Крылья (СИ) - Славина Ирена - Страница 34

— Всё хорошо, — Феликс шагнул ко мне, обнимая так бережно, словно я могла рассыпаться от прикосновения. — Всё хорошо.

Я прижалась лбом к его груди, зная, что если он отпустит меня сейчас, то я упаду, потеряв равновесие.

***

— Этот парень с окровавленным лицом, — это была ты. Оборванец с ножом, пытавшийся помешать мне увезти твоё тело, — тоже ты. Женщина в ресторане, возникшая на дороге, когда я нёс тебя к выходу, — шептал Феликс, не выпуская меня из объятий. — Я должен был догадаться раньше. Особенно после того, как ты рассказала о своих «обмороках».

Я крепче прижалась к нему, вдыхая запах его одежды.

— Что там произошло? Ты попала в беду?

Я кивнула.

— Села в машину к незнакомым людям. Дети в наше время пропадают каждый день, кого этим удивишь... Но никогда не думаешь, что это может случиться с тобой... Один из них был приятелем Феликса.

— И что потом?

— Когда они отказались остановить машину, стало ясно, что мне конец. А потом пришло в голову, что если я сделаю себе больно, то меня наверняка перебросит в кого-то из них. Меня чаще всего выбрасывает в кого-то... неподалёку. И тогда возможно будет шанс...

Феликс сжал меня крепче.

— И тогда ты порезала себе руку.

— Да. Попыталась сделать побольней. Не думала, конечно, что потом придётся шить. Вообще ни о чем тогда не думала. По сравнению с тем, что мне было уготовано, это такой пустяк. А потом перебросило в тело того, кто был за рулём. Я затормозила, но не смогла справиться с машиной. Разбила тачку и заодно голову этому... подонку, вытащила свое тело и побежала, — мой голос куда-то пропал, к горлу подкатил комок.

Я замолчала, боясь в очередной раз разреветься. Боже мой, как же было приятно быть к нему так близко. Я сидела внутри Ольги, прикасалась к нему ее руками, прижималась к нему ее щекой, но какое это имело значение? Сейчас он обнимал меня и никого другого.

— Тот, кто сидел сзади, — приятель Феликса — стал преследовать меня. Он увидел, что я отдала тебе тело, и сильно испугался. Подумал, что его дружок что-то затеял, и...

— Решил с ним покончить.

— Да... Он выстрелил в меня! Мне еще никогда не было так больно. Я чувствовала эту боль даже после того, как «вернулась». Ты в-видел тело, да?

— Да, — задумчиво ответил Феликс. — И очень удивился, когда ты показала, где у тебя болит. Ты положила пальцы на то самое место, где у него было отверстие от пули.

— Я так боялась, что этот второй может убить и тебя. Мне еще никогда не было так страшно, Феликс...

— Теперь всё позади, — мягко сказал он, глядя на меня так, как еще никогда не смотрел.

— Как? Как ты мог догадаться?

Он не ответил.

— Ты... ты такой же как я, да?

— Не совсем.

— Меня тошнит от твоих секретов, — вздохнула я.

— Я знаю, — улыбнулся он.

Феликс ничего не расскажет мне. Можно даже не надеяться. Будь у меня хотя бы десять-пятнадцать лишних минут, наверно мне бы удалось вытянуть из него что-то, но этих минут у меня не было.

— Феликс, кажется... сейчас я буду возвращаться. Не хотелось бы пугать Ольгу, — прошептала я, слыша нарастающее гудение в голове.

Он держал меня за руки и не спешил отпускать.

— Иди ко мне, — попросила я, наслаждаясь двусмысленностью фразы и делая шаг назад.

— Иду, — ответил он и направился к дому.

Я прислонилась к дереву, еле держась на ногах и с дрожью ожидая того момента, когда наконец «вернусь».

***

— Держись, — услышала я. — Я отнесу тебя в комнату.

Я обняла Феликса за шею, разглядывая перебинтованную руку.

— Моя рука... Она не болит!

— Да, я уже обезболил ее, — сказал он с мрачной ухмылкой.

Восемь шагов по ступенькам, поворот направо, дверь в мою комнату.

— Откуда ты знаешь, где моя комната? — насторожилась я.

— Кое-что время от времени вспоминается.

— Это хорошо. Надеюсь, однажды в твоих воспоминаниях появится Анна... И я.

— Я бы предпочел, чтобы это никогда не случилось, — отрезал он.

— Почему?

Феликс посадил меня на кровать, открыл окно, в комнату рванул упоительный ночной воздух.

— Потому что... это иногда тяжелее, чем... можно вынести.

— Я видела твоё лицо, когда ты увидел Анну впервые. Ты что-то почувствовал, да?

Феликс остановился у окна в полосе лунного света, его лицо было задумчивым. Он не ответил.

— Прошу тебя... — взмолилась я.

— Примерно то же, что чувствовала ты после пулевого ранения.

— Но это же... Это же чудесно! Значит, твоя любовь к матери и раскаяние всё еще живы в глубине твоей памяти.

— Лика, память — это такая вещь, которая способна хранить не только радужные моменты, не только любовь и раскаяние...

— А что же еще? — насторожилась я.

«Что там еще, в твоей голове, Феликс?»

— Не уверен, что тебе стоит это знать.

Я вылезла из кровати и подошла к нему. Села рядом с ним на подоконник.

— Слушай, — пожала плечами я, — тот Феликс, которого я помню, был беспринципным, безжалостным, отмороженным подростком. Всё это я знаю. Вряд ли ты смог бы рассказать мне что-то новое, так что...

— Плакат на твоей двери. На твоей двери когда-то висел плакат, так ведь? Ты знаешь при каких обстоятельствах он был сожжён?

Я вздрогнула. Экс-Феликс сорвал его и сжёг в ту ночь, когда притащился домой под кайфом со своими омерзительными дружками. За этот плакат с Оливером Сайксом я чуть не расцарапала ему лицо на следующий день. Неужели он действительно начинает кое-что припоминать?!

— Знаю. И ч-что?

Феликс заговорил, но ужасающий смысл его слов дошёл до меня не сразу.

— В ту ночь, прежде чем сорвать его, он очень долго стоял перед твоей дверью, оставив развлекающихся приятелей в гостиной, и раздумывал над тем, сможет ли он выломать дверь в твою комнату, и если да, то как долго ты сможешь сопротивляться.

Я приросла спиной к оконной раме, по телу поползла дрожь.

— Теперь ты представляешь, каково жить с этим? Сейчас я смотрю на тебя, и в моём мозгу вспыхивают далеко не безобидные мысли — не мои мысли, но я вынужден жить с ними и терпеть их... Лика, я больше не хочу ничего вспоминать и... не могу оставаться здесь.

Я перевела на него изумлённый взгляд.

— Я не могу поверить... Феликс просто терпеть меня не мог, как и я его.

— Он был без ума от тебя.

Я смутилась и покраснела, слава богу, в комнате царил полумрак и не было видно, как я превращаюсь в красный овощ. Феликс стоял напротив, и его лицо было бледным и напряжённым. Я бы никогда не решилась сказать то, что сказала в следующую секунду, но мне показалось, что подходящего момента больше никогда не будет, и если я не спрошу сейчас, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Я набрала побольше воздуха в легкие и выдохнула:

— А ты? Что чувствуешь ты — новый и другой — глядя на меня?

Кажется, только сейчас я заметила, как близко он стоит. Как близко он стоит и как странно на меня смотрит. Я вдруг поняла, как легко пропасть, утонуть в этих глазах. Как в реке с тихой тёмной водой, в которой чёрная трава, хищные рыбы и сгинуло немало людей, тщетно пытавшихся перейти ее вброд... Я не отдавала себе отчёт в том, что делаю. Я забыла обо всем. Я была готова броситься в эту реку с головой. Быть к нему настолько близко, насколько он позволит, — вот всё, чего мне хотелось.

— Что ты чувствуешь? — снова спросила я, сползая с подоконника и неожиданно оказываясь в его объятиях. Господи, пусть его ответ даст мне хоть какую-то надежду.

Его ладони стремительно утонули в моих волосах, коснулись шеи и поползли вниз по плечам, по спине, пока он наконец не прижал меня к себе по-настоящему. Как будто разрешая себе меня, как будто сдавшись после продолжительной борьбы. Наши лбы соприкоснулись, волосы смешались. Кажется, до этого момента, к кому бы я ни прикасалась, я никогда не испытывала такого волнения, как сейчас. «Коснуться его губ, коснуться его губ и умереть...» Я обняла его за шею, и в ту секунду, когда показалось, что уже ничто не способно остановить нас, забрать его у меня, — он медленно заговорил, отвечая на мой вопрос: