Цветок Фантоса. Романс для княгини (СИ) - Фейгина Наталия - Страница 9

– Так кто же из них станет твоей спутницей, Тали, на сегодняшний вечер? – спросила мадам, закончив церемонию представления.

– Они все прелестны, и каждая из них хороша по-своему, – ответил Виталион. – Но Павел Алексеевич пригласил меня сюда, чтобы я узнал, в чём разница между любительницей и профессионалкой. Я надеюсь, что вы сами выберете для меня спутницу на этот вечер.

– Это не в моих правилах, – соблазнительно облизнув губки, словно бы пересохшие от волнения, сказала мадам, – но я сама покажу тебе, в чём разница. Пойдём.

Она протянула юноше руку, но тот сперва поцеловал тонкие пальчики, а потом вложил в руку тяжёлый кошелёк. И только после этого последовал за ней в комнату.

Павел Алексеевич, поманил пальцем Талию, и девушка послушно подошла к нему.

– А ты сумеешь показать мне разницу? – Спросил он, обвивая рукой талию Талии.

– Я попробую, – задорно улыбнулась она.

Проходя по коридору, Павел Алексеевич замедлил шагу перед дверью, из-за которой доносился голоса.

– Нравится? – спросил Виталион.

– Да, очень, – донёсся восхищённый ответ мадмуазели, и Павел Алексеевич мог поклясться, что в нём не было ни грана притворства. Желания жриц любви редко волновали клиентов, и Павел Алексеевич полагал, что самым надёжным афродзиаком для них является золото. И всё же любопытно, что такого придумал юнец…

Больше Павел Алексеевич ничего не услышал, поскольку внезапно наступила тишина. Очевидно, Виталион включил поглотитель звуков, скрытый в одном из перстней, унизывавших его пальцы. Можно было сказать, что этот парень носил на руках половину Версаново.

– А ваш красавчик даром времени не теряет, – хихикнула Талия.

– Да уж, – кисло улыбнулся Павел Алексеевич, решив обдумать возникшую вдруг идею в более подходящей обстановке. – Пожалуй, и нам стоит с него пример, Талочка, а?

Обняв крепче хихикающую девицу, Павел Алексеевич двинулся вместе с ней в спальню, размышляя по дороге, что скажет Мадам, услышав о кольцах Виталиона.

Лепесток 9

Ни боль в пальцах, покрасневших и распухших от ударов линейкой, ни бурчание живота, протестующего против пропущенных обеда и ужина, не беспокоили Арсения так, как слова, брошенные ему Яковом в процессе экзекуции: «Даже не представляю себе, господин Чердачник, как вы будете жить без своего чердака!»

Отставной поручик бил линейкой по рукам без жалости, вымещая на мальчике злость после разговора с Павлином. Должно быть, у опекуна нашлось, что сказать гувернёру, допустившему, чтобы ученик появился перед гостями в таком непрезентабельном виде. Ради этого разговора Павлин не поленился даже, проводив гостей в город, приехать в усадьбу ещё раз. О, какое лицо было у Якова, когда он вышел после беседы с нанимателем! Ради удовольствия полюбоваться таким выражением лица 'наставника' Арсений согласился бы снова вытерпеть экзекуцию и ещё раз остаться без ужина.

Но ярость Якова не прошла, не перешла, как случалось обычно, в раздражение, а потом в хмельное добродушие. До Арсения, запертого в комнате, доносились указания, даваемые Петрушке, перемежаемые витиеватыми ругательствами. Мальчик поёжился от ужаса. Похоже, Павлин не хотел терять времени и приказал, чтобы всё было готово к отъезду к завтрашнему утру. Но куда они поедут? Что это за место, если при упоминании о нём отставной поручик брызжет проклятиями? А ведь перед Арсением уже забрезжила надежда расстаться с Павлином и уехать из Версаново туда, где его будет ждать дом, обещанный красавицей Анной.

Нет, решено. Арсений не будет ждать утра и будущего, уготованного ему Павлином. И напрасно Яков думает, что замок на дверях сможет удержать его взаперти. Окна детской выходят в парк, и, стоит лишь распахнуть створки, как к его услугам будет настоящая лестница из веток.

Вот только справиться с окном оказалось не так просто. Старая рама отчаянно сопротивлялась усилиям мальчика, и открылась, наконец, с таким стуком, что его расслышал даже 'наставник', как назло в эту минуту набиравший в грудь воздуха для следующей тирады.

– Арсений, – заорал Яков, – что ты там делаешь?

В коридоре послышались торопливые шаги, но прежде, чем ключ повернулся в замке, мальчик уже был в парке.

– Арсений! – Донеслось из окна. Хотел бы Арсений посмотреть, как отставной поручик распахнул дверь и растеряно оглядел пустую комнату. – Арсений!

Но растерянность быстро сменилась пониманием, и в следующее мгновение до мальчика донеслось: – Никуда от меня не денешься, негодник! Погоди, ты у меня дождёшься!

Годить и дожидаться Арсений не собирался, со всех ног устремившись по аллее к лазейке в заборе, окружавшем усадьбу. Но и Яков не терял времени даром. Поспешно сбежав по лестнице со второго этажа, он, кликнув Петрушку, бросился следом за беглецом.

Мальчик бежал изо всех сил, но расстояние между ним и преследователями сокращалось.

– Держи его, Петру…, – крикнул Яков совсем рядом, но вдруг осёкся. Низкий протяжный вой раздался совсем рядом.

Арсений оглянулся на бегу и упал, зацепившись ногой за выползший на аллею корень. Не обращая внимания на боль в коленках, он снова обернулся, глядя туда, где между ним и преследователями стояла белая борзая, чья шерсть казалась клочьями тумана, ещё не поднявшегося в этот предвечерний час. А на лицах Якова и Петрушки был нарисован такой ужас, словно не собаку они увидели, а настоящее привидение.

– Ди-ди-дикая охота, – заикаясь от страха, пробормотал Яков.

– Ди-ди-кая охота, – стуча зубами повторил Петрушка.

Не произнося больше ни слова, оба попятились, сперва медленно, а потом всё быстрее и быстрее, делая на ходу оберегающие знаки, не возымевшие на борзую никакого эффекта.

Пёс молча стоял и смотрел на перепуганных мужчин, не делая ни малейшей попытки догнать их, и лишь когда они скрылись в доме, издал лаконичное «гав», похожее на короткий смешок. Потом он повернулся и подошёл к мальчику. Красные глаза борзой, так напугавшие Якова и его помощника, смотрели ласково, а «ррр-гав», хоть и звучало как-то странно, было похоже на «пошли, дружок».

Арсений осторожно протянул руку, чтобы погладить своего спасителя, но рука прошла сквозь морду, а пёс повернулся и неторопливо затрусил по дорожке вперёд. Сделав несколько шагов, он обернулся и посмотрел на застывшего в изумлении мальчика. Странное дело, но даже осознание призрачности пса не вызвало у Арсения ни страха, ни сомнений. Зато откуда-то пришла уверенность, что доверять борзой можно куда больше, чем Якову и Павлину.

Укоризненный взгляд его был столь красноречивым, что Арсений покраснел и поспешил следом за псом. Они прошли по аллее почти до высокой металлической ограды, отделявшей парк от леса. Мальчик остановился, примеряясь, как бы половчее перебраться через ажурное плетение, ощетинившееся сверху гирляндой острых листьев, но пёс, коротко тявкнув, нырнул в кусты, росшие у самой ограды. Арсений последовал за ним, не обращая внимания на ветки, бившие по рукам в лицо и цеплявшиеся за одежду. Призрачный проводник вывел мальчика к искусно замаскированной лазейке в ограде и, не дав тому задуматься, кто и зачем соорудил её, повёл дальше.

Полузаросшая тропинка, на которую они вышли, уводила, извиваясь, всё глубже в лес. Пёс то забегал вперёд, то останавливался, к чему-то прислушиваясь, то возвращался, парой коротких гавов подбадривая и поторапливая мальчика. Он не давал Арсению остановиться, разрешая лишь иногда немного сбавить темп. Потихоньку темнело, и Арсений понял, почему проводник так поторапливал его. Двигаясь почти наощупь, мальчик брёл за борзой, чья шерсть мягко светилась во мраке. К тому времени, когда тропинка, изрядно попетляв, вывела их к просёлочной дороге, Арсений совсем выбился из сил.

Но, пройдя всего несколько шагов, пёс остановился у раскидистой старой липы, росшей на обочине. Призрачная борзая обошла вокруг дерева раз, другой, и, наконец, уселась под ним. Арсений бессильно опустился на землю рядом с проводником, сонно подумав, что попробуй он кому-нибудь рассказать о происходящем, его поднимут на смех. Пёс оценивающе посмотрел на мальчика и коротко гавкнул, разрешая отдыхать. Арсений привалился спиной к шершавому стволу, повозился минутку, устраиваясь поудобнее, и задремал, сам того не заметив. Ему снилось, что папенька собирается на охоту – лают собаки, перекрикиваются егеря… Слуга-горбун уже подвёл отцу коня – великолепного чёрного жеребца, но Арсений, сбежав из детской, бросился к папеньке, умоляя взять его с собой.