Глубина. Трилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 31

   – Виртуальность отняла у нас небо, – шепчу я.

   – Ты тоже это понял?

   – Конечно. Мир уходит в глубину. В отражение реальности. Зачем летать к Луне или Марсу, если здесь уже доступны любые планеты? Пропал азарт. Пропал интерес.

   – Зато развиваются электронные технологии.

   – Разве? «Восьмерка» – это просто очень крутой «686»… – Я намеренно называю «пентиум-про» непринятым именем. – Ничего нового не родилось за последние пять лет. Топчемся на месте.

   Вика тихо смеется:

   – Господи… спор о развитии технологий… Леонид, ты ведь в борделе.

   – Знаю. Тебе неинтересно?

   – Интересно. Я… я просто отвыкла от таких разговоров.

   Она молчит, потом легонько касается моей щеки губами.

   – Спи. У тебя язык заплетается, Леня.

   Не спорю. Мне не хочется с ней спорить.

   Тем более что она права.

   Я закрываю глаза и засыпаю – мгновенно.

110

   Я вижу сон. Я часто вижу сны – за день сознание выматывается так, что разгрузка просто необходима. А сны для того и приходят, чтобы спасти нас от обилия впечатлений, досказать несказанное.

   Обычно я не запоминаю снов. Лишь сумбурные остатки вертятся в голове, так и не осознанные до конца. Но сейчас сон ярок и впечатывается в сознание. Может быть, потому, что я сплю в виртуальности.

   Я стою на сцене, за тяжелыми полотнищами занавесей. На сцене – человек с гитарой, он неподвижен, словно скован невидимыми цепями. Он поет, но до меня не доносится слов. Между нами – глубина, ожившая, ставшая прозрачной стеной. И я напрягаюсь, пытаясь шагнуть к нему, разбить стену и услышать слова. Но глубина тяжела и упруга, словно резиновая плита. Меня отшвыривает обратно, я падаю на колени, замираю, не в силах пошевелиться.

   Певец поворачивает голову, смотрит на меня. Кажется, он начинает петь громче. Но я все равно не слышу. Я скован глубиной, спеленут. Я беспомощен.

   Певец кивает и отворачивается. Я вдруг понимаю, что это и есть Неудачник из «Лабиринта». Тот, кого я должен спасти… спасти, а не валяться на коленях, под незримой резиновой тяжестью.

   Но сил все равно нет.

   С противоположного конца сцены, из-за занавеса, появляется еще один человек. Он в маскировочном комбинезоне, с винчестером в руках. Усмехается, глядя на меня, поднимает оружие. Это Алекс.

   «Нет!» – кричу я, но звук вязнет в глубине.

   Алекс стреляет. Пуля пробивает гриф гитары, взвизгивают струны, сворачиваясь упругими кольцами, барьер тишины лопается. Я вскакиваю, тяжесть исчезла, и певец недоуменно смотрит на убитую гитару, Алекс передергивает затвор, а я уже бегу, прыгаю, сбиваю певца с ног, заслоняю собой.

   – Я говорил, что сделаю тебя, – произносит Алекс.

   Он стреляет, пуля входит мне в грудь, разрывает сердце, проходит насквозь и пронзает певца. Его тело вздрагивает и становится мертвым.

   Это значит – все. Значит – я не успел.

   Я поднимаюсь, иду на Алекса. Сердце уже не бьется в груди, но что мне до того. Я дайвер. Единственный враг глубины, страж между мирами, тот, кто должен был успеть Я привык жить без сердца. Меня так просто не убьешь.

   Зал за спиной ревет, аплодирует, свистит, топает ногами.

   – Я сделал тебя, – говорит Алекс, опуская винчестер.

   Из-за его спины выходит Вика. Протягивает вперед руку – в ладони жирный серый пепел.

   – Я нашла ту звезду, – шепчет она. Разжимает ладонь.

   Пепел, кружась, стекает на пол.

   И тогда я умираю.

   Проснувшись, я жадно глотаю воздух. Уже рассвело. Воздух пьяняще свеж. Вика спит, прижавшись к моему плечу, зябко съежившись.

   Хороший сон мне приснился.

   Как там в анекдоте про Фрейда. «Знаешь, доченька, бывают и просто сны…»

   А вообще-то говорят, что спать в виртуальности – плохая примета.

   – Вика… – Я трогаю ее за плечо, она вздрагивает, но не просыпается.

   Встаю, укрываю ее краем одеяла. Фонарь на траве потух, догорел. Иду в домик.

   Он маленький, там всего одна комната – роскошная спальня, ванная, туалет и кухня. Достаю из холодильника сливки, сыр, паштет. Варю кофе на маленькой плите, делаю бутерброды, складываю все на маленький поднос, иду обратно к Вике.

   Она еще спит.

   Глубина-глубина, я не твой…

   Что ж, неплохо отдохнул. Три часа дня.

   Я сходил в ванную. Привел себя в порядок, даже зубы почистил, стянув шлем и зажав его под мышкой. Вернувшись в комнату, достал из холодильника банку лимонада, йогурт, кусок колбасы. Дурацкий набор, но какая разница, что я буду есть в реальности? Лишь бы набить желудок.

   Та Вика, что на дисплее компьютера, тоже дремлет. Я почувствовал легкий стыд, стыд перед программой, которой изменяю с человеком.

   deep

   Ввод.

   Глажу волосы Вики – почти настоящей Вики. Шепчу:

   – Пора вставать…

   Она просыпается. Недоуменно смотрит на меня, потом улыбается.

   – Спасибо.

   – За что?

   – Ну… я так здорово отдохнула. Нечасто получается…

   – Я принес завтрак, – говорю я.

   Это моя обязанность, – с деланным недовольством вздыхает Вика. – Спасибо, Леонид.

   Пьем кофе, едим бутерброды. Где-то далеко в лесу звенит птичий голос.

   – Мне снился плохой сон, – сообщает Вика.

   – Про сцену? – спрашиваю я, и сердце замирает, словно в него вновь вонзается пуля.

   – Нет. Словно я нашла упавшую звезду, а она уже догорела. Дотла.

   Сердце снова дрожит, отдается в висках, гулко и тоскливо.

   Спать в виртуальности – дурная примета.

   Какие связи протягивались между нами, уснувшими в глубине? Беззвучный шепот и сонные гримасы, напрягшиеся мускулы и качнувшиеся ресницы – все, все переплавлялось в электронные импульсы и уносилось сквозь глубину.