Оборотень - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 69

– Возможно, Лука прав, – высказался Чешуя. – Чего нам напрасно нарываться на неприятности? Воры все равно узнают обо всем в подробностях.

Тогда уж точно не отмоешься. Нужно отписать!

– Кто еще хочет высказаться? – Лука посмотрел на помрачневших мужиков.

– Нужно отправить!

– Согласен!

– Согласен!

– Пусть Камчатка нас рассудит.

– Воры там с понятием, мужика просто так в обиду не отдадут.

– Чешуя, достань бумагу! – распорядился Лука. Он с удовольствием отметил, что сокамерники вновь подчинились его воле. – Пиши! – Чешуя вырвал из блокнота лист и выжидательно посмотрел на Луку. – «Камчатка, обращается к вам хата триста восемьдесят пять, как к высшей власти в нашем каземате. Очень надеемся, что вы поймете нас и рассудите по совести. А дело вот в чем… В нашу хату подселили петуха, который не сказал в самом начале, кто он есть. Петух сел за наш стол… жрал из нашего общака… а потом пришла малява от вас, и мы узнали, что он опущенный. Камчатка, только в ваших силах смыть с нас пятно позора». А теперь, братва, ставьте свои подписи!

Первым расписался Чешуя: угловатая размашистая закорючка залезла на последнюю строчку и криво уперлась в самый край листка бумаги. Затем расписался Рваный, а уж потом поставили свои закорючки остальные мужики.

Последним расписался Лука. И когда была поставлена последняя буква, он аккуратно свернул маляву и протянул ее Чешуе.

– Поставь на дорогу. Скажи, что для Камчатки. Маляву закрепили на «дороге», а потом потянули за крепкую шелковую нить, и письмецо отправилось в обратный путь.

– Братва, это посланьице для Камчатки! Ждем ответа, как матушкиной посылки! – Не беспокойся, браток, доставим к месту, – заверил Чешую сильный звонкий голос из соседней хаты.

– Ждем, мужики… А ты, сучара, молись Богу, – бросил Лука Керосину.

– Если что… так собственноручно придушу!

Ответная малява вернулась через два с половиной часа. По «дороге» она подошла к оконному проему и застыла в самой середине решетки. Небольшой листок был воплощением воли Камчатки – высшего суда тюрьмы.

Чешуя осторожно снял маляву с дороги, как если бы это была редкая рыба, угодившая на крючок, и, едва скрывая волнение, развернул письмо.

– Читай! – коротко распорядился Лука.

– «Братва! Привет вам от Камчатки. Хотим сказать, что долго думали над вашей бедой и очень высоко оценили вашу искренность. Поступок ваш вызывает уважение, не каждый из мужиков способен на такое. А потому нам вас жаль чисто по-человечески. Но исходить мы должны из тех правил, которые выработала нам Госпожа Тюрьма. – Чешуя оторвал взгляд от письма и посмотрел на мужиков, которые с открытыми ртами взирали на читавшего. – Среди вас имеются мужики, за плечами которых не одна ходка, а потому они должны согласиться с нами, что каждый, кто сел за стол с опущенным, считается запомоенным. Выходит, запомоенной должна быть вся ваша хата, – понизил голос Чешуя почти до шепота. – Мы вправе пустить маляву по СИЗО, что триста восемьдесят пятая хата запомоена целиком, но мы ценим вашу честность и воздерживаемся от такого решения. Мы не станем определять вашу судьбу. А потом, среди нас нет законного, что посмел бы взвалить на себя такой груз. Советуем вам отписать маляву в колонию к Мякишу, который там за смотрящего. Как он решит, так тому и быть! А петуха, что запомоил всю хату, нужно наказать крепко, так, чтобы это было хорошим уроком для прочих недоумков. Бог вам в помощь. Сидельцы Камчатки». Все, братва, что делать-то будем? Лука?

– Что делать, спрашиваешь? У нас ничего не остается, как описать все это Мякишу на зону.

– Лука, ты многих авторитетных знаешь, с Мякишем не приходилось встречаться?

– Приходилось, – протянул Лука в задумчивости.

Одно время Лука работал на авторынке с бригадой «кидал», которым покровительствовал новоиспеченный вор в законе Мишка Мягков по кличке Мякиш. Он был необычайно жаден до денег, и в его кассу шли отчисления – треть выручки.

Однажды бригада стала роптать, воспротивившись таким поборам, но уже на следующий день лидера; группы, красивого высокого парня по кличке Блондин, нашли с перерезанным горлом. Поговаривали, что в органах у него имеются весьма высокие покровители, однако такой упрек ему никто не осмелился бы бросить в лицо.

И все– таки Мякиш был вором, за которым стояли не только шестерки и быки, но весьма уважаемые люди, с которыми невозможно было не считаться.

Мякиш был из тех воров, которые во всем искали свою выгоду. А если он выступал в роли третейского судьи, то непременно с каждой стороны брал огромные комиссионные. И многие говорили о том, что его личный счет давно перевалил шестизначную цифру в долларовом эквиваленте.

Второй раз Лука столкнулся с Мякишем четыре года назад, когда, оставив воровское ремесло, решил заняться, как ему казалось, более доходным ремеслом – старательством. Он тогда даже и не подозревал, что обширные магаданские земли уже давно были распределены между законными ворами и каждый дикий добытчик обязан был после окончания сезона внести внушительную сумму в воровскую кассу. Бывали такие смельчаки, которые отваживались говорить авторитетам: «Нет!» – и неведомыми дорожками пускались через всю Сибирь. Многих из них потом находили с проломленными черепами за тысячи километров от старательских мест.

Мякиш отвечал за доставку золота на Большую землю, и по его каналам проходили килограммы драгоценного металла. Курьерами назначались наиболее доверенные люди сходняка, но даже они не подозревали о длине цепи и о конечном пункте маршрута.

В курьеры Лука попал не по собственной воле: в его планы не входило трястись в пассажирском вагоне, ночевать на пыльных полках с чужим золотишком под головой. Лука намеревался отоспаться после длиннющего полярного дня где-нибудь в сосновом бору в Подмосковье, поближе к воде, чтобы можно было подергать из прозрачной речки карасиков и помечтать о предстоящей безбедной жизни. А потом, вдоволь насладившись бездельем, поменять намытое золотишко на английские фунты или американские «грины».