Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Поэты Урала

Куштум Николай Алексеевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Поэты Урала - Куштум Николай Алексеевич - Страница 4

Изменить размер шрифта:

Белла Дижур

ГОЛОС МАТЕРИ

Слово, сказанное от души,

Правдой неподкупною согрето.

Это слово через рубежи

Пролетает с быстротою света.

Вот и я свой голос подаю,

Материнский, смелый и правдивый…

Вспомним тех, кто умирал в бою,

Чтобы наши дети были живы,

Чтоб на всей земле цвести садам,

Чтоб расти республике Китайской,

Чтоб свободный трудовой Вьетнам

С нами шел на праздник первомайский.

Женщина! Сынов далеких мать!

Ты живешь в Париже, в Риме, в Чили,

Но нигде не смеешь ты молчать!

Нас одни заботы породнили.

Женщина! Ровесница моя!

Мне тебя, быть может, век не встретить.

Но сложилось так, что ты и я —

Мы теперь за всех детей в ответе.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Что прошло? Мгновение одно

Или три неповторимых года.

Как это чудесно и смешно:

Колется небритый подбородок.

Я еще привыкнуть не могу

К голосу, к движениям, к походке…

В памяти еще я берегу

Нежные ребяческие нотки.

Чуть робею, если мы вдвоем,

Будто ты чужой немножко маме,

И нестройно песни мы поем

С давними привычными словами.

Новые повадки и черты

Заслонили прежний облик сына…

Это ты. Но это и не ты,

В офицерском кителе мужчина.

Владислав Занадворов

ПОХОДНЫЙ РЮКЗАК

Над моей кроватью

Все годы висит неизменно

Побуревший на солнце,

Потертый походный рюкзак.

В нем хранятся консервы,

Одежды запасная смена,

В боковом отделенье —

Завернутый в кальку табак.

Может, завтрашней ночью

Прибудет приказ управленья

И, с тобой не простившись,

Рюкзак я поспешно сниму…

От ночлега к ночлегу —

Лишь только дорога оленья,

Да в мерцании сполохов

Берег, бегущий во тьму.

Мы изведали в жизни

Так много бессрочных прощаний,

Что умеем разлуку

С улыбкой спокойной встречать,

Но ни разу тебе

Не писал я своих завещаний

Да, по совести, что я

И мог бы тебе завещать?

Разве только, чтоб рукопись

Бережно спрятала в ящик

И прикрыла газетой

Неоконченный лист чертежа,

Да, меня вспоминая,

Склонилась над мальчиком спящим,

И отцом бы, и матерью

Сразу для сына служа.

Но я знаю тебя —

Ты и рукопись бережно спрячешь,

От людей посторонних

Прикроешь ревниво чертеж

И, письма дожидаясь,

Украдкой над сыном поплачешь,

Раз по десять, босая,

Ты за ночь к нему подойдешь.

В беспрерывных походах

Нам легче шагать под метелью,

Коль на горных вершинах

Огни путевые видны.

А рюкзак для того

И висит у меня над постелью,

Чтобы сын в свое время

Забрал бы его со стены.

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО

Лишь губами одними

бессвязно, все снова и снова

Я хотел бы твердить,

как ты мне дорога…

Но по правому флангу,

по славным бойцам Кузнецова

Ураганный огонь

открывают орудья врага.

Но враги просчитались:

не наши — фашистские кости

Под косыми дождями

сгниют на ветру без следа,

И леса зашумят

на обугленном черном погосте,

И на пепле развалин

поднимутся вновь города.

Мы четвертые сутки в бою,

нам грозит окруженье:

Танки в тыл просочились,

и фланг у реки оголен…

Но тебе я признаюсь,

что принято мною решенье,

И назад не попятится

вверенный мне батальон…

Ты прости, что письмо,

торопясь, отрываясь, небрежно

Я пишу, как мальчишка — дневник

и как штурман — журнал…

Вот опять начинается…

слышишь, — во мраке кромешном

С третьей скоростью мчится

огнем начиненный металл?

Но со связкой гранат,

с подожженной бутылкой бензина

Из окопов бойцы

выползают навстречу ему…

Это смерть пробегает

по корпусу пламенем синим,

Как чудовища, рушатся

танки в огне и дыму…

Пятый раз в этот день

начинают они наступленье,

Пятый раз в этот день

поднимаю бойцов я в штыки,

Пятый раз в этот день

лишь порывом одним вдохновенья

Мы бросаем врага

на исходный рубеж у реки!

В беспрестанных сраженьях

ребята мои повзрослели.

Стали строже и суше

скуластые лица бойцов…

…Вот сейчас предо мной

на помятой кровавой шинели

Непривычно спокойный

лежит лейтенант Кузнецов.

Он останется в памяти —

юным, веселым, бесстрашным,

Что любил по-старинке

врага принимать на картечь.

Нам сейчас не до слез, —

над убитым товарищем нашим?

Начинают орудья

надгробную гневную речь.

Но вот смолкло одно,

и второе уже замолчало,

С тылом прервана связь,

а снаряды подходят к концу…

Но мы зря не погибнем —

сполна мы сочтемся сначала,

Мы откроем дорогу

гранате, штыку и свинцу!..

Что за огненный шквал!

Все сметает.

Я ранен вторично…

Сколько времени прожито, —

сутки, минута ли, час?

Но и левой рукой

я наганом владею отлично,

Но попрежнему зорок

мой кровью залившийся глаз…

Снова лезут, как черти!

Но им не пройти, не пробиться…

Это вместе с живыми

стучатся убитых сердца,

Это значит, что детям

вовек не придется стыдиться,

Не придется вовек

и украдкой краснеть за отца!..

Я теряю сознанье…

Прощай! Все кончается просто…

Но ты слышишь, родная,

как дрогнула разом гора?

Это голос орудий

и танков железная поступь,

Это наша победа

кричит громовое «ура!»