Сильвия и Бруно. Окончание истории - Кэрролл Льюис - Страница 52

— Но как же он взобрался на каминную полку после первого падения? — спросила Императрица. (Это был первый разумный вопрос в её жизни.)

— Я его туда поставил, — ответил Бруно.

— Мне кажется, я кое-что подозреваю насчёт его падений, — сказал Профессор. — Не ты ли его и столкнул?

На что Бруно со всем достоинством ответил:

— Я несильно его толкнул; он был такой красивый, этот китайский болванчик, — торопливо добавил он, страстно желая сменить тему.

— Дети мои, ко мне! — раздался голос Короля Эльфов, который входил в комнату. — Нам нужно немного поговорить, прежде чем вы отправитесь спать. — И он увёл их за собой, но у самых дверей они выпустили его руки и бросились назад, чтобы проститься с милым Профессором.

— Доброй ночи, Профессор! — Бруно с важным видом пожал Профессору руку, которую тот протянул мальчику, глядя на него с улыбкой, полной любви, а Сильвия в то же самое время наклонилась, чтобы коснуться своими нежными губами старческого лба.

— Доброй ночи, детишки! — сказал Профессор. — Перед сном я ещё кое над чем поразмышляю. Обычно я весь день веселюсь, но иногда мне приходится поразмышлять над каким-нибудь очень трудным вопросом. Мною движет... — пробормотал он, отчаянно зевая, когда мы покидали комнату, — мною движет не Бес-в-ребро, но Рвение Мысли!

— О чём это он, Бруно? — спросила Сильвия, когда мы были вне пределов слышимости.

— Мне кажется, он имел в виду, что у него не Ребро сломано, а Разрыв Мышцы. Ой, это что за стук, Сильвия?

Сильвия замерла и с беспокойством прислушалась. Было похоже, словно кто-то колотит в дверь.

— Только бы не Дикобраз! — воскликнула она. — Вдруг он вырвался на свободу?

— Бежим! — приказал Бруно. — Нечего нам тут ждать!

ГЛАВА XXV. Снова вместе

Что ни миг, стук делался всё сильнее, и наконец где-то рядом с нами распахнулась дверь.

— Вы ведь сказали «Войдите!», сударь? — робко спросила моя хозяйка.

— Да, да, войдите! — отозвался я. — В чём дело?

— Вам тут принесли записку, сударь, — посыльный нашего булочника. Он сказал, что заходил в Усадьбу, и они попросили его сделать крюк и передать для вас записку.

Записка содержала всего пять слов: «Пожалуйста, сразу же приходите. Мюриел».

Я похолодел от безотчётного страха. Наверно, что-то с графом. Может быть, он при смерти? Я торопливо стал собираться.

— Надеюсь, сударь, не слишком плохие новости? — спросила хозяйка, когда я уходил. — Мальчонка сказал, вроде бы кто-то нежданно приехал...

— Надеюсь, что так! — ответил я на ходу. Но надежда не могла изгнать из сердца страха; правда, войдя в дом, я немного успокоился, увидев у входа чемоданы, подписанные буквами «Э.Л.»

«Всего-то Эрик Линдон! — подумал я с немалым облегчением, но частично и с раздражением. — С этой причины вовсе не стоило за мной посылать».

Леди Мюриел встретила меня в прихожей. Глаза её блестели, но в них читалась скорее радость, чем горе.

— А у меня для вас сюрприз! — шёпотом сообщила она.

— Эрик Линдон, что ли, вернулся? — спросил я, тщетно пытаясь скрыть прозвучавшую в голосе невольную горечь. — «От поминок холодное пошло на брачный стол» [82], — вырвалась у меня цитата. Как жестоко я в ней ошибся!

— Нет, нет! — торопливо заговорила она. — То есть да, Эрик здесь. Но... — её голос дрогнул, — но здесь и другой!

Не задавая других вопросов, я последовал за ней в комнаты. Там на кровати лежал он — бледный и изможденный, тень самого себя, — мой живой друг, вернувшийся с того света!

— Артур! — воскликнул я. И не смог больше ничего сказать.

— Да, дружище, вернулся, как видишь! — пробормотал лежащий и улыбнулся, когда я схватил его руку. — Он, — (то есть Эрик, стоявший рядом), — спас меня по-настоящему — он привёз сюда. Ну и Бог, и Его мы тоже поблагодарим, жена моя Мюриел!

Я молча пожал руку Эрику, а потом графу, и мы, не сговариваясь, отошли в дальний конец комнаты, где могли бы говорить, не беспокоя больного, который лежал, тихий и счастливый, держа руку жены в своей руке, и глядел на неё глазами, светившимися ярким и ровным светом Любви.

— До сегодняшнего дня он находился в бреду, — объяснил Эрик, понизив голос, — и даже сегодня он пару раз начинал заговариваться. Но её присутствие вдохнуло в него новую жизнь.

Затем он принялся рассказывать нам этаким беззаботным тоном — я помнил, что он всегда избегал проявлять свои чувства, — как он настоял на том, чтобы вернуться в поражённый чумой городок и забрать человека, которого врач оставил там как умирающего, но который мог бы, по его убеждению, ещё выкарабкаться, если бы оказался в госпитале; как он не увидел ничего в изнурённых чертах, что хоть отдалённо напоминало бы Артура, и признал его лишь месяц спустя, вновь посетив госпиталь; как врач запретил ему делиться с кем бы то ни было своим открытием, утверждая, что любое потрясение для перенапряжённого мозга способно немедленно убить больного; как он остался при госпитале и ухаживал за больным день и ночь — и всё это Эрик поведал с деланным безразличием, словно всего-навсего передавал друзьям банальнейшие подробности случайного знакомства!

«А ведь это был его соперник! — подумал я. — Человек, завладевший сердцем его любимой девушки!»

— Солнце садится, — сказала леди Мюриел, встав и подходя к раскрытому окну. — Только посмотрите на закат! Какие прекрасные малиновые тона! Завтра нас ожидает великолепный день...

Мы пересекли комнату и столпились у окна, переговариваясь пониженными голосами в сгущающихся сумерках, когда внезапно раздался голос больного, только слишком слабый, чтобы мы могли разобрать слова.

— Он снова бредит, — прошептала леди Мюриел и вернулась к его постели. Мы тоже подошли поближе, но то, что мы услышали, не было бессвязностью горячечного больного. «Что воздам Господу, — произносили дрожащие уста, — за все благодеяния Его ко мне? Чашу спасения приму я и имя Господне призову… призову…» [83] — Но здесь ослабленная память отказалась служить лежавшему, и его голос смолк в тишине. Леди Мюриел опустилась на колени и обвила свою руку вокруг вяло лежащей руки мужа, нежно поцеловав его тонкую бледную ладонь. Минута показалась мне удобной, чтобы ускользнуть, не заставляя её отвлекаться на церемонию прощания, и коротко кивнув графу и Эрику, я тихонько вышел из комнаты. Эрик проводил меня вниз, и мы вместе вышли в ночь.

— Это Жизнь или Смерть? — спросил я его, как только мы достаточно отошли от дома, чтобы говорить не понижая голоса.

— Это Жизнь! — ответил он с несвойственным ему ударением. — Все врачи совершенно согласны друг с другом на этот счёт. Всё, что ему сейчас требуется, сказали они, так это отдых, полный покой и хороший уход. Ну здесь-то он будет обеспечен и отдыхом, и покоем, а что до ухода, гм! Я полагаю возможным… — он изо всех сил постарался придать игривость своему задрожавшему голосу, — ...просто королевский уход для него — на этой новой квартире!

— Я тоже так думаю, — ответил я. — Очень рад, что вы проводили меня, и я это от вас услышал! — И, полагая, что Эрик сказал всё, что имел мне сказать, я протянул руку, чтобы пожелать ему доброй ночи. Он с чувством пожал её и добавил, несколько пряча лицо:

— Кстати говоря, ещё одно мне следует сказать, и мне кажется, вам будет приятно узнать, что… что у меня теперь… иной образ мыслей, чем когда мы виделись с вами в прошлый раз. Это не значит… что я способен принять христианскую веру — по крайней мере, не сейчас. Но произошедшее необыкновенно. Она ведь молилась, знаете ли. И я молился. И… и… — Его голос дрогнул, так что заключительные слова я смог лишь угадать, — есть Бог, отвечающий на молитвы! Теперь мне это точно известно. — Эрик вновь тряхнул мне руку и внезапно пошёл прочь. Никогда ранее не видел я его столь глубоко взволнованным.