Цветок Фантоса. Романс для княгини (СИ) - Фейгина Наталия - Страница 8

– Увы, – вздохнул Павел Алексеевич, чувствуя себя уверенней. – Григорий Вотанов был человеком молодым и легкомысленным, умирать не собирался. Он составил своё завещание, вступая в права наследования, и после рождения сына не удосужился обновить его. В нём не было оговорки про опекуна, так что барону Горде, городскому голове, пришлось выбирать из местных дворян.

– Вот как, – снова произнёс Виталион, поражая умением вложить в два коротеньких слова богатейшую палитру оттенков сомнения и недоверия.

– Увы, барон счёл меня самой достойной кандидатурой, – снова вздохнул Павел Алексеевич, и это «увы» относилось к той сумме, которую ему пришлось выложить за то, чтобы убедить старого пройдоху в своих достоинствах. – Он уговорил меня позаботиться о мальчике. Сколько раз я потом жалел о своём неосторожном согласии.

– Неужели опекунство столь обременительно? – невинно удивился Виталион, но Павла Алексеевича уже не обманывала эта мнимая наивность.

– О, да. Для начала мне пришлось решать вопрос с гувернёром.

Прежний, узнав о смерти хозяев, покинул Версаново с первой же оказией. Да и остальные слуги разбежались.

– Отчего же? – ещё больше удивился юноша.

– Видите ли, – замялся Павел Алексеевич, – родители моего подопечного погибли в результате несчастного случая. Но по городу поползли слухи, – он снова замялся, подбирая слова, – будто Вотановы стали жертвами Дикой Охоты.

– И что же? – спросил Виталион заинтересованно, подобравшись, как пёс, унюхавший добычу.

– Говорят, что души тех, кто стал жертвами Охотника, не находят покоя, и их тянет к дому. Надо ли говорить, что встреча с неупокоенной душой не сулит живым ничего хорошего.

– Какая глупость, – фыркнул Виталион.

– Конечно, Дикая Охота – пустое суеверие, – согласился Павел Алексеевич. – Но мне с большим трудом удалось найти слуг, согласившихся поселиться в доме, не говоря уже о гувернёре. Потому-то я и решил продать усадьбу и перевезти мальчика в более безопасное место.

– Мудрое решение, – согласился Виталион, – к тому же позволяющее вам избавиться от обременительных опекунских обязанностей.

Но Павел Алексеевич не собирался так просто сдаваться.

– Право, Виталион, обязанности обременительны, но я не спешу от них избавляться, тем более, что покойный Григорий Александрович был моим другом. Разумеется, по закону при продаже усадьбы опекунство может перейти к покупателю, но, – тут Павел Алексеевич сделал многозначительную паузу, – это ведь необязательно. Почему бы нам не договориться и не отметить в договоре, что усадьба продаётся без обременения опекунством?

Виталион оценивающе посмотрел на собеседника, и у Павла Алексеевича появилось ощущение, будто юноша видит его насквозь. Странное и неприятное ощущение, подобное которому он испытывал лишь единожды, при первой встрече с Мадам.

Павел Алексеевич поспешил заполнить паузу, возникшую в разговоре.

– Как я уже говорил, планировка господского дома совершенно обычная. Помимо прихожей, через которую мы только что прошли, и залы, в которой мы сейчас находимся, здесь есть гостиная и столовая. На втором этаже расположены хозяйская спальня, детская, а также гостевые комнаты.

Виталион кивнул, рассматривая стену залы, покрытую разноцветными пятнами.

– Что это, Павел Алексеевич?

– О, это, – Павел Алексеевич усмехнулся, – плоды трудов местных художников. Григорий Алексеевич уверял своих гостей, что на ней изображены сцены охоты на оленя и кабана, по крайней мере, заказывал он именно их.

– Да, пожалуй, – после минутного раздумья согласился Виталион. – Вот это отдалённо напоминает всадника, а эти пятна похожи на собак. Павел Алексеевич снова усмехнулся, стараясь ничем не выдать охватившее его беспокойство. Протеже княгини ни слова не сказал об опекунстве.

– Если вы, Виталион, ходите взглянуть на более серьёзную живопись, – сказал Павел Алексеевич, – нам следует наведаться к мадам Каро. Она специально выписывала из столицы художника. У мадмуазель вообще всё лучшее – живопись, вино…

– Девочки, – подсказал, краснея, Виталион.

– Девочки, – подтвердил Павел Алексеевич. – Думаю, они не уступят столичным, хотя мне сравнивать сложно. Другое дело вы. – Он заговорщицки подмигнул Виталиону. – Почему бы нам не навестить мадам сегодня вечерком?

– Боюсь, что и мне будет сложно сравнить, – ещё сильнее покраснел юноша. – В столице у меня не было надобности посещать подобные заведения и покупать то, что получаю даром. К тому же, Её Сиятельство не одобрила бы моё появление в таком месте.

Павел Алексеевич возликовал, обнаружив слабое место поверенного княгини.

– Почему бы вам не воспользоваться случаем, – предложил он, – раз уж вы вырвались из-под её строгой опеки?

Шальная улыбка бабочкой порхнула на лицо Виталиона.

– Действительно, почему бы нет! – Воскликнул юноша.

Лепесток 8

Павел Алексеевич не преувеличивал достоинства заведения мадам Каро. Там действительно заслуживало превосходной степени в описаниях всё, начиная с самой мадам. Об этом Павел Алексеевич подумал, когда вместе с Виталионом шагнул в дверь, распахнутую перед ними расторопным лакеем. Тот же лакей проводил их в приёмную, где их ждала хозяйка. Взглянув на неё, Павел Алексеевич отметил, что мадам подготовилась к визиту столичного гостя. Платье, оставлявшее обнажёнными плечи, руки и большую часть высокой груди, было дополнено газовой косынкой, слегка прикрывавшей вырез, что придавало ей вид порочно-невинный. Павел Алексеевич, в который раз восхитился умению сочетать несочетаемое и создавать каждый раз неповторимый образ.

Мадам нельзя было назвать идеальной красавицей, поскольку рот её был великоват, и горбинка на носу противоречила любым канонам красоты, но эта же горбинка придавала ей шарм, а неправильность лишь усиливала её привлекательность. Каждая из девушек, сидевших рядом с ней, была хороша по-своему, но мадам затмевала их всех, не прилагая к тому, казалось бы, никаких усилий.

Улыбка вспыхнула на её лице при виде гостей.

– Павел Алексеевич, какой приятный сюрприз! Мы уж думали, вы совсем забыли о нас! – воскликнула она с такой искренней радостью, что Павел Алексеевич поверил бы, не пришли он заранее записку. – Представьте же мне вашего друга!

Но не успел Павел Алексеевич открыть рот, как его молодой спутник взял инициативу в свои руки.

– Виталион Задольский к вашим услугам, мадам, – сказал он, – но вы, чаровница, можете звать меня просто Тали.

При этом юноша непринуждённо коснулся губами руки хозяйки, как того требовали светские приличия, но не остановился на этом, а нежно поцеловал запястье.

– Так уж и чаровница, – кокетливо улыбнулась хозяйка.

– Вы напрашиваетесь на комплимент, мадам Каро, – рассмеялся тот. – Но поверьте мне, и в столице мало найдётся дам, чьё очарование сравнится с вашим.

Он снова прикоснулся губами к запястью.

– К этому платью подошёл бы браслет в виде золотой змеи. – Продолжал Виталион.

Павел Алексеевич заметил удивление, мелькнувшее на мгновение в глазах хозяйки.

– С глазами из жёлтых топазов? – спросила она.

– Нет, к вашим глазам больше подойдут сапфиры, – уверенно ответил Виталион.

– Я приму к сведению ваш совет, Тали, – проворковала мадам, и только очень внимательный наблюдатель, к каковым относил себя Павел Алексеевич, мог заметить, что улыбка её стала чуточку более напряжённой.

– А теперь позвольте мне представить вам девушек.

Имена, данные девушкам в честь Муз-вдохновительниц, запомнить было несложно, и кому какое дело, если Эвтерпу прежде звали Фросей, а Клио – Парашей?

Виталион поцеловал пухленькую хохотушку Талию в щёчку, а высокую фигуристую Уранию – в шею, и для каждой нашёл пару слов, заставивших девушек покраснеть от удовольствия. Павел Алексеевич, видевший, как краснеет и смущается мальчик, скрытый иллюзией красавца, непринуждённо кокетничающего с девицами, с трудом сдерживал улыбку. Поведение юноши наводило на мысль, что слова о получаемом даром удовольствии, если и не были пустым бахвальством, то опыт его был не слишком велик.