Остров судьбы - Бекитт Лора - Страница 87

Бьянка подумала, что Андреа неслучайно выбрал черный цвет одежды. Он выглядел прилично, мог появиться в любом месте и вместе с тем траур словно отгораживал его от окружающего мира.

— У нас осталось мало денег, — заметила она.

Андреа посмотрел на нее так, будто только что вернулся на землю из каких-то заоблачных далей.

— Мне кажется, хватит на еще несколько дней, а потом мы что-нибудь придумаем.

После обеда к Бьянке вернулись силы, и она согласилась поехать в приют, адрес которого дал Дамиан.

Заведение пребывало в страшной нужде, о чем кричало все: облезлые стены, сырые коридоры, убогое платье и истощенные тела и лица преподавателей и воспитанниц.

Андреа и Бьянка прошли в обшарпанное помещение, служившее кабинетом начальнице этого приюта нищеты. Угасшее, усталое создание в бумажном платье и шерстяных чулках, с небрежно причесанными волосами равнодушно выслушало их и сказало:

— Да, среди наших воспитанниц есть Женевьева Леруа. Кем вы ей приходитесь? Я не имею права сообщать сведения о воспитанницах посторонним людям.

— Я брат этой девушки, и мне нужно знать, что ее ждет в будущем, — ответил Андреа, опасаясь, что начальница потребует показать документы, но она не стала этого делать.

— Когда Женевьеве исполнится шестнадцать, она выйдет замуж.

Андреа сплел пальцы, обтянутые черной кожей перчаток.

— За кого?

— За господина Сельва, он присмотрел ее пару лет назад. Сорокалетний вдовец с шестью детьми.

Бьянка заметила, что в глазах ее спутника появилось прежнее потерянное выражение. Сообщение явно выбило его из колеи. Обещание, данное Ранделю, обернулось трагедией: его сын был тяжело болен, дочь угодила в безвыходное положение.

— А что говорит Женевьева? Она согласна?

Начальница пожала плечами.

— Конечно. Что ей остается делать?

Бьянка не выдержала и рассмеялась.

— И это — партия для шестнадцатилетней девочки?!

Взгляд блеклых глаз начальницы сделался острым.

— У нее нет родных, нет приданого. Государство вырастило и воспитало ее. Она не может оставаться в приюте после того, как достигнет соответствующего возраста. Мы, по возможности, стараемся пристроить наших воспитанниц. Поверьте, это не такой уж плохой вариант!

— А если я заберу ее отсюда? — вдруг спросил Андреа.

— Если вы предоставите документы, подтверждающие, что вы ее родственник и опекун, а также докажете, что сумеете ее обеспечить, тогда забирайте. Вы хотите повидать Женевьеву?

— Благодарю, не сегодня, — промолвил Андреа, поднялся и направился к дверям.

Начальница проводила его недоверчивым взглядом.

Когда они оказались на улице, Бьянка не знала, что сказать. Корсиканцы — странные люди, они безраздельно верят в судьбу и вместе с тем не желают ей покоряться.

Случаются дни, когда солнце сияет слишком ярко, а пронзительная синева небес кажется беспощадной. Так бывает, когда в душе темно, когда жизнь становится похожей на кораблекрушение и приобретает цвет могильной земли, когда человек полон сознания того, что он не может ничего изменить.

— Надо вернуться к Дамиану, — решительно произнес Андреа. — Пусть едет в приют и забирает сестру.

Бьянка покачала головой.

— Он едва может подняться с постели.

— Мы возьмем экипаж и привезем его.

— А что потом?

— Не знаю. Рандель слишком много сделал для меня. Я не могу так просто отказаться от своего обещания.

Они поехали к Дамиану на следующий день. Накануне сняли комнату в недорогой гостинице. Их разделяло расстояние вытянутой руки, вместе с тем Бьянка ощущала, что между ними выросла гранитная стена.

Андреа сосредоточенно размышлял; что-то в нем неуловимо перерождалось, пробуждалось, росло. Бьянка не мешала; она чувствовала, что незаметно вошла в его жизнь, и верила, что останется там навсегда.

Когда они поднимались по знакомой скрипучей лестнице, их окликнули снизу:

— Эй, куда вы идете?!

Андреа замедлил шаг.

— К Эсташу Файну.

— Вчера вечером его увезли.

— Куда?

— В Кламар.

— Что это?

Женщина вышла из закутка, чтобы получше рассмотреть собеседников.

— Кладбище. Он умер днем, и я сразу вызвала полицию и гробовщика. Мои жильцы не стали бы терпеть в доме покойника!

Душу Андреа сковал холод. Бьянка с тревогой смотрела на него. Иногда ей казалось, что он носит чужое лицо, что в нем живет еще кто-то, кроме него самого. Вероятно, это было связано с тем, что ему пришлось вынести за десять лет.

— Его похоронили как Эсташа Файна?

Хозяйка уперла руки в бедра.

— Думаю, его похоронили вообще без имени — в общей могиле. Не мне же тратиться на похороны!

— Почему вы вызвали полицию?

— Таков порядок, если кто-то умирает, да еще в одиночестве.

— Жандармы нашли его документы?

— Там нет никаких документов. В комнате вообще нет ничего ценного, я уже смотрела, — сказала хозяйка и запоздало поинтересовалась: — А вам что нужно?

— Осмотреть комнату. Возможно, мы ее снимем.

— После покойника? Буду очень счастлива.

Вновь очутившись в жилище Дамиана, Андреа обвел почерневшие от плесени стены новым взглядом, осторожно провел рукой по исцарапанному деревянному столу, то ли мысленно прощаясь с бывшим хозяином комнаты, то ли прося у него прощения. Потом приподнял отсыревший, впитавший затхлость матрас, вытащил бумагу, развернул ее, прочитал и заметил:

— Хорошо же искали!

Сам не зная, зачем, он положил паспорт Дамиана Леруа в жилетный карман сюртука рядом со своим желтым паспортом и сказал Бьянке:

— Идем.

Они провели день, гуляя по кипящему и бурлящему Парижу. Все пребывало в движении, и только в их душах царила странная тишина.

«Гранит и железо — вот из чего должны быть сделаны наши сердца», — это Андреа слышал на каторге. Он в самом деле встречал таких людей. Но сейчас он как никогда лучше понимал, что сам устроен совсем по-другому.

Вечером Андреа и Бьянка легли в кровать, как и прежде, сняв только верхнюю одежду и целомудренно отвернувшись друг от друга. Андреа слушал, как сердце постепенно наращивает удары, превращаясь из трепещущего комка в кузнечный молот. Ему казалось, будто стены комнаты начинают пульсировать в такт. Приезд в Париж, внешние перемены, смерть Дамиана подействовали на него неожиданным образом. Он вдруг понял, что жить, быть молодым — это дар, и его надо использовать.

Андреа не знал, что такое любовь, но был уверен в том, что ничто иное, чем то, что им владело, не может называться этим словом. Он был готов предложить Бьянке свою душу и свою жизнь, а еще он хотел ее, безудержно, страстно; желание жило в нем, как безмолвный крик, раздирающий и тело, и душу.

Бьянка лежала рядом и тихо дышала. Что стоило протянуть руку, повернуться, сжать в объятиях, ощутить ее губы на своих губах и себя в ней, прошептать все те немыслимые слова, что родились в его душе?!

Андреа не двигался. Он лежал и улыбался в темноте, улыбался впервые за минувшие десять лет, улыбался, как ребенок, который знает, что утром найдет в башмаке желанный подарок феи, как человек, который только что понял: все еще впереди.

Глава 8

Утром речь зашла не о любви, а о деньгах. У Андреа и Бьянки осталось пять франков. Если бы они продолжили жить, так как жили с момента приезда в Париж, им бы хватило их еще на пару дней. Они могли переехать в дешевую комнату, наподобие той, какую снимал Дамиан Леруа, покупать еду в скромных лавчонках и растянуть имеющуюся сумму на более-менее долгий период.

— Интересно, правду ли говорят, что обычно большие деньги заработаны нечестным путем? — задумчиво произнес Андреа.

— Мой муж создал свое состояние на торговле контрабандным товаром, — ответила Бьянка.

Андреа удивился.

— Ты уверена? Откуда ты знаешь?!

Она улыбнулась.

— Винсенте Маркато любил повторять, что женщины не только не имеют права распоряжаться имуществом и занимать государственные должности — они вообще ни на что не способны. Он не учел того, что нам дан талант подслушивать и слышать то, что даже не произносится. А вместо знаков отличия, которыми так глупо кичатся мужчины, мы охотно носим украшения и наряды.