Женский день - Метлицкая Мария - Страница 41

Реклама закончилась. Снова лицо Тобольчиной. Усталое, надо сказать, лицо. Вылезли так тщательно загримированные морщинки, усталые глаза. Устала возить «героинь» лицом по асфальту? Ничего, соберись. Профессионализм, это ведь такое дело!

Собралась. Снова грусть в прекрасных очах. Снова боль в хорошо поставленном голосе.

– И третья героиня нашего рассказа. Александра Ольшанская. Любимица многих. Что, кстати, вполне понятно. Умница, красавица. Внучка известного актера, кумира Северной столицы, да и всей нашей страны, Бориса Самсоновича Ольшанского. Прекрасная актриса, завладевшая сердцами тысяч и тысяч наших с вами соотечественников. Короче, звезда. Казалось бы, – Тобольчина чуть нахмурила брови, – жизнь Александры, ее родственники, ее детство, готовили ее только к огромному счастью. Прекрасная семья, куча родни, огромная квартира на Петроградской стороне, где бывали знаковые люди эпохи. Бонна, гуляющая с маленькой Сашей в Летнем саду. Все предусмотрено и расписано загодя. Но так не бывает. Ни в одной человеческой, даже самой счастливой судьбе. Увы! Смерть младшего брата и матери. Огромное горе семьи. Но Сашенька не сломалась! Поступление в театральный вуз, первые успехи в кино. Удачный брак с замечательным человеком. Рождение дочери. И тут – очередная каверза судьбы. Александра влюбляется и уходит от мужа. Казалось бы, что тут такого? Да ровным счетом – ничего. Любовь оправдывает все. Но есть одно маленькое «но» в этой истории. Ребенок. Девочка. Дочка Александры Ольшанской, Лидочка. Она остается с отцом. Почему, спросите вы? Да потому, что ей там было лучше. Потому, что в новом браке матери… Ну, как бы сказать… Все получилось «не очень».

Нет, дело совсем не в ней, в Александре. Она-то, как всегда, безупречна. Дело в нем, в ее новом супруге. Талантливом операторе Викторе Роговом. Он пил. Пил страшно, запойно. Как пьют многие люди из творческой среды. Почему? Нереализованность гения? Возможно. Но факт остается фактом. Они развелись довольно скоро. И опять – но… Дочь так и не смогла простить мать. Девушка отказалась с нею общаться. Такая беда… Что должно быть на сердце у матери? Какая невообразимая боль раздирает ее душу поныне? Никто не узнает. Потому что Александра Ольшанская про свои беды не говорит. А их было множество… Повторюсь – как в любой человеческой жизни. И еще… – Тобольчина снова вздохнула и опустила на долю секунды глаза. Потом подняла их, широко распахнула и продолжила: – Но это еще не все. Судьба продолжает испытывать человека. Наверное, до самого конца жизни. И Александра Ольшанская приняла еще один удар судьбы. Приняла достойно, без истерик и слез.

Лицо Тобольчиной исчезает, и на экране появляется высокий забор, а за забором чуть виден большой красивый дом с черепичной крышей. Калитка открывается, и на пороге появляется молодая женщина с длинной пшеничной косой, держащая за руку хорошенького, лет трех, мальчика. Женщина медленно идет по красивой ухоженной улице, беседуя со своим ребенком.

– Прелестный малыш, не правда ли? – почти поет ведущая. – Чудный, ни в чем не повинный малыш. Не понимающий, в какой переплет он попал. Малыш – сын Сергея Герасимова. Мужа – да-да! – мужа нашей героини. Я не ошиблась – Александры Ольшанской. А мать малыша зовут Ангелина. Такое в жизни бывает, не правда ли? Все мы грешим, ошибаемся. Врем. Не будем ханжами. Но дело не в этом. А дело в том, что Александра смогла понять и принять ситуацию. И еще простить. Простить своего неверного мужа. И тем самым сохранить семью. Согласитесь, есть ради чего. А то, что все мы живые, так это понятно. И сама Александра хорошо знает, что такое любовь и что такое ошибки. Ведь высшая мудрость женщины – не только простить, но и принять ситуацию. Не героиня – скажете вы? Подумаешь, не построила отношения с дочерью. Закрыла глаза на измену супруга. Нет, героиня! – отвечу вам я. Не раскиснуть, не впасть в истерику. Не терять надежды на лучшее. На то, что все образуется. Не героизм? Не скатиться в драму, в депрессию? Не героизм? Пытаться жить в новых условиях и оставаться собой. Не героизм? Нет ли в этом трагизма? Да, безусловно, есть! Но ударам судьбы она противопоставила терпение, силу духа и мудрейшее сердце. Я думаю, так.

Аля сидела молча. Только застыли руки. Неподвижные, словно мертвые, холодные руки.

– Ты знала? – тихо спросила Наталья.

– Да какая разница! – отмахнулась Аля. – Зато теперь знают все. Все, понимаешь? И он в том числе. Не поняла?

Натали растерянно покачала головой.

– Эх! – крякнула Аля и встала с кресла. – Он теперь знает. Что знаю я. А это значит, что надо менять жизнь. Ты понимаешь? Выяснять отношения. Разводиться, делить имущество. И снова обретать статус разведенной и неудачливой женщины. Теперь ясно? Ведь я не должна промолчать!

Натали пожала плечами.

Аля подошла к окну, раздвинула тяжелые шторы и, не поворачиваясь, сказала:

– А у меня… совсем нету сил. И желания, кстати, тоже.

– Куда? – повторил водитель, с удивлением глядя на странную пассажирку на заднем сиденье.

Вероника вздрогнула и пришла в себя.

– Я… даже не знаю. Простите. Может быть, прямо? – залепетала она.

– В смысле? – жестко уточнил он. – Прямо в каком это смысле?

Странная пассажирка вдруг расплакалась, словно школьница перед классной доской.

– Я… Мне все равно, куда ехать. Вы… понимаете?

– Лично я – нет! – отрезал водитель. – Ну, если прямо, так прямо. Мне все равно.

Насчет денег он не волновался – дамочка не бедная, это видно. Странная – да, но не из бедных. Сумочка такая… Неслабая. Пальтишко оттуда же. Из бутика – как сейчас говорят. Очки, кстати. Вот очки точно потянут на пару штук баксов. Откуда он знает? Да из жизни. Из жизни богатеньких, вот откуда! Возил одного хрена, было дело. Так вот баба его, хрена этого, тоже слепошарая оказалась. Заказывала окуляры – а потом хвасталась. Дура. Почему дура? Да потому что так и ушла от сожителя в очочках и сумочке. А в сумочке – хрен с маслом.

Хозяин тогда его вызвал и приказал – отвези эту! По месту прописки. Вышла бедная. С одной сумочкой и с разбитым сердцем. Отвез он ее, горемыку, в Братеево. К маме. В панельку. После коттеджа в Ватутинках. Рыдала, сморкалась, жаловалась. Не женился, сволочь! А так надеялась! И после рая такого – снова выселки и крики по ночам под окном. Райончик, надо сказать, мать его за ногу!

Ничего, не помрет. Сколько их, наивных! Надеются, что приедет их принц на белом «мерине». А на всех принцев не хватит. И «меринов», кстати, тоже.

А эта – он бросил взгляд в зеркало заднего вида – тоже оттуда? Наверное. Послал, поди, муженек – нашел помоложе. Да и ладно. Главное – чтоб без истерик. Ну, покатаемся, а что дальше? А дальше привезу ее к дому и попрощаемся. Позвонит обидчик по сотовому, куда денется. Или сама наберет. Когда кататься устанет.

Он крякнул с досады, резко крутанул руль и покатил по дороге. Где наша не пропадала!

Женя отвернулась к стене и уставилась на обойный рисунок. Ничего внятного и определенного – на сером фоне размытые, бледно-розовые пионы. То, что пионы, поймешь не сразу – только когда приглядишься. Сейчас это модно – ничего определенного, только намек. А там додумывай сам. Что тебе видится и что тебе хочется. Умно. Очередная шарада. Вся жизнь – шарада. Главное – решить, как тебе хочется. Уговори себя, что ты счастлива, – вот, пожалуйста! А разве нет? Ты замужем, муж не пьет, не гуляет. У тебя две дочери – не наркоманки и не проститутки. Прекрасная квартира в хорошем районе. Приличная машина, старая дачка с верандой. Ты здорова. Мир посмотрела. Карьеру сделала – в твои-то годы! Сделала легко, непринужденно. Жил не рвала, подножки никому не ставила. С совестью в сговор не вступала. Удача? Конечно. И что получается? Да то, что ты счастлива. Вот так получается! И это тогда, когда рядом болеют, и болеют смертельно. Теряют детей и близких. Когда на склоне лет уходят и предают мужчины, сталкивая тебя в тухлую канаву – чтоб не мешалась. Когда взрываются бомбы – совсем близко, там, куда ты ездила в детстве к родне, чтобы от пуза поесть абрикосов. Ну, как, успокоилась? То-то! А все твои «беды»… Не беды, а так, неприятности. Ну, может быть, очень большие. Но – всего лишь неприятности, точно.