Сильмариллион - Толкин Джон Рональд Руэл - Страница 41

В то время как они шли, беседуя об этом и ни на что иное не обращая внимания, лесом проезжали Келегорм и Куруфин и узнали их издалека. Келегорм развернул коня и погнал на Берена, чтобы сбить его с ног, Куруфин же, свернув, наклонился и втащил Лютиэн на седло, ибо был умелым и сильным всадником. Но Берен увернулся от Келегорма и вскочил на всем скаку на мчащегося мимо коня Куруфина, и с тех пор прыжок Берена прославлен следи людей и эльфов. Он вцепился в горло Куруфина, рванул его назад, и они вместе свалились на траву. Конь взвился на дыбы, сбросил Лютиэн, и она упала.

Берен душил Куруфина, но ему самому грозила смерть, ибо Келегорм на скаку замахнулся на него копьем. В этот миг Хуан отрекся от службы Келегорму и бросился на него, так что конь заметался и не мог приблизиться к Берену, опасаясь громадного пса. Келегорм проклял и пса, и коня, но Хуан был непреклонен. Лютиэн поднялась и крикнула, веля Берену не убивать Куруфина, однако Берен отнял у него оружие и доспехи, а также кинжал Ангрист. Этот кинжал был сделан Телхаром из Ногрода и висел без ножен у пояса Куруфина: он разрубал железо, как дерево. Потом Берен, подняв Куруфина, отшвырнул его прочь и велел возвращаться к благородным своим соплеменникам, которые, может быть, научат его обращать свою доблесть на более достойные цели. «Твоего коня я оставлю для Лютиэн, — добавил он, — и он должен быть счастлив, что освободился от такого хозяина».

Тогда Куруфин проклял Берена. «Скачи же! — крикнул он. — Спеши к мучительной и скорой смерти!» Келегорм посадил его на своего коня, и братья сделали вид, что уезжают; Берен же отвернулся, не слушая их. Тогда Куруфин, объятый стыдом и злобой, схватил лук Келегорма и выстрелил на скаку, целясь в Лютиэн. Хуан, прыгнув, поймал стрелу на лету, но Куруфин вновь спустил тетиву, и тогда Берен заслонил Лютиэн, и стрела вонзилась ему в грудь.

Говорят, что Хуан долго гнал сыновей Феанора, и они бежали в страхе, и, вернувшись, он принес Лютиэн из чащи целебную траву. Той травой она остановила кровь, текшую из раны Берена, и искусством и любовью своей исцелила его; и так наконец они вернулись в Дориат. Там Берен разрывался межу любовью и долгом и однажды, зная, что Лютиэн теперь в безопасности, встал до рассвета, вверил ее заботам Хуана и в великой тоске ушел, пока она спала еще на траве.

Он вновь поскакал на север, к ущелью Сириона, так быстро, как только мог, и, достигнув края Таур–ну–Фуин, увидал за пустыней Анфауглит вершины Тангородрима. Там он отпустил коня Куруфина и велел ему забыть страх и служение и вольным скакать по зеленой траве в прибрежных лугах Сириона. Потом, оставшись один, в преддверии смертельной опасности он сложил Песнь Расставания, в которой воспел Лютиэн и небесный свет, ибо думал, что навеки расстается и со светом, и с любовью. Вот строки этой песни:

Он пел громко, не заботясь о том, что его могут услышать, ибо был в отчаянии и не заботился о спасении.

Но Лютиэн услышала его и запела в ответ, держа путь, нежданная, по диким землям. Ибо Хуан, вновь давший согласие нести ее на себе, мчался с ней по следу Берена. Долго размышлял он, как облегчить опасность, нависшую над теми двумя, кого он любил. И вот он свернул к острову Саурона и там разыскал жуткие личины волка Драуглуина и летучей мыши Ту?рингветиль. Она была посланницей Саурона и имела обыкновение летать в Ангбанд в облике летучей мыши–кровососа. На сочленениях ее громадных крыльев были железные когти. В этих мерзких личинах Хуан и Лютиэн пробирались через Таур–ну–Фуин, и все живое бежало пред ними.

Берен, видя их приближение, был смятен и поражен, ибо ясно слышал голос Тинувиэль, и решил, что это призрак, насланный, чтобы поймать его в ловушку. Но они остановились и сбросили свои обличья, и Лютиэн подбежала к нему. Так повстречались вновь Берен и Лютиэн меж дебрями и пустыней. Мгновение Берен был счастлив, но потом принялся вновь уговаривать Лютиэн вернуться.

— Будь трижды проклята моя клятва Тинголу! — воскликнул он. — Лучше бы он казнил меня в Менегроте, чем я привел бы тебя под тень Моргота.

Тогда Хуан заговорил во второй раз и так молвил Берену:

— Не в твоих силах ныне избавить Лютиэн от смертной тени, ибо она любовью своей на это обречена. Ты мог бы отречься от клятвы и увести ее в изгнание, до конца дней своих скитаясь в тщетных поисках покоя. Если же не отречешься, то Лютиэн либо умрет в одиночестве, либо вместе с тобой бросит вызов року — вызов отчаянный, но не безнадежный. Больше ничего посоветовать я не могу, не могу также идти с вами далее. Сердце мое, однако, предсказывает, что добытое вами у Врат я увижу собственными глазами. Прочее темно для меня; но, может, наши дороги приведут в Дориат, и мы увидимся прежде, чем наступит конец.

Тогда понял Берен, что невозможно отделить Лютиэн от рока, что тяготеет над ними обоими, и более не переубеждал ее. По совету Хуана он чарами Лютиэн облачился в шкуру Драуглуина, а она — в крылатую оболочку Турингветиль. Как две капли воды стал Берен похож на волколака, только глаза его сияли сурово, но ясно; и ужас метнулся в них, когда он увидел с собой летучую мышь, закутанную в складчатые крылья. Затем, испустив вой, он прыгнул с холма, а летучая мышь, описав круг, взмыла над ним.

Избежав всех опасностей, покрытые пылью долгого и тяжкого пути, пришли они наконец в мрачную долину, что лежала пред Вратами Ангбанда. Черные бездны развернулись рядом с дорогой, и из них выползали призраки в виде извивающихся змей. По обе стороны возвышались скалы, подобные крепостным стенам, а на скалах сидели стервятники, испуская злобные вопли. Пред ними были неприступные Врата — громадная черная арка, опирающаяся на подножия гор; над ней высились поднебесные скалы.

Смятение овладело ими, ибо был у Врат Страж, о котором не слышали прежде. Слухи о неведомых замыслах эльфийских владык достигли Моргота. Да и лай Хуана, громадного боевого пса, некогда спущенного с привязи валарами, эхом разносился в дебрях. Тогда Моргот вспомнил о жребии, предначертанном Хуану, и избрал одного из детенышей племени Драуглуина. Из рук своих кормил его сырым мясом и утвердил свою власть над ним. Волк рос быстро и вскоре уже не мог поместиться в логове, но лежал, громадный и вечно голодный, у ног Моргота. Огонь и мука преисподней вошли в его, и родился в нем дух уничтожения, всепожирающий, мучительный, могучий и злобный. В преданиях тех дней этот волк звался Ка?рхарот, Красная Утроба, и Анфа?углир, Жадная Пасть. И велел ему Моргот лежать бессонно пред Вратами Ангбанда, пока не придет Хуан.

Кархарот издалека учуял путников, и сомнения охватили его, ибо в Ангбанд давно уже дошли вести о смерти Драуглуина. Потому, когда они приблизились, он не дал им войти, но грозно двинулся на них, чуя в этих двоих какую–то странность. И тут в Лютиэн пробудилась некая сила, унаследованная от валаров, и, сбросив свою отвратительную оболочку, она выступила вперед, ничтожно малая перед мощью Кархарота, но сияющая и грозная. Подняв руку, она велела ему уснуть, и молвила так: «О на горе рожденный дух, пади же в черное забытье и не вспоминай на время об ужасном своем жребии». И Кархарот рухнул, словно пораженный молнией.