Синтез - Войтышко Мацей - Страница 18

— Простите, пожалуйста, — сказал Марек, — но сегодня я предпочел бы не смотреть ваших «ракурсов». Я, кажется, немного устал.

— Ты нездоров?

— Нет, но для первого раза этого было очень много. Честно говоря, с меня хватит.

Все разговоры за столом вдруг оборвались. Слышно было только свист ветра.

— Хватит? — удивилась Глория. — Это не напоминает тебе о былых временах? Не доставляет удовольствия?

— Нет, — вежливо ответил Марек. — Меня это скорее раздражает. Здесь столько неестественности, преувеличения! Всё слишком прекрасное, помпезное, все слишком умные. Извините, если я вас обидел, но, честно говоря, у этих «ракурсов» один недостаток. Они чересчур великолепные, чтобы иметь что-то общее с моими временами. Мой папа, моя учительница были обыкновенными людьми, а тут всё ужасно элегантное, изысканное. Это какая-то идеализация.

Глория смерила Марека недружелюбным взглядом.

— Кто тебе это сказал? — спросила она. — Откуда у тебя такое знание искусства? Это Август, да?

— Глория, я… — начал художник.

— Ничего не говорите, — прервала она. — Не надо оправдываться! Идеализация! Я идеальна! Вот именно, я этим горжусь. И поэтому я уйду, не хлопнув дверью! А вы бы в такой ситуации хлопнули, не правда ли? Так вот я — не хлопну!

И она вышла.

Август Тоникер первым прервал молчание. Откашлявшись, он спросил:

— Скажи мне, Марек, откуда ты знаешь определение «идеализация»?

— Не знаю, не помню. Когда что-то приукрашивают, не замечают недостатков — вот тогда это идеализация.

— Боюсь, что ты не знаешь, какое значение приобрело сейчас данное слово. Тут вопрос деликатный, и об этом знают, пожалуй, только взрослые. Однако, я думаю, в подобной ситуации... Детям об этом не говорят, да и зачем? Практически... Я должен... так вот... я могу при тебе, Фунг?

— Да пожалуйста!

— Сорок лет тому назад научились управлять генами, — продолжал Тоникер. — Родители могли заказать себе девочку или мальчика по своему вкусу, исходя из моды. Не существовало никаких запретов, и многие хотели, чтобы их дети были очень красивые, очень умные, ну, такие, как Глория. Появился термин «идеализация потомства». Таким путем рассчитывали усовершенствовать человечество. При всем желании я не смогу описать той сумятицы, которая возникла во всем мире из-за подобного вмешательства в гены. На свет появилось множество прекрасных, идеальных детей, к тому же отлично сознающих свое совершенство. Счастье, что вовремя распознали их уродство.

— Уродство? — удивился Марек.

— Уродство, — повторил художник. — Безупречность обернулась таким же увечьем, как горб или слепота. И этим идеалам совсем не помогло сознание, что они идеалы. Они оказались слишком прекрасными и поэтому немного нечеловеческими. Хорошо еще, что психологи довольно быстро сориентировались в размерах опасности. И тогда идеалам, которых уже не удалось спасти, посоветовали заниматься искусством, поскольку лишь на данном поприще они могут работать, не причиняя вреда себе и другим. Глория расценила твое замечание как обычную колкость, спровоцированную, конечно же, мной. Я ей все объясню! Извините!

Август Тоникер поднялся и направился в комнату актрисы.

Эля смотрела на свои руки и думала: «Сколько раз я огорчалась, что у меня чересчур короткие, некрасивые пальцы. Я хотела быть совершенной и великолепной, а ему такие вовсе не нравятся! И он сказал ей об этом! Сказал, чтобы доказать свою смелость! Конечно, он не трус! Как же хорошо, что я обыкновенная, обыкновенная, обыкновенная...»

Маленький поэт Фунг поднял вверх два пальца в знак того, что хочет взять слово, и заявил:

— Во избежание недоразумений нужно уточнить: я тоже идеал. Только, к счастью, из бракованной серии.

Муанта настойчиво устанавливал факты. Он блуждал по улицам имени Рауля Сермено, отдыхал на площадях, где стояли памятники Раулю, платил за питание, пользуясь кредитной пластинкой с портретом Рауля. Кредитные пластинки относились как раз к числу изобретений, которые даже он одобрил. На пластинке владельца было зафиксировано состояние его банковского счета на данный момент. Совершив покупки, человек только опускал пластинку в машину, которая автоматически вычитала необходимую сумму и вписывала новую, оставшуюся. Любые махинации тут исключались, а вместо тяжелого кошелька, набитого банкнотами и мелочью, достаточно было иметь небольшую пластинку. Все торговые операции вот уже тридцать лет производились таким образом.

Муанту очень огорчало, что ему выдали скромные карманные деньги. Все его владения давно перешли в собственность государства, и даже речи не могло быть о возвращении Муанте хотя бы части былого состояния. По-прежнему возвышался его дворец, давно превращенный в музей. К тому же (что особенно бесило его превосходительство) единственным экспонатом и следом позорного правления тирана была та самая, символизирующая свободу статуэтка, обитая со всех сторон.

Все шло к тому, что, если планы Муанты окажутся несбыточной мечтой, ему не останется ничего другого, как приняться за работу. Впрочем, у него уже было несколько предложений: первое, довольно оскорбительное и тут же отвергнутое — работать гидом на развалинах лагеря «Милая Родина». Другое — «политическим комментатором» на головидении. Его воззрения должны были придать блеск программам сатиры и юмора. Третье — историческим консультантом. Ему обещали даже довольно большие суммы, если он согласится подробно пересказать свои беседы с Муссолини, генералом Франко и Гитлером. Такое предложение было заманчивым, но Муанта колебался, все еще надеясь на коренную перемену в своей судьбе. Он связывал эту надежду с подземным гротом, и все его шаги были направлены на то, чтобы туда проникнуть.

— Эй, ты, выжималка, — обратился Муанта к роботу, — можно ли мне выезжать из страны?

— Да, ваше превосходительство.

— А я могу ездить, плавать и летать, на чем захочу и как захочу?

— Да, ваше превосходительство. Но всегда со мной.

— Печальная необходимость. А чего ты мне не разрешишь?

— Я должен пресекать все действия, имеющие целью причинить зло другим людям.

— А если бы я хотел кому-нибудь дать пинка, так ты бы мне не позволил?

— Конечно.

— А я могу тебя обмануть?

— Нет, ваше превосходительство. В меня вмонтирован детектор лжи.

— Но ты не можешь улавливать мои мысли?

— Нет, только побуждения.

— Так какие, по-твоему, у меня сейчас намерения?

— Вы что-то скрываете, ваше превосходительство. И не любите меня. И хотели бы что-то узнать.

— Правильно. Головидение охватывает весь мир?

— Да.

— Можно ли передать программу сразу на весь мир?

— Да. Международные известия транслируются два раза в сутки.

— Очень хорошо. А я мог бы осмотреть то место, откуда они транслируются?

— Телевизионный центр? Сейчас узнаю.

И уже спустя час они входили в застекленное здание, по которому двигались люди в голубых комбинезонах: такая одежда помогала отличить работника от объемного изображения.

Сынок!

Прошло уже столько дней с той минуты, как ты заснул, что я не могу припомнить нашей последней серьезной беседы. Было ли это объяснение по поводу школьного дневника и вписанного туда замечания преподавателя, которое ты не показывал мне целую неделю? Или же скорее всего это был разговор об отсутствии свитера во время тренировки? Самое странное в том, что чем больше мы отдаляемся друг от друга во времени, тем старше ты мне кажешься. И я подумал: может, лучше, вместо того, чтобы читать нотации четырнадцатилетнему ребенку, я поговорю с тобой, как мужчина с мужчиной. Хотя несомненно, что настоящим, взрослым мужчиной ты станешь только где-то там, в будущем.

Не знаю, какими окажутся нравы эпохи. Может, от тебя потребуется вовсе не то, что в свое время — от меня. Но я думаю, ты наверняка не будешь освобожден от личной ответственности. Мы живем не в вакууме. Тебе тоже предстоит жить не в пустоте, и поэтому в своих действиях придется по-прежнему руководствоваться чувством ответственности. Старайся, по возможности, поступать сознательно и с пониманием. Но защищай свое право на выбор, право на самостоятельное мышление. Помни, что ты действительно свободен, и твое мнение, твое независимое мнение, за которое ты отвечаешь, свидетельствует о том, что ты — индивидуальность, а не зритель, пассивный наблюдатель, лишенный собственной воли.