Наследник Тавриды - Елисеева Ольга Игоревна - Страница 34

– Положение серьезно, – объяснила она любовнику. – Те, кого представляет твой злополучный граф-карбонарий, имеют штаб-квартиру в Вене. Они покровительствуют тамошней Этэрии, но не только ей. Их желание состоит в том, чтобы русские братья потихоньку приютили здесь, на юге, остатки разбитых этэристов и приняли на хранение ценности – оружие, награбленное добро. За это вам обещается всемерная поддержка в тот момент, когда вы сами начнете действовать. Этэрия Одессы получит новых, обстрелянных членов, которые на время растворятся в городе. В условленный час они помогут при захвате порта. Отсюда прямая связь с Европой. А в Италии, Испании и Греции под золой тлеет огонь.

– Мягко стелят, – отозвался Александр, мигом поняв, в какие хлопоты хочет ввести общество заезжий карбонарий. В сущности, Мочениго не обещал ничего конкретного. Зато все старания по обустройству толпы вооруженных пораженцев русская сторона должна будет взять на себя. – Я подобные вопросы не решаю. Нужно говорить с членами Управы.

В начале марта в Одессу приехал Липранди. Он был назначен графом в комиссию по прокладке дорог и колесил по наместничеству с картой, готовясь дать ответ: что строить, где и в какую цену? Местный камень его не радовал. Везти гранит из Европы – смешно. Есть свой диабаз, но на разработку ушли бы годы. С этими новостями полковник отправился на доклад к Воронцову. Был ободрен и приголублен.

– Ну и что, что прочнее базальта. Будем взрывать. Вы же видите, сколько народу расплодилось. Если не занять их работой, уйдут в разбойники.

По своему обыкновению, граф пригласил приезжего на обед. Липранди в прекрасном расположении духа явился к наместнику и застал там Пушкина. Кислого и не в своей тарелке. Поэт сидел далеко от полковника и через стол переговаривался с Ольгой Нарышкиной. Она метала в него стрелы Амура, самым бесстыдным кокетством добиваясь внимания. Вообще Александра Сергеевича окружало дамское общество. Никто из серьезных чиновников с ним не разговаривал. Те смотрели наместнику в рот. Зато слабый пол был явно заинтригован новой поэтической персоной на одесском рейде. Время от времени в разговор вмешивалась графиня. Она бросала два-три слова и снова отвлекалась на общую беседу. Выражение лица Александра Сергеевича было такое скучное и такое пренесчастное, что полковник исполнился жалости.

– Куда вы теперь? – спросил он, когда трапеза закончилась и приятели столкнулись в передней.

– Отдохнуть, – буркнул Сверчок. – Сами видите, что здесь за обеды! Это вам не Инзов! Не Орлов! Попробуй слово сказать – съедят. Все только то уместно, что нравится графу.

– Чего же вы ожидали? – удивился полковник. – Это его дом. Если вам нужен пунш и тесная кампания, поезжайте в трактир к Папе-Коста. Там можно ноги на стол закидывать.

Поэт ничего не ответил и поспешил выйти. Зная переменчивость его настроений, Липранди тут же выкинул из головы разговор. Часов около восьми он явился в отель Рено и, проходя мимо номера Пушкина, услышал из-за двери громкий хохот с надрывами.

– Куконаш Пушка, когда ты смеешься, у тебя кишки видны! – Полковник толкнул дверь.

Александр Сергеевич без сюртука, в одной белой, не весьма чистой рубахе сидел на коленях у мавра Али, или Морали, как его тут называли, и щекотал гостя за пухлые бока. Тот всеми силами уклонялся от проворных пальцев поэта, чем веселил хозяина до слез.

– Вот видишь, Иван Петрович, какая мне по вкусу компания! – воскликнул Пушкин. – Это корсар родом из Туниса. У меня лежит к нему душа. Может быть, мой дед с его предком были родней?

Морали на эту тираду отвечал только белозубой улыбкой. Было видно, что ему нравится поднимать Пушкина, как ребенка. Подбрасывать его и забавляться с ним.

– Судя по роже, этот малый картежник и плут, – сказал Липранди по-русски. – Впрочем, я таких люблю. Пойдемте ко мне пить чай.

Честная кампания переместилась в номер полковника, который, где бы ни жил, не утрачивал своего бедуинского гостеприимства. Пустились в воспоминания о Кишиневе. Теперь Пушкин локти кусал, как там было славно!

– И квартира, и стол, – сетовал он. – Без копейки. Друзей целый город. Инзушка меня душевно любил. Хоть и сажал под арест без сапог. А здесь? Скучно, моя радость!

– Тебе и там казалось скучно, – отозвался Липранди, выкладывая на блюдо сушеный виноград.

– Я дважды просился у царя в отпуск. – Голос Пушкина исполнился неподдельной грусти. – Нет ответа. Остается одно. Взять тихонько трость и поехать посмотреть Константинополь. На Святой Руси невтерпеж.

– Отпуск из ссылки? – рассмеялся Липранди. – Ты оригинал!

Поэт опять ухватил мавра за бока.

– Чтобы развеяться, нужны сильные средства. Вот Морали – мое единственное утешение.

– Это ни в какие ворота не лезет, – Михаил Семенович поспешно сложил листок и отбросил его от себя, точно не мог держать в руках. – Есть в городе хоть одно происшествие, не связанное с Пушкиным?

Лиза подняла брови. Они сидели в кабинете графа в новом доме Фундуклея, отделка которого была почти закончена. На Масленицу им предстояло впервые принимать гостей, и оба боялись ударить в грязь лицом.

– Казначееву придется на день закрыть канцелярию и всех секретарей заставить писать приглашения! Народу прорва.

Елизавета Ксаверьевна вертела в руках список гостей. И то хмурилась, то покусывала чуть оттопыренную нижнюю губку.

– А Ланжероны обязательно?

– Обязательно.

– А Гурьевы?

Сколько раз они это обсуждали! Должность не позволяет Михаилу ограничиться кругом добрых знакомых. Он вынужден принимать первые персоны города, даже если ему самому приятнее было бы обойтись без их ядовитых улыбок и льстивых похвал с двойным дном.

– А де Витт со своей… Собаньской? – Лиза упорно не хотела смириться. – Ты же говорил, что он твой соперник.

– Именно поэтому мы будем с ними очень любезны.

– Все это гадко. – Графиня вздохнула. – Ну, хоть моего кузена-то мы имеем право не звать?

Ее голос прозвучал жалобно, но муж был непреклонен.

– Нет. Даже если бы Раевский просто был в прежние времена моим адъютантом, его пришлось бы пригласить. А он, к несчастью, еще и твой родственник. Хочешь толков? Почему Воронцовы чураются своей родни? Должно быть, она для них недостаточно богата?

– Ты так серьезно воспринимаешь сплетни! – Лиза собиралась встать, но граф удержал ее.

Они были уже в самом конце списка и уперлись в строчку: «Генерал Ив. Вас. Сабанеев с супругой». Михаил надолго задумался. Он любил старика и не мог отказать ему в приглашении. Но его жена…

– Вот где мина, подведенная под фундамент нашего маскарада. – Граф передернул плечами. – И что делать?

Лиза не поняла.

– Он же твой друг.

– Он мой друг, который всю жизнь женился на ком попало! – Воронцов встал с кресла и заходил по комнате. – Его первый брак – анекдот на всю армию. Заехал в метель в церковь. Ночь, темно. Пара свечек. Барышня ждет жениха. Видать, увозом. Ему говорят: «Наконец вы добрались! Скорее, скорее!» И ставят рядом с девицей… Наутро только дело выяснилось.

Лиза изумленно округлила глаза. Ей Иван Васильевич казался таким почтенным!

– А теперь? – Граф снова опустился в кресло. – Отобрать жену у лекаря и венчаться с ней без развода. Как ты воображаешь, он войдет в зал под руку со своим незаконным приобретением?

– А как де Витт входит?

В словах Лизы была правда.

– Посмотри на дело по-человечески, – продолжала она. – Мы принимаем толпу людей, скверных и нам чужих, только потому, что у них высокое положение. И в угоду их представлениям о приличиях ты колеблешься, звать ли старого друга?

Воронцов побледнел. Он сердился на жену, но признавал справедливость ею сказанного.

– Самому ему я хоть сейчас напишу приглашение. Но в том-то и беда, что он оскорбится, если мы не позовем его вместе с супругой.

– А мы позовем вместе. – Графиня потерлась щекой о щеку мужа. – Я уверена, что Иван Васильевич не поставит тебя в неловкое положение. Он приедет один. Но ему дорого будет наше участие.