Глубина. Трилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 44

   – Инструмент не тот, Леня. Все понимают, что на самом деле сидят дома или на работе, таращась в экран или нацепив шлем. А потому – можно все. Игра. Мираж.

   – Ты говоришь, как тюринцы.

   – Нет, их подход мне тоже не нравится. Мне вовсе не хочется превращаться в поток электронных импульсов.

   – Вика… – Я кладу руку на ее плечо. – Не стоит загадывать, не стоит переживать. Глубине – пять лет. Она еще ребенок. Хватает все, что попадается под руку, говорит глупости, смеется и плачет невпопад. Мы не знаем, во что она вырастет. Не знаем, не появятся ли у нее братья и сестры, которые будут лучше. Надо просто дать ей срок.

   – Надо дать ей цель, Леня. Мы нырнули в этот мир, не разобравшись с тем, что осталось за спиной. Не умея жить в одном мире – породили другой. И не знаем, куда идти. К чему стремиться.

   – Цель появится, – без особой уверенности говорю я. – Опять-таки дай срок… дай глубине осознать себя.

   – А может быть, она уже осознала? – говорит Вика насмешливо. – Ожила. Как в фантазиях людей, никогда в ней не бывавших? Может быть, среди нас ходят люди, которых нет в реальном мире? Отражения пустоты? Может быть, ты или я вовсе не существуем? И все наши представления о реальности – это фантазии ожившей сети?

   Мне вдруг становится страшно.

   Нет, я не склонен считать, что меня на самом деле нет.

   И за Вику почти спокоен.

   Но, кажется, я знаю кандидата на «отражение пустоты».

   А Вика продолжает, словно задавшись целью свести меня с ума:

   – Представь, как это может быть. Сотни тысяч, а может быть, уже миллион компьютеров включены в сеть постоянно. Потоки информации мчатся между континентами, оседают на хостах и роутерах, откладываются в памяти машин. Несуществующие пространства живут по своим законам, меняются. Падает листва с деревьев, наши шаги оставляют следы, наши голоса заставляют срываться лавины. Информация дублируется, путается, смешивается. Программы послушны, они создают муляжи, личины, но кто знает, как скоро личина наполнится подлинным разумом?

   – Любой хакер помрет от смеха, слушая тебя, – говорю я деревянным голосом.

   – Я не хакер. Я просто смотрю на то, что происходит вокруг. И думаю, что увидел бы человек ниоткуда, появившись в Диптауне, твердо считая, что он настоящий и живой? Кривляющихся фигляров? Людей, которые бегают по «Лабиринту» и радостно убивают друг друга? Психопатов, оттягивающихся в борделях? Вокруг есть все, что существует в реальности. Небо и солнце, горы и моря, города и дворцы. Пространства в пространствах, смешение времени и народов, достоинства и пороки. Все! Все и ничего. Нам нужно лишь то, что ненавистно в реальной жизни. Смерть, кровь, фальшивая красота и заимствованная мудрость. Так что подумает глубина о людях, если она научится думать?

   Я молчу. Я вспоминаю Неудачника, который убивает монстров из пистолета, но никогда не стреляет в игроков. Который не говорит своего имени и адреса. Который уже двое суток висит в виртуальности – но у него не заплетается от жажды язык и не подламываются ноги. Который не понимает, что убегающий от мутантов ребенок – всего лишь сотня килобайт программы на сервере тридцать третьего уровня.

   Я вспоминаю слова Человека Без Лица – «Теперь кое-что изменилось». Это же была прямая подсказка – вместе с воспоминаниями о Боссе-Невидимке и Заблудившемся Пойнте. Случилось то, что не имеет аналогов, кроме как в фольклоре.

   И меня начинает бить дрожь.

   Не может быть случайностей пятнадцать раз подряд – дайверы «Лабиринта» вытащили бы Неудачника… не препятствуй этому сама сеть. Неудачника некуда вытаскивать из глубины – он живет лишь в этом мире. Он прикован к «Лабиринту», к миру выстрелов и предательств, крови и руин. Он погибает и оживает, не понимая, что происходит с ним.

   – Вика… – шепчу я. – Вика, не дай бог…

   – Что? – Она смотрит на меня и отступает на шаг. – Что с тобой?

   – Не дай бог, ты права… – шепчу я. – А мне кажется, что ты права….

   Она хватает меня за руку, сжимает крепко, почти до боли, кричит:

   – На сколько ты ставил таймер? Где ты живешь? Леня, опомнись! Ты живой, ты настоящий! Я несу чушь, чушь!

   Мне делается смешно – Вика испугалась за меня.

   – Я в порядке, – говорю я. – Я живой и настоящий. У меня не дип-психоз. Но я знаю человека, который не может быть живым.

   Как ни странно, но Вика успокаивается. Я бы на ее месте наоборот – еще больше испугался.

   – Я тоже с такими встречалась… – заявляет она.

   Качаю головой.

   – Вика, я знаю человека, который ведет себя, как в твоей фантазии. Не различает реальности и яви. Не ведает границы, живет, а не играет в глубине.

   Она догадывается мгновенно:

   – В «Лабиринте»?

   – Да.

   – Это называется потерей реальности. Нервный срыв, и ничего больше.

   – Я видел нервные срывы, – говорю я. – Это… это другое.

   – Ленька, – Вика улыбается, – я наговорила глупостей, а ты испугался… Знаешь, аналогии фальшивы.

   Мне хочется рассказать ей все. Про Человека Без Лица и Неудачника. Про случайности, которые стали системой. Но я подписывал контракт, обещая конфиденциальность.

   И еще – мне придется сказать, что я дайвер.

   А у меня есть опыт таких признаний.

   Я догадываюсь, о чем думают девушки, целуясь с дайвером. «Сейчас он выйдет из глубины, и мое лицо превратится в маску из крошечных квадратиков-пикселов. Он свободен здесь, а я пленница…»

   Не хочу, чтобы Вика так думала. Не хочу, чтобы это стало стеной между нами.

   – Ты права… – шепчу я. И Вика прижимается ко мне.

   Мы стоим над обрывом, целуясь, и река ревет под нами, а ветер треплет волосы. Одинокий птичий крик, секундный проблеск солнца в разрыве туч, ковер листьев под ногами. Он мягкий и пахнет пряным. Я снимаю с Вики платье, а она помогает раздеться мне. Я целую ее тело, мои губы касаются живого тепла, не я в глубине, это глубина во мне, это наш мир – вокруг, я не уйду отсюда никогда, мы затеряемся в этих лесах и найдем дорогу к горам, что видны из ее окна.

   Вика что-то шепчет, но я не слышу слов – мы слишком глубоко, мы вышли за пределы всех пространств.

   Потом наступает короткий миг, когда пространства сливаются воедино.

   Мы вместе – сквозь расстояния и неизвестность.