Остров судьбы - Бекитт Лора - Страница 88

— Если б у меня было много денег, я купил бы тебе все, что ты пожелаешь, — сказал Андреа.

Бьянка перестала улыбаться, подошла к нему и положила руки ему на плечи.

— Мне не нужны деньги. Я готова отдать все, что у меня еще осталось, за встречу с человеком, который хочет и не боится любить.

Наступила пауза. Андреа чувствовал, что может перейти невидимую грань прямо сейчас, однако в этом случае его затянуло бы в такой многоцветный, мощный, испепеляющий и пленительный водоворот, что он едва ли выплыл бы оттуда даже гигантским усилием воли.

В его мыслях царствовал Рандель со своей просьбой умирающего. А еще — Женевьева, которую Андреа никогда не видел. Он незаметно отстранился от Бьянки и произнес привычным холодноватым тоном:

— Мы поедем в игорный дом.

Она встревожилась.

— Что ты задумал? Что ты об этом знаешь?!

— Среди заключенных был человек, который провел в игорных домах половину своей жизни. Он много чего рассказывал. Едва ли можно с ходу разобраться в том, чего никогда не видел, но, думаю, стоит попробовать. И если… если я выиграю, ты поцелуешь меня так, как тогда, в карете?

В голубых глазах Бьянки заплясали искры.

— Я поцелую тебя, даже если ты проиграешь все на свете!

По дороге Андреа продолжал думать. Он бы мог попытаться осесть в Париже, затеряться среди народа, снять жилье, найти работу, влачить нелегкое, унылое, полное тревоги и лишенное радостей существование бедного и бесправного человека. Беда заключалась в том, что у него не осталось времени. Он должен был ценить бриллианты дней, спешить жить.

Андреа мечтал наверстать упущенное и получить хотя бы толику того, что было отнято десятью годами каторги. Ему хотелось читать, видеть, слышать, хотелось помочь Женевьеве и сделать счастливой Бьянку. Для этого ему было нужно или идти напролом так, как не способен пойти никто, или искать такие обходные пути, каких не знает сам Сатана. Ему был необходим кубик с гранями, на каждой из которых судьба выбила одинаковое, наибольшее количество очков.

В последние годы пребывания на каторге Андреа в самом деле интересовался азартными играми; возможно, из-за Гастона Мореля, которому удалось выиграть у него удачу. Но хотя ему рассказали обо всех особенностях рулетки, он еще никогда не садился за стол.

Игорный дом был расположен в Пале-Рояль. Неподалеку, напротив здания Национальной библиотеки находился зал Лувуа, в котором пела Орнелла Гальяни.

Бьянка была одета в новое черное платье тяжелого шелка, черную накидку дорогого сукна и черную креповую шляпку. Она читала в одном из модных журналов, что на темной ткани бриллианты сверкают, будто звезды на ночном небе. И хотя блеск украшений заменяло сияние глаз, она высоко несла голову и столь же гордо держала своего спутника под руку.

Они привлекали внимание — не потому, что Андреа не умел себя вести: все это время Бьянка неустанно учила его манерам, и он добился успехов.

Молодой мужчина в черном, в лице которого было что-то монашеское, и красивая женщина с задорной улыбкой на губах, во взгляде которой, тем не менее, таились печаль и тревога, — оба были похожи на иностранцев, выглядели как чужаки и принадлежали непонятно к какому сословию.

В их сторону обратилось несколько лорнетов, хотя здесь появлялись и не такие персонажи: в игорных домах не в диковинку было наблюдать лица, изуродованные всеми человеческими страстями и умеющие носить любую маску. Сюда приходили, дабы возложить свою жизнь к стопам судьбы, в надежде на то, что она сдаст им иные карты, чем те, что выпали при рождении.

Среди игроков затесалось несколько полицейских, которых было нетрудно узнать. Они вылавливали воров, а заодно выискивали лиц, неугодных роялистскому режиму.

Андреа долго наблюдал за игрой. Неужели все случайности в жизни подчинялись особому порядку? Ему предстояло это проверить.

В конце концов, он поставил оставшиеся пять франков на красное, шестнадцать, и выиграл, после чего последовало черное с числом семь, и тоже выпал выигрыш, как и на черное, три. А потом он поставил на «зеро».

Бьянка, не отрываясь, следила за шариком, прыгающим по зазубринам вертящегося колеса, капризного колеса Фортуны. Она не спрашивала у Андреа, почему он ставит именно на эти цвета и числа, между тем он просто разыгрывал свою жизнь, повторяя ее ходы.

Судьба это знала, а также знал Бог или дьявол. Андреа был корсиканцем, и судьба провела его сквозь рулетку, как провела по жизни. Его выигрыш составил несколько сот франков, и он не верил своим глазам. Но он не знал продолжения своей истории, потому последний ход принес ему проигрыш, после чего Андреа собрался уходить.

В его руках осталось триста пятьдесят франков — сумма, которой им с Бьянкой должно было хватить на много дней.

Когда Андреа вставал из-за стола, кто-то тронул его за плечо.

— Сударь, прошу, предъявите паспорт, — с настойчивой вежливостью произнес человек с невыразительным, незапоминающимся лицом, но острым и цепким взглядом.

Андреа обернулся к тому, который хотел завладеть его свободой, его будущим, его счастьем, и спокойно произнес:

— Разве здесь показывают документы?

— Я могу потребовать показать документы каждого и везде, где сочту нужным; разумеется, в интересах государства и короля, — ответил тот и негромко представился: — Полицейский надзиратель Рюбель.

Андреа сунул руку в карман сюртука. Там лежали две бумаги, и он не мог определить на ощупь, где паспорт бывшего каторжника, а где — документ Дамиана Леруа. Медлить было нельзя — если он скажет, что у него нет паспорта, его наверняка арестуют, препроводят в полицейский участок и обыщут: в те времена не надо было много поводов, чтобы задержать человека.

Андреа заметил, что за ним внимательно наблюдают несколько посетителей игорного зала, и понял, что надо на что-то решаться.

Закрыв глаза, он выудил бумагу и протянул жандарму с таким видом, словно бросал карту в лицо судьбе.

Полицейский взял паспорт, развернул и прочитал, шевеля губами, после чего вернул его Андреа со словами:

— Все в порядке. Прошу прощения, сударь.

Молодой человек взял у него паспорт Дамиана, схватил за руку Бьянку, которая была ни жива ни мертва, и бросился вон из зала.

Андреа не успел глотнуть кислорода, как какой-то хорошо одетый немолодой господин нагнал его и преградил ему путь.

— Вы Дамиан Леруа?! Простите, я прочитал ваше имя по губам полицейского. Как хорошо, что я вас встретил. Понятно, что вы желаете сохранить инкогнито, однако, боюсь, здесь не тот случай. Я шевалье де Фревиль, и я наслышан о вашем отце. Известно, что герцог Ришелье[17] лично отдал приказ о вашем розыске! Должно быть, вы не читаете газет?! Советую вам немедля отправиться в Матиньонский дворец; полагаю, вас ждет приятный сюрприз! — Завершив речь, которую Андреа выслушал, не прерывая, с совершенно ошеломленным видом, де Фревиль повернулся к Бьянке. — Простите, сударыня, я так увлекся, что забыл поприветствовать вас.

— Это моя жена, — сказал Андреа, с трудом переводя дыхание.

— Приятно познакомиться, миледи.

Де Фревиль почтительно поклонился и поцеловал молодой женщине руку. На лице Бьянки, прежде бледном, как восковая свеча, заиграла улыбка и появились очаровательные ямочки.

Они вместе вышли на улицу. Шевалье продолжал говорить, и Андреа стоило большого труда от него отделаться.

— Что происходит? — спросила Бьянка, когда они забрались в экипаж.

— Не знаю. Для начала нам надо съездить к Женевьеве.

Бьянка не знала, чего хочет ее спутник, и потому растерялась. Перед глазами стоял пример Винсенте Маркато, которому всегда было мало того, что он имел, в котором каждое новое приобретение разжигало костер алчности, где сгорали все человеческие чувства. Не находя выхода своему состоянию, он становился бездушным и жестоким.

— Ты не представляешь, как я испугалась, Андреа! — вырвалось у нее. — Давай покинем Париж. У нас есть триста пятьдесят франков, этого хватит надолго! Поверь, мне ничего не нужно, кроме покоя, о котором ты сам говорил.