Крылья (СИ) - Славина Ирена - Страница 35

— Чувствую, что еще никогда не был так близок к повторению ошибки.

И в одно мгновение всё рухнуло. Я почувствовала, как он внутренне изменился. Всё изменилось. Его взгляд стал холодным и отстранённым.

— Я должен ехать, — сказал он, отступая и выпуская меня из объятий.

— Какой ошибки? — прошептала я, едва держась на ногах, как инвалид, внезапно лишившийся опоры.

— Очень большой.

— Я помню, что я обещала не ставить тебе палки в колеса, когда ты решишь уехать, — сказала я, срываясь на хриплый шепот и приходя в ужас от навалившегося на меня отчаяния. — Но я не хочу! Я не могу вот так вот взять и отпустить тебя, Феликс!

Я видела, что он борется. Внутри себя он борется с чем-то, что во много раз сильнее меня и всего того, что я могу сейчас сказать или сделать. Я смотрела и знала, что оно победит. По моим щекам поползли слёзы. В сотый раз за этот вечер, но эти слезы были самыми горькими.

— Лика...

— Ты вернешься? Я тебя когда-нибудь увижу?

— У меня нет ответа на этот вопрос. Я бы очень хотел увидеть тебя снова, но...

— Но у тебя есть дела поважнее и люди поважнее?

«Ну же, скажи мне всё, как есть!»

— Да.

Твёрдое, тяжелое беспощадное «да». Внутри все окаменело. Я не ожидала такой резкости, хотя и сама на нее напросилась. Мозг пытался лихорадочно выдумать что-то, что заставило бы его задержаться, пробыть в этой комнате еще несколько драгоценных минут...

— Ты знаешь, — бодро начала я, пытаясь взять себя в руки и не допустить страдальческих нот в голосе, — на правах твоей... эээ... сестры, и в интересах женщины, которая тебя родила и столько вытерпела ради тебя, я прошу и, более того, заслуживаю немного откровенности. Может расскажешь мне немного о тех, к кому ты так спешишь, сжигая все мосты и пренебрегая нами всеми?

Феликс замер, он явно не ожидал от меня такого нахального прыжка с разбега в его личную жизнь. Я и сама от себя такого не ожидала, но времени на размышления не было, я просто начала говорить все, что лезло в голову:

— Я помню, что твоя «новая» сестра вчера выглядела вполне здорово и весьма самоуверенно, чтобы вообще волноваться о ней. Тогда, может быть, у тебя есть «новая» бабушка, которая захворала и попросила тебя срочно бросить всё и привезти ей пирожков и горшочек маслица? Или есть какой-нибудь «новый» троюродный дядюшка, чей старческий артрит гораздо серьезней того, что только что случилось с твоей матерью?! Расскажи мне о них, Феликс, я умоляю. Иногда так хочется знать о тех, кому и в подметки не годишься!

Я была уверена, что и от этих вопросов он попытается уйти, но когда он заговорил, я услышала слишком многое, чтобы устоять на ногах...

— Её зовут Дио. Она — мой самый близкий человек. И сейчас я должен быть с ней рядом.

Я отшатнулась от него, как от привидения. Своды моего мира начали стремительно рушиться. Минуту назад я думала только о том, как он невероятно притягивает меня. Минуту назад я была готова со слезами умолять его оставить мне электронный адрес или номер телефона. Я была готова на всё, на любое унижение, только бы он задержался. Но теперь... Черт, почему, я всегда так медленно и плохо соображаю? Его вежливость, сдержанность и постоянное соблюдение дистанции предельно ясно означают, что его сердце занято. Его сердце занято, и он не хочет делать того, о чём потом может пожалеть...

Но что-то в его словах не давало мне покоя. Мой внутренний датчик, распознающий ложь, стал зашкаливать от напряжения. Да это всего лишь уловка! Ведро ледяной воды, чтобы привести меня в чувство. Феликс никогда не врал мне — просто ставил перед фактом, что это секрет или отмалчивался. Но сейчас... Во мне ворочались какие-то подозрения. Или я просто не хотела верить в существование некой Дио, или... ее на самом деле не существовало.

— Какая она? — прошептала я.

— Что? — переспросил он.

— Какая она, эта Дио?

— Поиграем в детектор лжи? — усмехнулся он. — Она удивительная.

— Нет, как она выглядит? — упрямствовала я, зная, что если она реальна, то он без колебаний сможет описать её, а если это выдумка, то замешательство и смущение непременно отразится на его лице.

— Феликс, ты слышишь меня? Как она выглядит? Какие у неё волосы, кожа, глаза? Какого она роста, сколько ей лет, какой она расы?

Мне показалось, что на его лице промелькнуло смятение и растерянность. Но только на мгновение.

— Ее душа восхитительна и это единственное, что имеет значение, — отрезал он.

— Не убедительно! — выкрикнула я.

Еще минута. Еще одна.

— Я не собираюсь убеждать тебя в том, что тебя вообще не касается.

Я стояла, молча проглотив обиду и с трудом веря ушам: он не может описать ее, потому что либо страдает приступами забывчивости, либо... я только что поймала его на лжи. Он солгал мне!

— Значит... ты так спешишь к той, которую даже не можешь описать? — едко сказала я, скрещивая руки на груди, вцепившись дрожащими пальцами в собственные рёбра. — Хочешь знать моё мнение?

— Вряд ли.

— Но тебе всё же придется послушать! Та, о которой мы сейчас говорим, — всего лишь твоя выдумка и жалкий повод сбежать отсюда, не так ли?! Потрудись придумать какое-то более внятное объяснение своей трусости... и бессердечности! И равнодушию! — я почувствовала, что если сейчас же не прекращу орать, то наверняка меня снова выбросит, потому что голова налилась какой-то тяжестью, а колени перестали справляться с весом моего тела.

— Феликс, — прошептала я, вдруг почувствовав невероятную слабость. — Кажется, меня снова... Мне не надо было снова нервничать.

Он подхватил меня на руки, видя, что я вот-вот упаду, и понес меня к кровати. Я обняла его за шею и ткнулась лбом в его грудь.

— Что ты делаешь?

— Укладываю тебя спать, как и собирался. Ты устала... Тебе нужно поспать.

— Я не хочу спать, — возмутилась я, чувствуя, как он размыкает мои руки, сомкнувшиеся за его шеей. У меня было слишком мало сил, чтобы сопротивляться.

— Ты будешь спать, — отрезал он, поправляя мне подушку и одеяло с какой-то ошарашивающей заботливостью.

Я попыталась вытянуть руку и прикоснуться к нему, но моя рука отказывается мне подчиняться! Я никогда не чувствовала ничего подобного. Хотя нет... Когда в тот далекий страшный день меня привезли в больницу с большой кровопотерей и я ненадолго пришла в сознание, мне тут же сделали укол. И ощущения после него...

— Ты... Ты что, чем-то накачал меня?! — закричала я, но голос был больше похож на сдавленный шепот.

— Да, прости. Так нужно.

— Когда?!

— Когда закончил с раной... Он не сразу действует.

— Чтобы я не могла помешать тебе уехать? — перед глазами все начало медленно расплываться.

— И поэтому тоже.

— Тогда ты еще и слабак, если не рассчитывал избавиться от меня без помощи своих проклятых... укольчиков... Чёрт тебя побери...

— Да, я знаю, — ласково согласился он откуда-то издалека.

Я уже оставила попытки разлепить ресницы и пыталась сосредоточиться на звуках его голоса.

— Феликс, умоляю тебя, останься... — последнее, что смогла произнести я.

Кажется, он взял меня за руку, но тактильные ощущения тоже начали подводить меня. Я больше не чувствовала своего тела.

— Лика, послушай меня, — начал он. — Я знаю, ты уже ничего не сможешь сказать, но пока сможешь слушать меня... Это безопасный препарат, ты сейчас просто хорошо поспишь и проснёшься утром бодрой и спокойной, пережитое не будет мучить тебя, так что ты будешь даже удивляться этому.

Никто из приятелей Феликса больше не будет преследовать тебя, просто забудь о них и ничего не бойся, это раз.

Два: Анне не придется ничего объяснять, об этом я тоже позаботился, не волнуйся слишком о завтрашнем дне, но всё же хорошо думай над каждым словом, когда будешь говорить с ней.

И, наконец, мне бы хотелось, чтобы ты простила меня за этот стремительный отъезд, мне правда важно, чтобы ты смогла сделать это. Больше я ни о чем не прошу. Ты очень смелая, и решительная, и... И невероятная. С каждым часом, проведенным рядом с тобой, мне становилось всё сложнее мыслить трезво, потом этот дом, поднявший во мне бурю невыносимых воспоминаний, в каждом из которых была ты, ты и снова ты... Чувства, которые я сейчас к тебе испытываю, — сродни шоку, и, наверное, я окажусь близок к истине, если скажу, что ты чувствуешь что-то похожее: мне достаточно вспомнить, как ты иногда смотришь на меня и реагируешь на мои прикосновения... Но эта игра слишком похожа на другую игру, в которую я уже играл когда-то давно и которая закончилась двумя сотнями белых роз на Ольшанском кладбище в Праге. Это невыносимо вспоминать, не говоря уже о том, чтобы повторить. Отдать твою жизнь на растерзание нелогичным, иррациональным, неуправляемым чувствам, которые вы называете любовью, — это последнее, что я мог бы сделать с тобой. Нет, я предпочитаю убить этого демона в зародыше. Только поэтому я должен уйти, хотя каждая клетка этого проклятого тела приказывает мне, чтобы я остался, говорил с тобой, прикасался к тебе, принадлежал тебе... Мне очень хочется, чтобы ты знала обо всем этом и помнила каждую секунду, но я не имею на это права. Мы оба не имеем на это права. Поэтому Salve et vale, Лика... А теперь ты забудешь всё, что я сказал.