Когда стреляет мишень - Серегин Михаил Георгиевич - Страница 22

– Эти двое сейчас будут, – сказал он, – а вот Чечеткин только что умер. Мы вызывали вертолет, теперь, очевидно, стоит сказать им, что вызов отменен.

– Чечеткин?! – воскликнул Коваленко. – Чечеткин... умер?

– А что же вы хотите? – угрюмо спросил вошедший. – Сначала пуля разнесла нижнюю челюсть и прошла навылет через шею, рана сама по себе такая, что я не знаю, как он после этого вообще мог еще прожить хоть минуту... а потом еще угодил под колеса... ногу ему... В общем, вот такие дела, – закончил он.

– Жалко Андрея, – сказал полковник, но на лице его не отразилось ни малейшего сожаления или даже легкой тени сочувствия. – Хороший был парень.

В этот момент в гостиную ввели Свиридова и Фокина. Нельзя сказать, что они были в том же безукоризненном состоянии, в каком покинули эту комнату максимум десять минут назад.

Светлая рубашка Свиридова была разорвана на правом плече и залита кровью – не запятнана, а именно залита, кровью пропитался весь рукав, и по мертвенно-бледному лицу Свиридова, исцарапанному и помятому, и его нетвердому шагу было видно, что кровопотеря была большой.

Однако на рану уже была наложена умелая повязка, и кровотечение прекратилось.

Фокин выглядел еще хуже. Очевидно, при взрыве и аварии машины он упал лицом вниз, и теперь оно превратилось в один сплошной кровоподтек. Левый глаз заплыл и совершенно не открывался, зато правый смотрел с нескрываемым презрением и неукротимым бешенством.

Он подволакивал одну ногу и, судя по гримасам боли, время от времени проскальзывавшим на его изуродованном лице, травма была достаточно серьезной.

– Добрый день, ребята, – просто и незамысловато сказал полковник, – рад вас видеть. Усадите их, черт возьми, – повысил он голос, грозно глядя на конвоиров, которые ввели Фокина и Свиридова.

– Не стоит труда, мы сами, – насмешливо сказал Свиридов таким тоном, словно и не было этой погони и лобового выстрела из гранатомета, а потом этого унизительного плена. Он сделал шаг вперед и непринужденно опустился в кресло, а Фокин отмахнулся от вознамерившегося было помочь ему эфэсбэшника и последовал примеру своего друга.

– Так-то лучше, – сказал Петр Дмитриевич.

Свиридов пристально посмотрел на него и вдруг расхохотался.

– Это и есть твой таинственный работодатель, Афоня? – сквозь смех едва выговорил он.

– М-м-м... а что? – не понял Фокин.

Конечно, он привык к эксцентрическо-неврастеническим выходкам Свиридова, но на этот раз обстановка была настолько неподходящей, что он несколько оторопел.

– А что? – еще раз проговорил он.

– И ты умудрился не узнать, кто нанял тебя расколоть мозги бедному Зиновию Евгеньевичу, единственной, но весьма существенной виной которого было только то, что он был не в меру богат?

– А что?

– Я вижу, Афанасий, что Свиридов более догадлив, чем ты. – Полковник поднялся с кресла, в котором он столь удобно, можно сказать, вальяжно, расположился, и, прихрамывая, прошелся под скрестившимися на нем взглядами собравшихся. Несмотря на эту хромоту, его походка казалась неуловимо легкой.

– Раньше у вас не было этой хромоты, товарищ полковник, – непринужденно улыбнувшись, проговорил Свиридов. – Последняя наша встреча не пошла вам на пользу.

– Да, – отозвался тот, – но хромоту я нажил вовсе не из-за того смехотворного падения со средиземноморского лайнера. Это другое...

Неподвижно сидевшая за столом Аня вдруг подняла голову и, взяв со стола недопитый бокал ананасового сока, нервно выпила его одним глотком, а потом сказала – спокойно и буднично, словно говорила с обычным старым знакомым, которого она давно не видела и даже сразу не узнала:

– Я тоже вспомнила вас, Петр Дмитриевич. Только почему у вас другое лицо? Прежнее шло вам куда больше.

Коваленко оторопело уставился на свою милую и добропорядочную супругу, которая казалась ему такой домоседкой и смиренницей, а теперь, как выяснилось, оказалась знакома с человеком, одно имя которого приводило Сергея Всеволодовича в трепет.

– Очень жаль, что вам не понравилось, Анна Михайловна, – добродушно проговорил Петр Дмитриевич. – Просто дела вынудили меня возвратиться в Москву, а мое лицо оказалось знакомо слишком многим, чтобы работать спокойно и качественно. Я и решил прибегнуть к такому простому и незамысловатому способу коррекции внешности.

И тут Фокин, который вовсе не был тугодумом или, как говорят в молодежной среде, «тормозом» – просто его сознание было замутнено еще не отпустившим похмельным синдромом вкупе с вновь приобретенными ранениями, – тут он все понял.

Пристально взглянув на полковника, Фокин совершенно машинально повернул голову направо, пытаясь понять, как же он не уловил такого очевидного факта, – и тут наткнулся взглядом на зеркало, до которых, как уже говорилось, хозяин виллы был большой охотник.

Кривое зеркало...

В нем он увидел то, прежнее лицо человека, который, усмехаясь, стоял перед ним.

– Господи... – пробормотал Афанасий. – Полковник Платонов... шеф «Капеллы»!

– Наконец-то ты понял, бедный мой «музыкант», – словно бы сочувственно проговорил Петр Дмитриевич. И тогда Фокин окончательно уверовал, что перед ним сидит именно его начальник и учитель по отряду «Капелла», потому что в этом элитном отделе ГРУ со звучным музыкальным названием все сотрудники именовались не иначе, как «музыканты».

Полковник Платонов был безнадежным меломаном...

Фокин вдруг подскочил на месте и, ударом локтя отшвырнув стоявшего возле него охранника с автоматом, хотел было броситься к выходу... Из его груди вырвался только один хриплый вопль:

– Сви-и-иррр...

В ту же секунду полковник Платонов прыгнул, как тигр, на Фокина, и схватил его за шею, а еще двое эфэсбэшников – все, кто оставался в комнате, – подскочили к Афанасию. Только один в следующую секунду полетел в угол, а второй – Афиногенов – отскочил и выстрелил в Свиридова, который и нанес удар, отбросивший напарника «гранатометчика» с таким ущербом для его здоровья.

Свиридов упал на одно колено, схватившись за простреленную левую ногу, а Фокин, обессиленный бурным утром и железной хваткой своего бывшего шефа, жадно хватанул ртом воздух и тяжело осел на пол.

– Держать их под прицелом, если что – стрелять на поражение! – приказал Платонов, бросив на Афиногенова и автоматчиков, быстро пришедших в себя после экзекуции, короткий свирепый взгляд. – Прыткие они... ублюдки! Сам учил.

Коваленко тупо смотрел на происходящее из своего угла...

– Простите, – вдруг заговорил хозяин виллы, – возможно, что я чего-то недопонимаю, но вот тут прозвучало, что именно вы, Петр Дмитриевич, организовали убийство Рябинина. Я полагаю, это очередное недоразумение? Иначе как вышло, что ваш же человек был убит при этом? Или вы будете отрицать, что Теплаков работал на спецслужбы, то есть, конкретнее, – на вас?

Полковник Платонов вздохнул полной грудью и уселся в кресло. Потом закурил и с удовлетворением откинулся назад.

– Я думаю, настало время объясниться, – сказал он.

– Да... конечно, да, – подтвердил Коваленко и посмотрел почему-то на Аню. – Будьте добры, Петр Дмитриевич.

– Хорошо. – Платонов посмотрел на Свиридова, приложившего пальцы, сквозь которые сочилась кровь, к левой ноге, и Афоню Фокина, растирающего посиневшую от стальной хватки Платонова шею и бормочущего что-то вроде: будь он в нормальном состоянии, он порвал бы в клочья и самого Платонова, и еще десяток его подчиненных. В случае чего прихватил бы их с собой на тот свет – перетапливать на сало для адских сковород.

У самого же Фокина, как то следует из всей его биографии в целом, были замечательные отношения и с богом, и с его оппонентом в преисподней, то бишь дьяволом.

Но сейчас не стоило искушать ни того, ни другого: прямо в затылки Фокину и Свиридову смотрели дула автоматов, а сбоку стоял с кривой улыбочкой на лице Афиногенов и поигрывал пистолетом.

– Хорошо, Сергей Всеволодович, – проговорил Платонов еще раз, – но прежде, чем я расскажу вам нечто для вас существенно новое, повторим, как говорится в школе, пройденный материал. Я сотрудничаю с вами уже около семи месяцев и за это время четко выполняю все пункты нашего взаимного соглашения. Ваша служба безопасности состоит полностью из порекомендованных мною людей, особенно когда это касается ключевых фигур. Именно поэтому я рекомендовал вам на пост главы службы безопасности по-настоящему высокопрофессионального человека, который к тому же не очень опасен для меня. Предыдущий был бывшим гэбистом и соответственно перестал меня устраивать, и потому в конце июня я дал указание Чечеткину вычеркнуть его из списков секьюрити концерна «Сибирь-Трансойл», где он значился под номером первым.