- Клюев Николай Алексеевич - Страница 140

Я убаюкиваю келью:

Бай-бай! Усните злые боли,

Нож не натачивает Толя,

Он в белом гробике уснул

Под заревой сосновый гул.

1 мая 1933

Москва

502. Из предсмертных песен

Под солнцем жизни были двое:

Лосенок и лесной ручей...

Змея змею целует в жало,

Ручей полощет покрывало

В ладонях матери реки;

И ткут запястья тростники,

Друг друга к лебедю ревнуя,

Рассветной тучки поцелуи

Пылают на щеке сосновой.

Вещунья грает слово в слово,

Что вороненок сыт, зобат;

10 Скулит Мухтарко, что богат

Облавами с соседским псом.

По тополю скучает дом

Вечерним ласковым дымком,

И даже куцая метла

Приятством к заступу тепла.

А — я, как тур из Беловежья,

Где вывелась трава медвежья,

Чтоб жвачкой рану исцелить,

Зову туренка тяжким мыком.

20 Но пряжей ель и липа лыком

Расшили дебрь не в прок и сыть!

Судьба без глаза. Тур один —

Литовских ладов властелин,

Он рухнет бухлым ржавым дубом,

Рога ломая о пору бы,

Чтобы душа — глухарь матерый,

Дозором облетела боры,

Где недоласканный туренок

Влюбился в гарпию спросонок:

30 Совиха с женской головой,

Рысиный зуб и коготь злой!

За что отель покинул вымя

И теплый пах, в каком Нарыме

Найдет он деда с грудью турьей?!

Там мягко рожкам в стыть и в бури?!

Иль мало взмылено слюны

На ножки-брыки, губы-ляли,

Иль яхонты зрачков устали

Пить сусло северной весны

40 И мед звериной глубины,

Где вечность в хвойном покрывале?!

Мой первородный,— плачет дед,

Как ель смолою, в чащу лет, —

Она как озеро лесное...

О Лель! О дитятко родное!

Душа-глухарь о ребра бьет,

Туман крадется из болот,

Змея змею целует в жало;

И земляное покрывало

50 Крот делит с пегою кротихой;

А — я, как тур, настигнут лихом,

С рогатиной в крестце сохатом,

Покинут в смерти милым братом!

10 мая 1933

503

Над свежей могилой любови

Душа словно дверь на засове, —

Чужой, не стучи щеколдой!

Шипящие строки мне любы, —

В них жуть и горящие срубы,

С потемками шорох лесной.

Как травы и вербы плакучи!

Ты кем, лебеденок, замучен

Под хмурым еловым венком?

10 Не все еще песни допеты,

Дописаны зарью портреты

Опаловым лунным лучом!

Погасла заря на палитре...

Из Углича отрок Димитрий,

Ты сам накололся на нож.

Царица упала на грудку —

Закликать домой незабудку

В пролетье, где плещется рожь!

Во гробике сын Иоанна —

20 Черемухи ветка, чья рана

Как розан в лебяжьем пуху.

Прости, жаворонок, убивца,

Невесело савану шиться,

Игле бороздить по греху!

А грех-от, касатик, великий,

Не хватит в лесу земляники

Прогорклую сдобрить полынь:

Зарезаны лебеди-гусли

И струны, что Волги загуслей,

30 Когда затихает сарынь!

Но спи под рябиной и кашкой,

Ножовая кровь на рубашке,

Дитя пригвожденной страны!

Оса забубнит на могилке,

И время назубрит подпилки

Трухлявить кору у сосны.

Всё сгибнет: ступени столетий,

Опаловый луч на портрете,

Стихи и влюбленность моя!

40 Нетленны лишь дружбы левкои,

Роняя цветы в мировое,

Где Пан у живого ручья!

Поет золотая тростинка,

И хлеб с виноградом в корзинке —

Художника чарый обед.

Вкушая вкусих мало меда,

Ты умер для песни и деда,

Которому имя — Поэт!

У свежей могилы любови,

50 Орел над стремниною, внове

Пьет сердце земную юдоль...

Как юны холмы и дубравы!

Он снился мне, выстрел кровавый,

Старинная рана и боль!

Май 1933

504

<Павлу Василъеву>

Я человек, рожденный не в боях,

А в горенке с муравленою печкой,

Что изразцовой пестрою овечкой

Пасется в дрёме, супрядках и снах

И блеет сказкою о лунных берегах,

Где невозвратнее, чем в пуще хвойный прах,

Затеряно Светланино колечко!

Вот почему яичком в теплом пухе

Баюкая ребячий аромат,