Сент-Ив. Принц Отто - Стивенсон Роберт Льюис - Страница 32

— Послушайте, — сказал я, вставая, ибо до сей минуты не давал себе труда подняться, — есть только один способ разрешить подобный спор, только один истинно английский способ разрешить его, как положено мужчинам. Снимайте сюртук, сэр, и сии джентльмены увидят честный бой.

При этих моих словах в глазах конторщика мелькнуло выражение, в смысле которого нельзя было обмануться: в его образовании имелся один весьма существенный, особенно для англичанина, пробел: он не умел боксировать. Вы можете возразить, что и я не умел, но зато я оказался более дерзок, нежели он, вот и вызвал его на бой.

— Он говорит, я не англичанин, но чтобы узнать, каков пудинг, надо его отведать, — продолжал я. Тут я скинул сюртук и стал в стойку, это было чуть ли не единственное, что я, знал в сем варварском искусстве. — Как, сэр, вы, кажется, не спешите принять мой вызов? — продолжал я. — Выходите, я жду, я задам вам жару… но, провалиться мне на этом месте, что же это за мужчина, если его надо уламывать помериться силами. — Я вынул из кармашка для часов ассигнацию и кинул ее хозяину. — Вот заклад, — сказал я. — Раз это доставляет вам так мало удовольствия, будем драться всего лишь до первой крови. Если вы первый разобьете мне нос, пять гиней ваши и я пойду с вами к любому сквайру. Ну, а если я первый пущу вам кровь, вы, быть может, признаете, что правда — на моей стороне, и уже не станете препятствовать мне отправиться по моему законному делу в любое время, какое я сочту для себя удобным. Что скажете, ребята, справедливо это, по-вашему? — обратился я к честной компанией.

— Как же, как же, — хором ответили эти простаки. — Чего уж там, все верно, справедливей не придумаешь. Сымайте сюртук, мистер!

Итак, общественное мнение казалось теперь отнюдь не на стороне стража закона, чаша весов быстро склонялась в нашу пользу, и я, ободренный, решил гнуть свою линию. Майор уже расплачивался по счету с хозяином, который, видно, был вполне равнодушен к нашему спору, а с черного хода, бледный, встревоженный, заглядывал в кухню Кинг и делал нам знаки, что пора уносить ноги.

— Ого! — промолвил мой противник, — хитрая же вы лиса. Но меня вы не проведете, я вижу вас насквозь. Да-да, насквозь. Вы хотите запутать след, а?

— Быть может, я и прозрачен, сэр, — отвечал я, — но ежели вы соблаговолите подняться, вы убедитесь, что, невзирая на это, кулаки у меня достаточно увесистые.

— А я вовсе и не выражал в том ни малейшего сомнения, как вы, надо полагать, заметили, — возразил он. — Эй вы, простофили, — продолжал он, обращаясь ко всей компании, — да неужто вы не видите, что этот молодчик вас дурачит? Неужто не видите, что он все вывернул наизнанку? Я говорю, что он беглый военнопленный француз, а он отвечает, что умеет боксировать! Какое это имеет отношение к делу? Хоть бы он и танцевать умел — тоже не удивлюсь… они там все мастера шаркать по паркету. Я говорю, и от слов своих не отступлюсь, что он из этих, из французов. Он говорит, что я ошибаюсь. Что ж, тогда пусть покажет свои бумаги, если они у него есть! Если у него бумаги в порядке, отчего бы их и не показать? Отчего бы ему с охотой не отправиться к сквайру Мертону, которого вы все хорошо знаете? Здесь собрались простые честные бедфордширцы, лучших судей я и не желаю. Вы не из тех, кого можно провести всякими там французскими фокусами, а у него их хоть отбавляй. Но позвольте мне сказать ему прямо: пусть побережет свои басни для другого места, здесь он никого не проведет. Нет, вы только поглядите на него! Поглядите на его ноги! Да разве у кого-нибудь здесь найдешь такую ногу? Поглядите, как он стоит! Да разве кто из вас так станет? Или, может, хозяин так стоит? Да ведь на нем вон эдакими буквами написано, что он француз, прямо как на вывеске!

Все это было прекрасно, и при других обстоятельствах его слова, вероятно, даже польстили бы мне, но я отлично понимал, что если позволю ему продолжать, он опять возьмет верх. Он мог быть профаном в боксе, но либо я сильно ошибаюсь, либо он прошел отличную школу адвокатского красноречия. Оказавшись в столь затруднительном положении, я не смог придумать ничего лучше, как выбежать из дома, якобы в приступе неукротимого гнева. То был отнюдь не самый остроумный выход, но выбирать не приходилось.

— Ах ты, трусливый пес! — вскричал я. — Ты не желаешь драться и еще смеешь называть себя англичанином! Нет, довольно, я сыт по горло! Не желаю оставаться в доме, где меня оскорбляют! Эй, сколько с меня! Берите, сколько требуется, — обратился я к хозяину, протягивая горсть серебра, — и воротите мою ассигнацию!

Следуя своему обыкновению угождать всем и каждому, хозяин не выказал мне никакого неудовольствия. Противник мой вновь очутился в весьма невыгодном положении. Двух моих товарищей он уже упустил. А теперь, того гляди, упустит и меня: надеяться на помощь сидящих здесь крестьян явно не приходилось. Искоса наблюдая за ним, я видел, что на миг он заколебался. Но тот же час схватил шляпу и свой черный парик из конского волоса, вытащил из-под лавки теплый плащ с капюшоном и саквояж. «Проклятие! — подумал я. — Неужто негодяй решил следовать за мной по пятам?»

Не успел я выйти из трактира, как страж закона был уже тут как тут. В лунном свете я хорошо видел его лицо; оно выражало непреклонную решимость и неколебимое самообладание. Меня пробрала дрожь. «Дело серьезно, — подумал я. — Вы напоролись на человека с характером, мсье Сент-Ив! У него бульдожья хватка, и он коварен, точно хорек; как же сбить его со следу, как от него избавиться?» Кто он такой? Некоторые его выражения навели меня на мысль, что он из тех, кто околачивается в судах. Но в какой роли он там присутствует? Простой ли он зритель, или помощник адвоката, или завсегдатай скамьи подсудимых, или, наконец, — и это было бы хуже всего — один из молодчиков с Бау-стрит?[26]

Повозка, вероятно, будет ждать меня в полумиле отсюда, на дороге, по которой я уже иду. И я сказал себе, что, кто бы ни был мой преследователь, пусть даже сыщик, едва мы отойдем подальше от постоялого двора, он окажется всецело в моей власти. Тут я вовремя смекнул, что, как бы ни повернулось дело, одно бесспорно: этот навязчивый субъект ни в коем случае не должен видеть нашу повозку. Пока я не убил его или каким-либо иным способом от него не избавился, мне нельзя искать встречи с моими спутниками: я очутился совсем один, посреди Англии, на прихваченной морозом проселочной дороге, что вела в неизвестном мне направлении, по пятам за мною шла ищейка, и, кроме дубинки из падуба, не было у меня друга, чтобы помочь мне в беде!

Мы одновременно подошли к перекрестку. Дорога, уходящая влево, была по обочинам густо обсажена деревьями и утопала во тьме. Ни единый луч луны не проникал сюда, и я наобум пошел по этой дороге. Негодяй молча последовал за мной; некоторое время мы безмолвно шагали в потемках, только трещал под ногами ледок, затянувший бесчисленные лужи. Наконец преследователь мой обрел дар речи.

— Этот путь не ведет к мистеру Мертону, — с усмешкой произнес он.

— Вот как, — отозвался я. — Тем не менее он ведет туда, куда мне надобно.

— Стало быть, и мне туда же, — сказал он.

Мы снова умолкли и прошагали таким образом с полмили; тут дорога неожиданно повернула, и в лицо нам ударил яркий свет луны. Враг мой в зимнем плаще с капюшоном, в черном парике, с саквояжем в руках со спокойным упорством шагал по льду; теперь он был просто неузнаваем, разве что по-прежнему производил впечатление сухого педанта и спорщика, привыкшего проводить все дни напролет, сидя на высоком табурете за конторкой. Заметно было также, что саквояж у него тяжелый. Прикинул я все это, и в голове у меня созрел план.

— Ночка как раз по сезону, сэр, — сказал я. — Не пробежаться ли нам? Мороз пробрал меня до самых костей.

— С превеликим удовольствием, — был ответ.

Голос его прозвучал весьма уверенно, что мне сильно не понравилось. Однако ничего другого на ум не шло, кроме как пустить в ход кулаки, а с этим всегда лучше не торопиться. Недолго думая, я кинулся наутек, он — за мной; и некоторое время топот наших ног по мерзлой дороге отдавался, должно быть, за целую милю. Он взял старт на шаг позднее меня и на шаг позднее пришел к финишу. Был он много старше, бежал с тяжелым саквояжем в руках и, однако, не отстал больше ни на дюйм. Пусть с ним бегает наперегонки хоть сам дьявол, а с меня хватит!