Папийон - Шарьер Анри - Страница 27

Мы вышли и сели в тенек, на траву. Престарелый «форд», кашляя и задыхаясь, укатил.

Он не проехал и пятидесяти метров, как негр обратился к нам на папьямето, местном жаргоне, состоявшем из смеси голландских, французских, английских и испанских слов, и сообщил, что его хозяин, доктор Нааль, отправился за полицией, потому что жутко нас испугался, да и ему велел держать ухо востро, поскольку мы наверняка беглые воры. Этот несчастный мулат прямо не знал, как и чем нам еще угодить. Сварил кофе, правда, слабый, но по такой жаре сошло. Мы прождали больше часа. И вот наконец появился большой фургон с шестью полицейскими, одетыми на немецкий манер, а за ним — открытый автомобиль с шофером в штатском и еще тремя господами, одним из которых был доктор Нааль. Они вышли из машины, и самый низкорослый из них, похожий на священника, сказал:

— Я начальник отдела безопасности острова Кюрасао. Мое положение обязывает взять вас под арест Совершили ли вы какое-либо преступление с момента прибытия на остров, и если да, то какое? И кто именно из вас?

— Господин! Мы беглые. Приплыли из Тринидада, всего несколько часов назад наша лодка разбилась здесь о скалы. Старший в этой маленькой компании я, и могу вас заверить, что ни один из нас не совершил ни малейшего проступка.

Комиссар заговорил с Наалем по-голландски. В этот момент подъехал какой-то парень на велосипеде и присоединился к разговору.

— Господин Нааль, — вмешался я, — почему вы сказали этому человеку, что мы воры?

— Да потому, что до вас я встретил вот этого парня, и он сообщил, что наблюдал за вами из-за кактуса и видел, как вы вошли в его дом, а потом вышли. Он работает у меня, присматривает за ослами.

— Разве то, что мы вошли в дом, означает, что мы воры? Вздор какой-то, всего-то и взяли, что по глотку воды. Разве это можно считать воровством?

— А как насчет сумки с флоринами?

— Да, я действительно открыл сумку, просто шнур лопнул. И всего лишь заглянул в нее. Решил посмотреть, что там за деньги, чтобы понять, в какой стране мы оказались. А потом положил все на место.

Полицейский так и буравил меня взглядом. Потом повернулся к типу на велосипеде и заговорил с ним очень жестко. Доктор Нааль пытался вмешаться, во он грубо оборвал его. Затем они посадили этого парня в машину рядом с шофером и двумя полицейскими, и они укатили. Нааль в сопровождении человека, с которым он приехал, прошел в дом вместе с нами.

— Я должен объясниться, — начал он. — Парень утверждал, что сумка пропала. Прежде чем обыскивать вас, комиссар решил допросить его. Ему кажется, что он лжет. Если вы невиновны, я прошу прощения. Но это тоже не моя вина.

Не прошло и четверти часа, как машина вернулась, и комиссар обратился ко мне:

— Ты говорил правду. Этот парень — мерзкий лжец. Его накажут.

Парня затолкали в фургон. Мои ребята залезли туда же, я собрался было последовать за ними, но комиссар отозвал меня и сказал:

— Садись в мою машину, рядом с водителем.

И вот перед нами — улицы голландского городка, уютного и чистого, и все — на велосипедах. В полицейском управлении нас сразу провели в кабинет. В кресле сидел полный блондин лет сорока.

— Это начальник полиции Кюрасао. Вот те самые французы, а он — глава группы из шести человек, которых мы задержали.

— Прекрасно, комиссар. Добро пожаловать на Кюрасао, потерпевшие кораблекрушение. Как ваше имя?

— Анри.

— Что ж, Анри, довольно неприятная история вышла с этой сумкой. Но для вас это даже к лучшему. Так как определенно доказывает, что вы — человек честный. Сейчас вас отведут в комнату, где вы сможете передохнуть. Губернатор рассмотрит ваш вопрос и примет соответствующие меры. Мы же, комиссар и я, будем на вашей стороне.

Два часа спустя мы оказались запертыми в большой комнате вроде больничной палаты с дюжиной коек, длинным столом и скамейками. Через открытое окно мы попросили полицейского купить табаку, папиросной бумаги и спичек на тринидадские доллары. Деньги он взять отказался, а что ответил — мы не поняли.

— Этот черный как сажа тип слишком предан своему долгу, — заметил Клозио. — Не видать нам табаку как своих ушей.

Я уже хотел постучаться в дверь, но она отворилась сама. На пороге стоял маленький человечек в тюремной одежде с номером на груди.

— Деньги, сигареты? — сказал он.

— Нет. Спички, бумага, табак.

Через несколько минут он принес нам все требуемое, а вдобавок — еще котелок с какой-то дымящейся жидкостью, шоколадом или какао. Принес он и кружки, и каждый из нас выпил по полной.

После обеда за мной пришли, и л снова предстал перед шефом полиции.

— Губернатор распорядился позволить вам гулять во дворе. Только предупредите своих товарищей, чтобы они не пытались удрать. Последствия будут самые неприятные. Раз уж вы у них главный, можете каждое утро выходить в город на два часа, с десяти до двенадцати. А потом вечером, с трех до пяти Деньги у вас есть?

— Да. Английские и французские.

— Во время прогулок вас будет сопровождать полицейский в штатском

— А что с нами будет дальше?

— Думаю, вас постараются отправить отсюда но одному на танкерах разных стран. На Кюрасао один из крупнейших заводов по переработке нефти. Она поступает к нам из Венесуэлы, и каждый день в порт заходят по двадцать — двадцать пять танкеров из разных стран. Мне кажется, для вас это идеальный выход. Так вы сможете без труда попасть в любую страну.

— В какую страну, к примеру? В Панаму, Коста-Рику, Гватемалу, Никарагуа, Мексику, Канаду, Кубу, Штаты, какие-нибудь страны под английским флагом?

— Нет, это невозможно. Европа тоже исключается. Но не расстраивайтесь. Положитесь на нас, и мы постараемся вам помочь начать новую жизнь.

— Благодарю, господин комиссар.

Я пересказал этот разговор моим ребятам. Клозио, самый въедливый и подозрительный из нас, спросил:

— Ну и что ты про все это думаешь? А, Папийон?

— Еще не знаю. Но боюсь, что все это сказки для дураков, чтобы мы сидели тихо и не пытались бежать.

— Боюсь, ты прав, — ответил он.

Бретонец же попался на удочку. Этот утюжных дел мастер был в восторге.

— Никаких больше лодок, никаких приключений! Все, точка! Высадимся в какой-нибудь стране, и привет!

Леблон был того же мнения.

— Ну а ты что скажешь, Матуретт?

И тут это девятнадцатилетнее дитя, этот щенок, случайно ставший преступником, этот мальчик с милыми девичьими чертами, открыл свой нежный ротик и сказал:

— Вы что, болваны, всерьез верите, что эти квадратно-головые фараоны собираются снабдить каждого из нас документами, может, даже поддельными? Как же, дожидайтесь! В лучшем случае закроют глаза, чтобы мы могли хилять по одному и нелегально пробираться на борт танкера, но не более того. И все только затем, чтобы избавиться от нас, как от головной боли. Вот что я думаю. Ни одному их слову не верю.

Выходил я редко, в основном по утрам, сделать покупки. Мы жили так вот уже неделю, и ничего не происходило. Мы даже уже начали волноваться. Как-то вечером мы увидели трех священников, обходивших камеры и палаты в сопровождении охранников. Они надолго застряли в соседней с нами камере, где сидел негр, обвиняемый в изнасиловании. Ожидая, что они придут и к нам, мы вошли в свою палату и расселись по койкам. И действительно, они появились в сопровождении доктора Нааля, шефа полиции и какого-то человека в белой униформе, которого я принял за офицера флота.

— Монсеньор, это и есть те французы, — сказал шеф полиции по-французски. — Поведение безупречное.

— Поздравляю вас, сыны мои. Давайте присядем к столу, так нам будет удобней беседовать,

Все мы расселись.

— Обычно французы — католики, — продолжил священник. — Но, может, кто-то из вас нет? — Никто не поднял руки. — Друзья мои, я сам выходец из французской семьи. Мое имя Ирене де Брюин. Предки мои были гугенотами, протестантами, которые бежали в Голландию от преследований еще при Екатерине Медичи. Итак, я француз по крови и епископ Кюрасао, острова, где больше протестантов, чем католиков. Но где католики очень набожны и преданы своему долгу. Как у вас сейчас обстоят дела?