Фирма - Рыбин Алексей Викторович Рыба - Страница 52

«На Литейный, как пить дать… В Большой Дом…»

Однако «Волга» пронеслась по Загородному до Пяти Углов, свернула на Рубинштейна, чуть не доехав до Невского, свернула налево, попетляла во дворах и встала.

Сидящий по правую руку от Андрея молча открыл дверцу и вышел. Тот, что находился слева, подтолкнул Бурова локтем, и Андрей, все правильно поняв, вылез на свет божий, точнее, во мрак питерской осенней ночи.

— Сюда, — сказал старший, тот, что сидел впереди.

Гэбэшников, включая водителя, было четверо. Это почему-то особенно не понравилось Андрею. Слишком много для него одного. Или его считают такой уж важной птицей, что явились арестовывать целой бригадой?

Андрея ввели в подъезд старого дома. Группа поднялась на второй этаж и, миновав дверь обыкновенной квартиры, оказалась в начале длинного коридора, освещенного лампами дневного света. Судя по всему, дом был перепланирован, и вместо предполагаемой квартиры за неказистой дверью находилось огромное учреждение — Буров увидел десятки дверей. Впрочем, возможно, дверей было не так уж и много — просто страх, овладевший Андреем, увеличил их количество.

— Вперед, — скомандовали сзади, и Буров пошел по коридору.

— Сюда. — На этот раз команду произнес старший.

Один из провожатых скользнул вперед, молниеносно сунул в замочную скважину ключ, повернул его, распахнул дверь и посторонился, пропуская начальника.

— Свободны, — хмуро бросил старший и, войдя в темноту кабинета, поманил Андрея пальцем. — Входи, входи. Не бойся.

— А я и не…

Один из провожатых толкнул его в спину, не дав закончить фразу.

— Садись, — произнес хозяин кабинета.

В ту же секунду вспыхнула настольная лампа, и Буров увидел картину, знакомую ему по художественным фильмам и запрещенным книгам Солженицына, Буковского и Аксенова, которые он самолично изымал у молодых и не очень молодых людей во время стихийных обысков-облав. Оперуполномоченные не очень интересовались книжками, это была прерогатива КГБ, милиция большей частью шерстила по шмоткам, аппаратуре, деньгам, а Буров не брезговал и литературой. Любопытнейшие вещи попадались ему порой в квартирах фарцовщиков, и он уже имел очень неплохую по тем временам библиотеку антисоветчины — хранить подобные книги и машинописи у себя дома, читать, а уж тем более давать для ознакомления друзьям было категорически запрещено, это могло привести к серьезным неприятностям, вплоть до тюремного заключения.

«Кажется, допрыгался, — подумал Андрей, вспомнив о своей библиотеке. — Неужели пронюхали? Откуда? Кто настучал? Я же никому…»

Полутемный кабинет со сводчатым высоким окном… Портрет Андропова на стене… Нищенского вида, казенный письменный стол, на котором не было ничего, кроме чистого листа бумаги и черной, на толстой гнутой ножке, настольной лампы… Запертый шкаф у стены, сиротливо торчащий посреди комнаты убогий табурет, венский стул для хозяина кабинета — вот и вся обстановка. Она поражала своей аскетичностью, и веяло от нее чем-то вневременным — точно такую же комнату могли видеть «попавшие на карандаш» диссиденты шестидесятых, «враги народа» сороковых и «вредители» тридцатых, достаточно лишь поменять портрет на стене сообразно времени.

— Садись, Буров, — повторил хозяин. — Разговор у нас будет…

Андрей ждал слова «долгий», но человек, от которого сейчас, судя по всему, зависела дальнейшая судьба Бурова, помедлил, а затем, словно передумав, начал новую фразу:

— Впрочем, многое зависит от тебя. Может, и не очень долгий будет наш разговор. А может…

Снова повисла пауза, на этот раз откровенно угрожающая.

— Меня зовут Анатолий Анатольевич, — вдруг сказал хозяин кабинета. — Фамилия — Климов. Но тебе, Буров, рекомендую называть меня по званию. Товарищ майор. Или гражданин майор. Это мы еще выясним, как тебе больше подобает…

Он опять замолчал, глядя в темное окно.

— Ну, рассказывай, Андрей, как ты дошел до жизни такой.

Буров вздрогнул. Голос майора прозвучал неожиданно. Климов продолжал смотреть в окно, ни один мускул на его лице не дрогнул. Андрею показалось, что рот майора даже не приоткрылся. Неужели он обладал способностями чревовещателя?

— Что рассказывать-то? — растерянно спросил Буров, и прозвучавшая в этом вопросе интонация ему очень не понравилась. Куда-то подевалась вся уверенность, вся здоровая наглость, столько раз выручавшая его и на экзаменах, и при очень скользких разговорах с милицейским начальством, с теми же фарцовщиками. Он считал себя мастером «брать на пушку», «пудрить мозги», а сейчас, как маленький, лепетал что-то невнятное.

— Что? — вдруг крикнул майор, впившись глазами в лицо Андрея. — Ты еще меня спрашиваешь — что? Хорошо, я тебе отвечу. Только лучше бы ты сам мне все рассказал. Ты понимаешь разницу между чистосердечным признанием и…

Майор опять не договорил, опять сделал короткую паузу, дав Андрею самому представить катастрофические последствия этого "и".

— Ты же юрист, без двух минут с дипломом… Был! — веско бросил Климов. — Так что все ты понимаешь. Ну? Я жду. Даю тебе последний шанс.

— Простите меня, — вдруг сказал Андрей, снова помимо своей воли. — Я… я искуплю…

— Не понимаю я тебя, — покачал головой майор. — То ли ты и в самом деле идиот, то ли прикидываешься… Ну-ка, глаз не отводи! На меня смотри! На меня, я сказал!

Андрей дернулся, словно получил хороший разряд электрического тока.

— Да я…

— Да, ты! Ты! На тебе знаешь сколько висит? Я за тобой давно наблюдаю! Думаешь, все сойдет с рук? Все твои штучки? Вся твоя валюта?

— У меня нет валюты, — прошептал Андрей.

— Нет? Ой ли? А если подумать?

— Нет, — покачал головой Андрей.

— А хочешь, поедем сейчас к тебе домой и найдем там и доллары, и марки, и кроны… Золото найдем. Наркотики. Множество людей подтвердят, что ты брал взятки, а твои вонючие фарцовщики расскажут на суде, как и в каком размере ты их обирал. Нет уж, парень, тебе не позавидуешь… Я даже не говорю про университет — с этим все ясно… Тебе нужно думать, как бы срок скостить, чтобы не загреметь по полной. Понял меня, комсомолец Буров? Понял ты меня, пацан?