осталось от Виталия Лапникова, снова Варвара Михайловна нещадно дымила своим «Беломором», только теперь рядом с ней был не высокий парень с лицом под цвет своего белого халата, а худенькая маленькая девчонка, которой халат был неимоверно велик. Смотрела она, однако, бодро, внимательно слушая судмедэксперта, и даже записывала что-то в маленькую тетрадочку. Никаких новомодных компьютеров-наладонников и мобильных телефонов Варвара во время вскрытия не терпела.

Лицо у девчонки было бледноватым, но так казалось из-за ярких ламп дневного света, освещающих стол.

– Ладно, – Варвара Михайловна решительно отложила инструменты, – Ляля, зашей!

И девчонка, алчно блеснув глазами, приступила к трупу.

– Хороший кадр прислали, – удовлетворенно сказала Варвара, бросив перчатки в мусорное ведро и закуривая очередную папиросу, – толковая девка! Главное, трупов совершенно не боится, чувствует себя в прозекторской как дома!