Мое тело – Босфор - Бокова Лола - Страница 41

- Какой еще нож?!!

- Чтобы со мной ничего не случилось! Представляешь, он не мог оставить меня без охраны! Наш бы ушел, сиди как хочешь, а этот позаботился…

Ну так я и знала, волшебный нож-саморез, который сам нападает на нежданных гостей. Встречается же в восточных сказках ковер-самолет.

«Разбирала сейчас чемодан обнаружила что утащила его майку ))»

«Он спрашивает когда я приеду снова»

«Он зовет меня в Анкару»

Мы сидим в кафе и смотрим на московскую улицу.

- Это было preview нашей семейной жизни, говорит Крошка. Она не может говорить ни о чем другом. – Первые три дня пристального внимания, а потом спад интереса. У него своя жизнь, в которую он меня не пускает, может, языковой барьер, а может восточная дистанция. Выходить мне из дома не положено, даже на балконе сидеть одной нельзя, надо сесть рядом и на коврике возле его ног смотреть, как хозяин болеет за футбольную команду. Первым же делом он выучил меня: ФЕНЕРБАХЧЕ. Это его любимая команда. Everything for you, - говорит он, а мне надо только, чтобы он наконец оторвался от своего телевизора. Моя роль – сидеть и слушать, как он трепется со всеми своими родственниками: маму optum, жену optum, сестру optum. Самое лучшее – это короткие встречи по три дня, яркие и счастливые.

- Замуж уже раздумала? – вместе с пирожным я чуть не откусываю собственный палец.

- Нет. Жду, пока он разведется. Он обещал, что мы будем жить вместе через год или два.

Ни о ком другом Крошка и слышать не хочет.

Турецкий гамбист

- Покажите руки! Повернитесь в профиль, а потом посмотрите в камеру. Улыбнитесь! Произнесите фразу: мы встретимся с тобой завтра. Обязательно встретимся!

- Мы встретимся с тобой завтра! Обя – за – тель – но.

- Все, спасибо.

Не знаю, как я оказалась на этом кастинге, и на что я надеюсь. Даже если меня выберут в массовку, я не смогу посвятить съемкам несколько месяцев. В моих ближайших планах Анталия и Кубик, билет зарезервирован за месяц, и я пожираю глазами числа на календаре, разделяющие нас. Может, стереть пару дней ластиком?

Славик уезжает на гастроли, а мы с Крошкой коротаем выходные в глухой деревеньке под Ярославлем. Там живет святая Фекла, крошкина бабушка. Она крошит капусту в деревянном корыте и после печет вкусные пироги.

- Вставайте, девочки, пироги готовы!

Вот так бы просыпаться каждое утро.

- Смотрите, мне билет принесли из сельского клуба. Бесплатно фильм показывать будут, сегодня день сельского хозяйства! Название только мудреное – турецкой гамбит! Вот и идите. Вы же любите этих гамбистов.

Мы с Крошкой переглядываемся, выпучив глаза. Ни дня без турков!

Зачарованные судьбой, мы плетемся в местный клуб – избушку на курьих ножках. В карманах у нас по пирогу с капустой. Да не будет никакого гамбита, думаем мы, не застав людей у входа. Но фильм начинается, и никто не заставляет нас покупать билеты.

С первых кадров у меня начинается паника и шизофрения. За кого болеть? Крошка тоже смотрит на меня вопросительно. Но турки не прорисованы и схематичны, а потом и вовсе исчезают из сюжета, и переживать за своих становится легко.

Где-то в середине фильма, улетая на шаре, героиня кричит: Митенька, спаси-ите, нас несет к туркам!

Мы с Крошкой помираем со смеху. Контекст – волшебная вещь.

Дома бабушка прыскает на нас святой водой.

- Привиделось мне, будто кто-то из вас кровушку сосет. Не к добру это!

Крошка открывает рот, чтобы возразить, но тут ей на мобильный звонит Бонд. Она разговаривает с ним на смеси английского и турецкого. – What? Ankara? Tamam tamam!!! I want! Бабушка Фекла пересаживается от Крошки на другую кровать и не знает, плакать или смеяться. Какой-то проклятый гамбист, но звонит ведь, и внучка-то как радуется! Она в растерянности: никогда и не видела их, турков-то ваших! Дак ведь и у тебя, чай, такой гамбист имеется? Чего молчишь? Мне приходится признаться, и у меня есть.

- Вот дела-то! А что ж, наши мужики не нравятся?

- Пьют они много, бабушка!

- Ну и то правда. Дак всегда то было, гляди, фотокарточка, вот мама моя с папой, 25-й год, вот они на тарантасе на рынок собираются, а в центре что? Бутылочка!

Пока мы жуем пироги и запиваем их топленым молоком из печки, бабушка Фекла сидит и думает.

- Чай, культурный, раз по-аглиски куролесит. Нет, ну как же он сюда, в деревню-то дозвонился? Али денег у него много?

- Да есть, бабушка, у него деньги.

- Тогда пусть тебе хоть сапоги теплые купит, бусурманин этакой! Гляди, в чем ходишь! Холодно тебе, вот и болеешь, внученька. Пускай сюда приезжает, а насовсем к гамбистам я тебя не отпущу!

Вечером бабушку навещает сестра, сердобольная старушка в платочке. Фекла безуспешно пытается ее накормить, потом наливает «серого вина» - водки, размешанной с медом.

- Да нет, Феклуш, сама и пей! Мне уж некуда.

- А и выпью! Волнуюсь я что-то.

Мы сидим, молча глядя в окно.

- Да-а, скоро зима, зиму-то как неохота…И не выйдешь никуда, сидишь в одиночку. Быват, так снегом занесет, не то что человека, собаки за день не увидишь! Грустно то как…

Мы с Крошкой погружаемся в думы о солнечной стране. Нет, зиму надо проводить только там! Не грустить же бесконечно, глядя на мертвую долину.

Вечером мы рано ложимся спать, бабушка Фекла долго ворочается в кровати и читает молитвы.

- Нет, но чудо-то какое…слово через море Черное перелетело! Из Турции в наше Незнамово, вот это чудеса! Раньше радиво изобрели, чудом казалось, а теперь, гляди, слово турецкое к нам в деревню долетело. Надо же, гамбист до Незнамово дозвонился. А гамбист – это что, имя тако турецкое? Нет? А-а, я думала имя, вот и говорю все. Чудеса-а…Видать, скоро море черное загорится, и мертвые воскресать начнут.

Очарованный странник

Математически проблему секса, любви и брака можно было бы легко решить: соединить всех подвывающих от одиночества русских женщин с неженатыми турецкими мужчинами. Но жизнь противоречит математике. В итоге из миллионов таких виртульных пар окажется десять-пятнадцать счастливых семей. Не больше. Остальные разбегутся, разонравятся, разругаются и плюнут на все. А кто-то даже близко не подойдет. Не только наши к «противным чуркам», но и не каждый турок захочет связывать себя по рукам и ногам таким подарком. Большинство из нас много пьет и многого хочет.

Я сообщаю Кубику, что купила билет и спрашиваю какие-то детали про обещанный апарт. Ответа нет несколько дней. Я не обижаюсь, а слегка охладеваю. Ты не считаешь нужным мне ответить? Ладно. Зря я опять отфутболила Глазки – он продолжали писать мне каждый день по несколько раз, даже узнав, что я только что приехала из Турции и там даже ни разу не догадалась позвонить ему. Глазки все еще льют слезы на приготовленный мне в подарок набор из серебра. А впрочем, не зря. Я опять на свободе и могу не тратить драгоценные дни на протухание в знакомых местах, истоптанных взад-вперед и в шлепках, и на длиннющих каблуках. Лелею мысль о том, что, слава богу, не придется обсасывать старые отношения. Свободная, я наконец смогу попасть в Нигде. Туда можно будет завернуть из Кападоккии. Потому что вряд ли из Ниоткуда можно будет потом куда-нибудь добраться. Я бегаю глазами по карте Турции, все чаще косясь на свой мертвый мобильник.

На электронной почте – только одно письмо от Гринпис столетней давности. Просто я смертельно боюсь надписи «у вас нет новых писем», поэтому всегда оставляю одно письмо непрочитанным.

Напротив меня в метро садится девушка. Я смотрю на ее пышные вьющиеся волосы, в ее не такие уж наивные глазки, на налитую грудь, еле скрытую под розовой маечкой, такую грудь не стоит скрывать. Смотрю и не могу оторваться. Вот оно. Вот что не пропустят ни Кубик, ни Кеды, никто. Свою ровесницу. Рядом с этой юностью и грудью гибнет все: и миф о нашем взаимопонимании, и родство душ, и моя сексапильность, и прочая херня. Я вдруг четко осознаю свой возраст, и то, что меня не спасут никакие новые туфли, которые, как назло, лежат у меня в пакете. Я разжимаю руку, и пакет падает на пол. К черту все. Я выхожу из вагона, слыша какие-то крики и суету позади меня. Наверно, девушка решила, что я оставила ей тротильчику на память. Но она мне понравилась.