Не зарекайся (СИ) - Панченко Юлия "Вампирчик" - Страница 7

- Сколько так может продолжаться? – рычал родитель. – Ты ничего не предпринимаешь уже почти год. Если до лета не одумаешься, отправишься учиться в университет богословия.

- Перестань навязывать мне свой образ жизни, мысли и вероисповедания, - в ответ ощетинился сын, - Сам разберусь в своей жизни!

- Я тебе все сказал, - в очередной раз рубанул воздух рукой Сергей Иванович.

Теперь Александр отчетливо понимал, что придется принимать судьбоносное решение и сделать это необходимо быстро. Быть церковным служителем он не желал, прятаться за спиной у семьи и висеть на их шее обузой он тоже больше не мог, поэтому всерьез задумался о развитии собственного бизнеса. У него имелась накопленная сумма, но она воистину была мизерной для стартового капитала. Именно поэтому он решил уехать на заработки за границу, и там сделать первые шаги к становлению бизнеса. Решение далось легко и, приняв его, у Саши, будто камень с души свалился. Пусть перечить отцу, и идти наперекор его воле, было неприятно, но жить так, как велел батюшка – было куда хуже. Саша всегда выбирал меньшее из зол.

Касаемо религии… отношения с Богом у парня были слишком запутанные, и он сам в них не мог разобраться. Александр, в свои двадцать четыре грешил осознанно - иногда сожалея об этом, иногда нет.

Впрочем, это не мешало ему верить.

За окном окончательно стемнело, дождь продолжал настукивать простенький мотивчик, и Саше вдруг очень захотелось чаю. Большую кружку крепкого, черного, с круглой долькой лимона. Так захотелось, что он не поленился – встал, достал с полки свою пол-литровую чашку и отправился в столовую.

Чайник засвистел, Саша снял его с электроплиты, налил в заварочный чайник кипятку и накрыл его крышкой. Парень скучал, рассматривал белый кафельный пол с не менее белоснежной затиркой на швах, ждал, пока заварится напиток, когда снаружи послышался громкий возглас полный боли.

Его тут же потянуло выйти и посмотреть – что случилось. Признаться, желание это было болезненно-странным, так как раньше Саша не замечал в себе подобного любопытства. Скорей всего дело было в том, что он узнал голос. Да и как не узнать его было, если въелся в память намертво.

У подножия лестницы сидела Юля и двумя руками держалась за распухающую на глазах, лодыжку.

- Кто бы сомневался, - буркнул Саша и грозно продолжил:

- Что случилось?

Девушка подняла на него глаза, полные боли и от того мутные, без всякого выражения. Лицо ее заливала нездоровая бледность, особенно побелел лоб и крылья носа.

- Да чтоб тебя, неужто сломала? – Саша рывком приблизился, сел на корточки, – Дай, посмотрю, - и, не ожидая ее позволения, прикоснулся пальцами, затянутыми в перчатки, к обнаженной коже.

- Не трогай, больно, - прошептала Юля, и вцепилась ему в рукав, забыв, что надо на «вы» и с уважением.

- Дай, вправлю, сейчас как новенькая будешь, - не давая возразить, Саша вдруг так за ногу дернул, что Юля зажмурилась – перед глазами четные точки замелькали. До крови губу прокусила.

Но, боль тут же схлынула, только ноющая пульсация осталась и отек.

- Ты куда неслась, оголтелая, да еще и после отбоя, - взялся за менторский тон Саша.

- Не ваше дело, - огрызнулась девушка, и спрятала лицо в ладонях.

Ей вот-вот Лёшка позвонить должен был, а телефон внизу. Вот и неслась через три ступеньки. Наверху все уже спали, а она отпросилась у воспитательницы поболтать пять минут. И вот.

Александр Сергеевич смотрел на нее с едкой усмешкой, словно все ее нелепые тайны наизусть знал. И эта ситуация, а в особенности прикосновение его рук: даже сквозь ткань перчаток тепло ощущалось – волновали, и сердце отчего-то быстрей стучало.

- Лед положить надо, или долго еще болеть будет, идем, - на этом Александр Сергеевич вдруг легко подхватил ее на руки и понес в столовую.

Юлька даже пискнуть не успела. Уткнулась носом в ямочку на его шее и задышала часто. От него пахло чем-то цитрусовым, очень мужским, приятным. И то ли это парфюм был, то ли запах его кожи, Юля так и не поняла.

Он усадил ее на стул и достал из большой морозилки заиндевелый кусок мяса замотанный в пищевую пленку. Потом нашел кухонное полотенце, завернул в него мясо и подал девушке.

- Спасибо, - пробормотала она и приложила компресс к лодыжке.

- Взялась на мою голову, - почти беззлобно пробормотал воспитатель и крикнул из кухни:

- Чай заварился, будешь?

Юля кивнула, забыв, что он не видит, а потом ответила вслух:

- Буду.

Через пять минут Александр Сергеевич поставил перед ней кружку, прошел мимо и закрыл дверь на ключ – изнутри. На удивленный взгляд девушки пояснил:

- Чтоб никто любопытного носа не совал. Нам ведь не нужны слухи и дурацкие сплетни?

Юля поглядела на него задумчиво и согласно кивнула.

Она дула на горячий чай, искоса посматривала на хмурого парня напротив, и понимала, что такой шанс ей вряд ли представится. Поэтому она сделала глоток для храбрости и спросила – просто, без изысков и напускного жеманства:

- Саша, ты всегда такой?

Он, казалось бы, удивился. Да так, что забыл сделать замечание касаемо «тыканья».

- Какой «такой»?

Юля поставила чашку на стол.

- Грубый, нелюдимый.

- А это – плохо? – прищурился в ответ парень.

Девушка опустила глаза.

- Ты гордец. Это – действительно плохо.

- С каких это пор соплюшки вроде тебя - стали учить меня и наставлять на путь истинный? – парень взял себя в руки и криво улыбнулся в своей излюбленной манере.

- Я не настолько младше, чтоб быть соплюшкой для тебя, - в Юлиных глазах загорелись искорки неудовольствия.

- Восемь лет – ощутимая разница, - ответил Саша и сделал из кружки большой глоток.

- Ты так говоришь, будто я тебе в невесты напрашиваюсь. Я помню твое безапелляционное мнение, так что не уточняй. Но я уже достаточно взрослая, чтобы сказать, что ведешь ты себя по отношению к нам – как самый последний кретин.

- Вот как. Девочка выросла и узнала грязные словечки. А если б позвал – пошла бы? Замуж за меня, пошла бы?

Последний вопрос вылетел изо рта не прошеным воробьем. Саша рот закрыл, но было поздно.

Юля округлила глаза, и он узнал этот ее взгляд – доверчивый и открытый нараспашку.

- Ты смеешься надо мной, да? – поглядела на него печально, а потом с тяжелой грустью спросила Юля.

-Да, смеюсь, - ответил он.

Сидеть напротив, смотреть в красивое лицо, зная, что он издевается – было безмерно тяжело.

Как бы Юля не старалась, все равно не смогла до конца изгнать из сердца чувства к этому негодяю. Он там занозой остался, шрамиком изредка саднящим. Это странное чувство к мужчине - неосознанное влечение на уровне физиологии, феромонов – оно либо есть, либо его нет вообще, но тогда еще девушка не понимала очевидного. Не знала, что никак от этого наваждения не избавиться, не прогнать. Мала была, чтоб анализировать серьезно и отвлеченно.

Смотрела на Александра Сергеевича – старшего директорского сына, воспитателя мужской половины и понимала, что не пара они. И никогда ею не станут. Обидно было, что читает ее как книгу открытую и видит насквозь. Что чувства ее нелепые – для него не тайна вовсе.

И повзрослела в тот миг на десяток лет вперед – на интуитивном уровне почувствовала, что должна сделать.

Встала, бросив на стол подтаявшее мясо, прохромала мимо, и не одарив его даже взглядом напоследок, уже у двери сказала, не повернув головы:

- Никогда не говори «никогда», Саша. Не зарекайся. Потому что судьба назло всё вверх дном перевернет, с ног на голову поставит.

***

Он уехал через неделю, напоследок в пух и прах разругавшись с отцом.

С Юлей попрощался своеобразно. Так, что надолго запомнил ее взгляд и прикосновения нежные.

Увидел ее на заснеженной аллее – одиноко бредущую фигурку среди нарядных, пышных елей, и на мгновение позволил себе стать подлинным – тем мальчишкой, что жил в нем, запертый в клетке условностей, рамках из заповедей и моральных законов.