Сильмариллион - Толкин Джон Рональд Руэл - Страница 40

Пес Хуан, однако, был честен душой, а Лютиэн с первой встречи полюбилась ему, и ее плен печалил его. Потому он часто приходил в ее покои, а ночами лежал перед ее дверью, ибо чуял, что лихо пробралось в Нарготронд. Будучи одинока, Лютиэн часто говорила с ним о Берене, который был другом всех зверей и птиц, не служивших Морготу; и Хуан понимал все, ибо ему доступна была речь любого живого существа, обладающего голосом; самому же ему лишь трижды в жизни дозволено было заговорить.

Хуан и придумал, как помочь Лютиэн. Однажды ночью он принес Тинувиэль ее плащ и тогда заговорил впервые, советуя ей, как надо поступать. Потом он тайными тропами вывел ее из Нарготронда, и они вместе направились на север; и Хуан, забыв о гордости, дозволил Лютиэн ехать на нем верхом, как порой ездили орки на волках. Мчались они быстро, ибо Хуан был скор и неутомим.

Тем временем Фелагунд и Берен томились в узилище Саурона. Все их спутники уже погибли, но Саурон намеревался оставить Фелагунда напоследок, ибо чуял в нем могущественного и мудрого нолдора и решил, что именно в нем заключается тайна их похода. Однако, когда волк пришел за Береном, Фелагунд напряг силы и разорвал свои путы и, схватившись с волколаком, убил его руками и зубами, но сам был смертельно ранен. И сказал он Берену: «Я ухожу на долгий отдых в чертогах Мандоса за краем моря и горами Амана. Много веков пройдет, прежде чем я вновь явлюсь среди нолдоров, и уж, верно, второй раз, в жизни или смерти, мы не встретимся никогда, ибо разные судьбы у наших народов. Прощай!» И он умер во тьме, в Тол–ин–Гаурхоте, чья величественная башня им же и была возведена. Так исполнил свою клятву король Финрод Фелагунд, благороднейший и более всех любимый из рода Финвэ, и Берен в отчаянии скорбел над ним.

В тот час явилась Лютиэн и, встав на мосту, что вел на остров Саурона, запела песнь, которой не могли сдержать каменные стены. Берен услышал ее, и показалось ему, что это сон, ибо звезды засияли над ним и в ветвях запели соловьи. И в ответ он спел песню–вызов, которую сложил, воспевая Серп валаров, Семь Звезд, что Варда поместила в небе над северными землями в знак того, что Моргот будет низвергнут. Затем силы покинули его, и он погрузился во тьму.

Но Лютиэн услыхала его голос и пропела песню еще большей силы. Завыли волки, и остров содрогнулся. Саурон стоял в башне, погруженный в свои черные думы, но, заслышав голос ее, усмехнулся, ибо знал, что это дочь Мелиан. Слава о красоте и дивном пении Лютиэн давно уже вышла за пределы Дориата. Решил Саурон захватить ее в плен и отдать Морготу, ибо награда была бы щедра.

И вот он послал на мост волка, но Хуан бесшумно и быстро убил его. Одного за другим посылал волков Саурон, и одного за другим душил их Хуан. Тогда Саурон выслал Дра?углуина, страшного зверя, закосневшего во зле, вождя и повелителя всех волколаков Ангбанда. Он был могуч, и долго длилась жестокая схватка меж Хуаном и Драуглуином. Наконец Драуглуин вырвался и, прибежав в башню, издох у ног Саурона, но, издыхая, прохрипел своему господину: «Хуан здесь!» Саурону, как и многим, было ведомо, какая судьба предназначена псу из Валинора, и пришло ему на мысль самому исполнить предсказание. Тогда принял он облик волколака, сильнее всех, что когда–либо существовали в мире, и сам вышел на мост.

Так велик был ужас от его приближения, что Хуан метнулся прочь. Тогда Саурон прыгнул на Лютиэн, и от мерзкого дыхания и злобы, горящей в его глазах, она лишилась чувств. Но, падая, она развернула перед его глазами свой черный плащ, и Саурон, еще в прыжке, замешкался, ощутив мимолетную дремоту. И тогда Хуан прыгнул. Так началась схватка Хуана с Волком–Сауроном, и вой вперемежку с лаем отдавался эхом в горах; и стражи на склонах Эред–Ветрин, на другой стороне долины, услышали эти звуки и пришли в смятение.

Но ни чары, ни заклятья, ни клык, ни яд, ни искусность демона, ни сила зверя не могли одолеть Хуана из Валинора: он вцепился в горло врага и поверг его наземь. Начал тогда Саурон менять облик, из волка став змеей, а потом приняв свой обычный вид, но не мог избавиться от хватки Хуана иначе, как только покинув совершенно свое тело. Едва его отвратительный дух оставил свое пристанище, Лютиэн приблизилась к нему и сказала, что он будет лишен своей телесной оболочки, а его тень вернется, дрожа, к Морготу. «И там, — прибавила она, — ты, призрачный, будешь вечно мучиться под пыткой его презрения, если только не отдашь мне власть над этой крепостью».

Тогда Саурон покорился, и остров со всем, что было на нем, оказался под властью Лютиэн. Хуан выпустил Саурона, и тот мгновенно принял облик летучей мыши–кровососа, подобно черной туче, заслонил луну и полетел, роняя из горла на деревья капли крови, и, прилетев в Таур–ну–Фуин, остался там, наполняя лес ужасом.

Лютиэн же ступила на мост и объявила о своей власти. Пало заклятие, скреплявшее камни, рухнули врата и стены темниц, вышли рабы и узники, смятенные, заслоняя глаза от лунного света, ибо слишком долго они были во тьме Саурона. Но Берена не было среди них. Долго искали на острове Лютиэн и Хуан, и наконец Лютиэн нашла его скорбящим у тела Фелагунд а. Так велико было его горе, что он лежал неподвижно и не слышал ее шагов. Тогда, думая, что он умер, Лютиэн обхватила его руками и впала в черное забытье. Но тут Берен, вернувшись к свету из глубин отчаянья, поднял ее, и они вновь взглянули друг на друга; и рассвет, поднявшийся над черными холмами, озарил их.

Они погребли тело Фелагунда на вершине холма, на острове, который вновь был чист; и зеленая могила Финрода, сына Финарфина, благороднейшего из эльфийских владык, оставалась нетронутой до тех пор, пока весь этот край не изменил облик и не опустился, разоренный, на дно морское. Финрод же, вместе с отцом своим Финарфином, бродит в лесах Эльдамара.

Вновь Берен и Лютиэн Тинувиэль были вместе и вольно бродили в лесах, и радость на время вернулась к ним; и хотя наступила зима, они от нее не страдали, ибо там, где ступала Лютиэн, распускались цветы, и птицы пели над заснеженными холмами. Верный же Хуан вернулся к господину своему Келегорму, но прежней любви уже не было между ними.

В Нарготронде царило смятение, ибо туда вернулись эльфы, что были прежде в плену на острове Саурона, и поднялся ропот, заглушить который не смогли речи Келегорма. Громко оплакивали нарготронцы гибель короля своего Фелагунда, говоря, что дева осмелилась совершить то, на что не отважились сыновья Феанора; многие, однако, прозревали, что не страх был причиной поступков Келегорма и Куруфина, но предательство. Потому сердца нарготроидцев освободились от их власти и обратились вновь к дому Финарфина: и они повиновались Ородрету. Но он не позволил им, как хотели иные, убить братьев, ибо, если пролилась бы кровь родичей, еще прочнее стали бы тенета Проклятия Мандоса. Однако в пределах Нарготронда не стало для Келегорма ни пищи, ни крова, и поклялся Ородрет, что с этих пор не бывать дружбе меж Нарготрондом и сыновьями Феанора.

«Пусть так!»— процедил Келегорм, и глаза его угрожающе сверкнули; Куруфин же усмехнулся. Потом они вскочили на коней и умчались вихрем на поиски своих родичей, живших на востоке. Никто не последовал за ними, даже их соплеменники, ибо все понимали, что проклятие лежит на братьях и зло следует за ними по пятам. А Келебримбор, сын Куруфина, отрекся от лихих дел своего отца и остался в Нарготронде; но Хуан по–прежнему бежал за конем Келегорма, своего господина.

Они поскакали на север, ибо спешили и намеревались проехать через Димбар и вдоль северных рубежей Дориата, чтобы как можно скорее достичь Химринга, где обитал их брат Маэдрос; так как эти земли лежали близко от Дориата и неподалеку от Нан–Дунгортеб и грозных гор Ужаса, они надеялись быстро пересечь их.

Говорят, что Берен и Лютиэн, бродя вдвоем, пришли в лес Бретил и оказались близко от границ Дориата. Тогда вспомнил Берен о клятве и, вопреки сердцу, решил теперь, когда Лютиэн в безопасности и вблизи от родных мест, вновь отправиться в путь. Но она не хотела расставаться с ним и сказала так: «Перед тобою, Берен, два пути — либо ты откажешься от своей цели и клятвы и будешь скитаться по земле, либо сдержишь слово и бросишь вызов Темной Силе, восседающей на северном троне. Но какую бы дорогу ты ни выбрал, я пойду за тобою, и судьба у нас будет одна».