Последний часовой - Елисеева Ольга Игоревна - Страница 47

– Ничуть. – Бенкендорф встал, потому что и хозяин приподнялся с кресла. – По приказу государя я просто выясняю истину.

– Выясняйте ее где-нибудь в другом месте, а в доме у порядочных людей потрудитесь…

– Значит, в доме у порядочных людей нет места истине? – Ирония ситуации была очевидна. – Неужели мне доложить его величеству, что вы выгнали меня и отказались отвечать на вопросы следствия?

Последнее слово генерал выделил голосом, и оно подействовало на старика как стакан холодной соды. Николай Семенович снова сел и как бы невзначай распахнул левую полу халата, под которой на фраке красовались звезды Андрея Первозванного и Владимира 1-й степени. Он недавно приехал из Совета и еще не успел толком переодеться, садясь за чай.

– Я только прошу вас не забываться, молодой человек, – раздраженно бросил адмирал. – На любые вопросы государя я готов отвечать сию секунду.

– Вы знакомы с банкиром Ротшильдом?

– Нет.

– А с Николаем Тургеневым?

– Конечно. Он был помощником статс-секретаря Государственного совета. А еще раньше мы встречались в обществе «Любителей русского слова». Очень талантливый и благородный молодой человек.

– Больше ни в каких обществах вы совместно не состояли?

– К чему вы клоните? – Старик поморщился. – Имеются в виду масонские братства? Это не секрет. До запрещения я числился в ложе «Молчаливости» и «К Мертвой голове», это теоретический градус, вы не знаете. Как видите, весьма скромно.

Собеседник проигнорировал последнее замечание.

– Вы были посвящены еще офицером в Англии. В 1818 году вы совершили поездку в Лондон и возобновили старые связи.

Николай Семенович насмешливо поджал губы.

– Такие связи никогда не рвутся.

И снова Бенкендорф сделал вид, что не расслышал.

– Тургенев был членом Великого Востока Франции, его посвятили еще перед войной, в 11-м году, в ложе «Совершенного места» в Париже. Возможно, принадлежа к разным системам: английской и французской – вы не пересекались во время орденских работ.

Старый адмирал удовлетворенно кивнул.

– Рад, что хоть кто-то понимает разницу. Ведь у нас считают масонство однородным!

Похвала не была приятна Александру Христофоровичу.

– Тургенев работал в ложах «Избранного Михаила», «Золотого ключа к добродетели», а также в прусской «Железного креста». Богатый послужной список?

Мордвинов прищурил глаза.

– Вы даже не подозреваете, до какой степени.

– До какой? – Бенкендорф не терпел таинственности.

– До 18-й, как минимум. По шотландскому обряду. До 4-й по французскому. И до 3-й у братьев наших меньших в Риме. Вам это что-нибудь говорит? – Голос адмирала звучал грозно.

– Говорит. – Генерал почувствовал, что игра пошла почти в открытую. – Человек глубоких достоинств и широких связей.

– Весьма широких, – улыбнулся старик. – Позвольте дать вам совет: есть нити, за которые лучше не дергать.

– Бог поможет.

Генерал щелкнул невидимым замочком и открыл перед Мордвиновым второе дно.

– Любопытные бумажки.

Адмирал молчал.

– А еще любопытнее они становятся вкупе с письмом, на котором означено ваше имя.

– Это не мое имя. – Собеседник замкнулся. – Мало ли в Петербурге Николаев Семеновичей?

– Которым могут прислать из Лондона подобный презент? – с иронией осведомился Бенкендорф. – Клянусь, если нужно, мы проверим каждого.

– А вам не приходило в голову, что кто-то хотел меня скомпрометировать? – Старик взял себя в руки. – Задавались вы вопросом, почему я не пошел и не получил посылку с подобным содержимым?

– Из осторожности, сударь. Из голой осторожности.

Адмирал в глубочайшем удивлении воззрился на собеседника. Психолог!

– Если бы заговор удался, вы бы взяли футляр без всякой опасности. Вас прочили членом временного революционного правительства. Подобный заем давал вам огромные преимущества перед другими лицами.

– Все это фантазии, – оборвал гостя Мордвинов. – Доказательств нет. И быть не может.

– Слава осторожности! – Рассмеялся Александр Христофорович. Кажется, в его планы вовсе не входило личное признание обвиняемого. – Чисто теоретически, без малейшей возможности использовать в деле, мне любопытно, что Российско-Американская компания собиралась делать с таким займом?

Несколько мгновений старик молчал. Потом тоже рассмеялся. Натянуто, без сердечности.

– Любопытство – порок. Знаете русскую поговорку про Варвару? Боюсь, рано или поздно с вами произойдет такая же оказия.

– Я буду беречь нос, – пообещал гость. – Но поверьте, от того, как вы ответите, зависит то, что я скажу государю. Ведь нет нужды передавать ему весь разговор?

Адмирал снова рассмеялся, но уже спокойнее. Казалось, у него отлегло от сердца.

– Знаете, что такое Российско-Американская компания? Откуда она берет деньги? Торгует морским бобром? Льдом? Моржовым усом и тюленьей костью? Нет. Эти доходы ничтожны. Компания обещает золотые горы вкладчикам, а сама проедает казенные ссуды. Огро-омные ссуды, поверьте. И чем они крупнее, тем азартнее едоки.

Бенкендорф выжидал. Его явно не удовлетворяло сказанное.

– Вы просто не представляете себе числа этих едоков, – с сухим смешком пояснил собеседник. – Вернее, их распределения по этажам власти. От купцов первой гильдии до Сената, Совета, родственников августейшей фамилии. Вы ищете политических заговорщиков. А надобно искать денег. Денег и интереса. Ради них совершаются все заговоры в мире.

– Значит, если бы мятеж удался и временное правление взялось за дела…

– Тогда была бы совсем другая история, – оборвал генерала хозяин дома. – Я старый человек, и мне немного надо. На приданое дочери. На устройство дел сына. Большая часть, – он кивнул на футляр, – разошлась бы по другим рукам. И, может быть, уважаемой Варваре полюбопытствовать, чьи это руки?

Глава 2

Тень Психеи

В карете императрицы-матери царил неистребимый запах бергамота. Свежий, чуть горьковатый, как раскушенная апельсиновая косточка, он не вызывал дурноты или головокружения. Мария Федоровна не любила тяжелых, терпких ароматов и говаривала, что пристрастие к мускусу сразу выдает вчерашнего плебея.

Кто бы мог подумать, что на седьмом десятке она отважится путешествовать по весенней распутице. Пейзаж за окном был совсем скучным. Темный еловый лес с мокрыми черными стволами. Темная вода, стоящая в канавах по обеим сторонам. Сколько еще смертей подарит этот проклятый год?

Встревоженная вестями с дороги, Мария Федоровна отправилась навстречу больной Елизавете Алексеевне, боясь не попрощаться. Неужели ей суждено пережить старшее поколение своих детей? Вдова Павла I не спрашивала, за что. Долгие годы, проведенные в России, истончили ее сердце, как вода точит мыло. И теперь там, где раньше было много вопросов, стало много покорности. Она надеялась только свидеться с невесткой и из уст умирающей услышать то, что больнее всего. Рассказ о последних днях ее мальчика.

– Они с Александром могли быть счастливы, – вслух сказала пожилая дама.

Сидевший напротив нее секретарь Виламов встрепенулся. После долгого молчания слова хозяйки, произнесенные как бы без всякой связи с окружающим, заставили его вздрогнуть. Но он тотчас понял, о ком речь, и сделал внимательное лицо, хотя не первый раз слышал жалобы вдовствующей императрицы.

– Да, я уверена, они были созданы друг для друга, – твердым голосом повторила Мария Федоровна, – и если бы не торопливость, с которой их обвенчали, все могло сложиться хорошо.

Она снова надолго замолчала, погрузившись в свои мысли. Виновата, конечно, Екатерина! Ей так хотелось отобрать корону у сына и надеть на внука! Сама узурпатор, она и Александра жаждала запятнать преступлением. Заставить мальчика обобрать родного отца! И для этого ей понадобилось женить его на пятнадцатом году. Ну как же, брак подтверждает совершеннолетие!