Праздник первого снега - Снегов Арсений - Страница 7

– Понятия не имею! – Калерия Викторовна вздернула вверх острый подбородок. – Я только высказала свое мнение! А что делать – сам решай!

Глава 8

– Ну не хочу я этим заниматься, Егор Андреевич! Не получается у меня! – Матвей прошелся по классу, потом сел за парту и уставился в окно.

После разговора с преподавательницей математики он точно решил, что это занятие – редактировать газету – не для него. Он чувствовал, что очень во многом Калерия Викторовна была права. То, что не понравилось в газете ей, не особо нравилось и ему, Ермилову. Значит, чтобы оставаться честным перед собой, надо было уступить место редактора кому-нибудь другому.

Но Егор Андреевич думал иначе.

– А по-моему, у тебя все прекрасно получается. Просто тебе надо привыкнуть к мысли, что все люди – разные. У каждого своя позиция. А твоя задача – представить в газете мнения всех!

– А Калерия Викторовна считает… – начал было Матвей, но учитель его перебил:

– Совершенно не важно, что считает Калерия Викторовна, или что считаю я, или ты. Важно, чтобы каждый мог быть услышан. Поэтому, чем отчаиваться и паниковать, лучше попроси ту же Калерию Викторовну саму написать статью. Или, лучше, возьми у нее интервью! Хотя, собственно, почему только у нее? Ты можешь опросить всех преподавателей! Пусть каждый скажет, какой, по его мнению, должна быть наша школьная газета! И в следующем номере можно эти мнения педагогов опубликовать.

– А что? Хорошая мысль… – ожил Матвей. «И как я сам не догадался насчет интервью?» – подумал он и сказал: – Ладно, пойду я. А то дел еще полно. В ящике для отзывов записок – море, надо все просмотреть.

– Удачи! – напутствовал Матвея Егор Андреевич. – Кстати, помнишь, ты говорил, что издавать газету совсем не трудно?

– Помню… – Матвей улыбнулся. – Я, видно, погорячился тогда…

Мысль Егора Андреевича действительно оказалась хорошей. Учитель литературы раздобыл где-то диктофон, и Матвей, словно заправский репортер, начал по одному отлавливать преподавателей, чтобы те сказали свое мнение по поводу статьи Авилкиной, да и всей газеты в целом. К удивлению Ермилова, педагоги высказывались охотно и в основном довольно доброжелательно.

После уроков, прослушивая в редакционной комнатке записи, Матвей вдруг понял, что ему очень понравилось сегодня изображать из себя журналиста.

«А не пойти ли мне на журфак после школы? – мелькнула у него мысль. – Интересно, примет ли во внимание приемная комиссия мой опыт работы в школьной газете?»

Он быстро набросал статью, где кратко изложил мнения каждого из учителей. И подвел итог: газета школе нужна. А учителей все-таки надо уважать и слушаться, иначе пострадает качество обучения. Так считало большинство преподавателей. Закончив статью словами: «Так что, народ, как ни крути, а учиться-то все равно нужно!» – Матвей выключил компьютер. Он решил, что должен сегодня зайти к Маше: уже второй день девушки не было в школе. Скорее всего, она заболела. «Куплю ей торт или вино граду какого-нибудь», – подумал Матвей. Хотя он понимал – в болезни Маши ничего хорошего нет, но в душе был рад, что нашелся повод с ней увидеться, причем не в школе, а в домашней, можно сказать, интимной обстановке.

После того разговора в сквере, где Маша Копейко и Матвей обсуждали стихи Безухыча, они почти не общались. Маша первой не подходила к Матвею, а он был слишком занят выпуском газеты. И теперь, проходя через пустынный холодный сквер, Матвей сомневался: а был ли тот разговор, когда ему показалось, что он, Матвей, по-настоящему нравится Маше? Правильно ли он понял Машины слова насчет стержня? Не поспешил ли, решив, что он и Маша стали теперь близкими друзьями?

Звонок за дверью, обитой черной кожей, прозвучал так тихо, что Матвей засомневался: а хорошо ли он нажал на кнопку? И он позвонил снова. Но вот щелкнул замок, дверь открылась.

– Ермилов? – Маша, казалось, была удивлена его приходу.

– Привет… – Матвей вдруг понял, что очень волнуется. – Вот, навестить решил…

– Навестить? Это здорово! – сказала Маша. – Проходи…

Матвей, не спуская глаз с девушки, вошел в прихожую. Он отметил, что домашняя одежда была ей к лицу: тонкая обтягивающая «водолазка» цвета морской волны, старенькие джинсы, на ногах уютные тапочки белым мехом наружу. Не слишком длинные, чуть вьющиеся, с легким рыжеватым оттенком волосы были стянуты на затылке в «хвостик». Матвею вдруг страшно захотелось обнять Машу, даже поцеловать. Но он сдержался. Поставил на маленький столик купленный по дороге торт, снял куртку. Потом, с тортом в руке, прошел вслед за девушкой в ее комнату.

… А там его ждал сюрприз: в большом кресле, положив ногу на ногу, восседал не кто иной, как Мишка Фрид. Он читал какую-то книгу. На журнальном столике стоял нарезанный торт, две чашки с недопитым чаем, несколько гвоздик в керамической вазе…

«Вот так-так! – бухнуло в голове у Матвея. – А я, оказывается, здесь не первый!»

Он остановился в дверях, не понимая, что делать дальше.

– О, кто к нам пожаловал! – воскликнул Мишка. Он отложил книгу, поднялся с кресла. – Главный редактор собственной персоной! Ну, привет! – И он, доброжелательно улыбаясь, протянул Матвею руку.

Тому ничего не оставалось, как эту руку пожать.

– Здорово… – пробормотал Ермилов.

Мишка снова бухнулся в кресло. Маша уже сидела на диване. Оставалось свободным еще одно кресло, и Матвей хотел уже было в него сесть, но вдруг почему-то передумал. Вместо этого он поставил свой торт на столик (и там сразу стало два торта), а потом сказал:

– Маш, я вообще-то тороплюсь. Я ведь так заскочил, на минутку. Узнать, жива ли ты… Так что пока… – И он вышел в прихожую.

Тут же из комнаты появилась Маша.

– Матвей, ты чего, а? – спросила она.

– Ничего… – пожал плечами тот.

– Это ты из-за Фрида сразу уходишь, да?

– Ничего не из-за Фрида… Я ж говорю: дела у меня… – Матвей уже натягивал куртку.

Но Маша, улыбаясь, взяла его за рукав и заставила куртку снять. Потом тихо сказала:

– Матвей, посиди, а? Ну я тебя прошу! А Мишка все равно сейчас уйдет…

Возвращение Матвея Мишка прокомментировал так:

– Ну, понял, понял… Получается, это не ты, Ермилов, торопишься! Получается, это я тороплюсь! – Он поднялся с кресла и посмотрел на Машу.

Та промолчала, и Фрид сказал:

– Ну что ж… Выздоравливай, Машуня, и вообще – береги себя…

– И ты тоже… – улыбнулась девушка.

– Ну, я… Что со мной сделается? У меня на жизнь – иммунитет!

Уже одевшись, Фрид заглянул в комнату:

– Ермилов, пока! Торт весь не сжирай! Оставь кусочек мне на завтра! – Он смешно изобразил на лице горькую тоску по оставленному торту.

– Пока, Миша! – Против воли Матвей улыбнулся: было в этом нагловатом, самоуверенном старшекласснике какое-то обаяние, что ли… По крайней мере, Матвея его постоянные шуточки уже не так раздражали: «А Фрид этот вроде парень ничего…»

И они остались вдвоем.

– Чаю тебе налить? – Маша подошла к Матвею совсем близко.

Тот кивнул: он действительно очень хотел пить. Да и от торта он тоже не отказался бы…

Пока Маша хозяйничала на кухне, Матвей оглядел ее комнату. Кроме дивана, двух кресел и журнального столика, здесь уместился еще большой письменный стол, на котором стояли компьютер и суперсовременный плазменный монитор. На стенах несколько полок с книгами.

Маша принесла чай, присела в кресло напротив Матвея. Ермилов стал рассказывать о том, что произошло в школе за те два дня, пока не было Маши: контрольная по химии, наши баскетболисты «сделали» команду соседней школы на районном первенстве… Рассказал и о том, как отнеслись к первому выпуску «Большой перемены» ребята и учителя.

– Знаешь, я даже сам не ожидал, что вокруг газеты будет столько шума. Ведь газета – это что? По сути, просто клочок бумаги с буковками…

Маша слушала его внимательно, не перебивая. Она даже засмеялась, когда Матвей в лицах изобразил ей диалог между ним и учителем физкультуры: