Грозный эмир - Шведов Сергей Владимирович - Страница 69

– Мне бежать некуда, – холодно бросил Герхард. – Я младший сын в семье. В Европе нет замка, куда я мог бы вернуться, как к себе домой.

– Прискорбно, – посочувствовал провансалец анжуйцу. – В таком случае стань храмовником или прими ислам.

– Ты забываешься, шевалье! – вспылил Лаваль.

– Извини, Герхард, если я затронул твои чувства, – спохватился Теленьи. – Я не хотел тебя обидеть, а уж тем более оскорбить. Просто люди устраиваются, как могут, и я буду последним, кто их за это осудит.

– А ты еретик, благородный Гаспар, – покачал головой Лаваль.

– Я просто знаю, что Аллах порой бывает очень благосклонен к франкам.

– Например?

– Ты знаком с Эркюлем де Лувье?

– Он жил полгода в Иерусалиме. И занимал не последнее место в свите Фулька Анжуйского.

Теленьи засмеялся, едва не захлебнувшись при этом вином, которое неосмотрительно влил в горло:

– Король Фульк даже больший дурак, чем я думал. Мало того, что он спутался с еретичкой, так он еще и приголубил верного пса Иммамеддина Зенги.

– Лувье? – Герхард даже привстал со скамьи от удивления.

– Вот именно, – кивнул Теленьи. – Впрочем, настоящее его имя Эркюль де Прален. Он был мамелюком при Ильгази и обрел свободу при Зенги. Теперь он бек. Герой сражения под Мосулом. Говорят, что Эркюль принимал участие в убийстве багдадского халифа, но за это я ручаться не могу. Да и сам Прален вряд ли рискнет хвалиться подобным подвигом. Все-таки халиф священная и неприкосновенная фигура у мусульман.

– А почему ты о нем вспомнил?

– Просто видел его недавно с Жозефиной в одном из злачных мест Триполи.

– Благородная дама предавалась греху? – усмехнулся Лаваль.

– Нет, она слишком чистоплотна, чтобы валяться в грязи. Жозефина ищет союзника для большого дела, и, кажется, она его нашла в лице Иммамеддина Зенги.

– Ты ничего не путаешь, благородный Гаспар?

– Я же тебе сказал, Герхард, – беги! Иначе эта женщина столь ловко сделает тебе обрезание, что ты не сразу это заметишь.

Возможно кто-то другой и воспользовался бы советом мудрого Гаспара, но Лаваль считал себя авантюристом по натуре и готов был участвовать в любой интриге, лишь бы она сулила большие барыши. Получив массу интересных сведений от болтливого Теленьи, Герхард решил, что вполне созрел для разговора с коварной Жозефиной. К этому шевалье, кроме всего прочего, подталкивала нужда. Благородная дама Мондидье наотрез отказалась оплачивать загулы сына, любовника и старого друга. Луи и Гаспар впали по этому поводу в уныние, зато Лаваль почувствовал прилив сил.

– Я найду деньги, – пообещал гулякам шевалье. – Только не путайтесь у меня под ногами, пока я буду договариваться с Жозефиной.

– Если ты делаешь ставку на свои мужские достоинства, Герхард, то напрасно, – покачал головой Теленьи. – Эта женщина перепробовала столько мужчин, что давно уже потеряла всякое представление о сердечных чувствах. Для нее даже собственный сын – пустое место. Погубит она Луи, помяни мое слово.

– Если ты и дальше будешь таскать юнца по притонам, то он умрет много раньше, чем у его матери закончатся деньги, – отрезал Лаваль. – Уймись, Теленьи, грядут большие перемены, и осуществлять их придется на трезвую голову.

– Ты, кажется, всерьез решил пополнить свой кошелек, Герхард?

– Не только свой, но и твой, – ласково улыбнулся старому пьянице шевалье. – Какая сумма тебя устроила бы, благородный Гаспар?

– Десять тысяч денариев и крыша над головой, – с ухмылкой назвал Теленьи цифру, явно взятую с потолка.

– Ты получишь деньги и приличный дом, не будь я Герхард де Лаваль.

Благородная Жозефина встретила ветреного любовника более чем прохладно. Во всяком случае, Герхарду пришлось довольно долго ждать, пока она завершит свой утренний туалет. Мондидье тщательно следила за своей внешностью, не жалея денег на мази и притирания для лица и тела, благо Восток поставлял их в больших количествах. Человек, близко не знающий Жозефину, дал бы ей от силы тридцать лет, но Лавалю уже успели шепнуть, что этой женщине под сорок.

– Я так понимаю, что ты решила обосноваться в Триполи до конца своих дней? – спросил Герхард, словно бы между прочим разглядывая с интересом шкаф из красного дерева, в котором хранились наряды хозяйки.

– Я уже немолода, Лаваль, мне надоело скитаться по свету.

– Триполи прекрасный город, но если верить слухам, тебя здесь любят не больше, чем в Иерусалиме.

– И что с того? – вскинула подрисованную бровь Жозефина.

– Мне показалось, что граф Луи устроил бы тебя больше, чем граф Понс, – скромно потупился Лаваль. – Что же касается Сесилии, то она в твоем раскладе лишняя.

– Ты проницательнее, чем я думала, Герхард.

– Не трудно было догадаться, – поскромничал Лаваль. – За твоим дворцом присматривают. Тебя не пускают в цитадель, где обитает графская семья. Все торжественные приемы в Триполи проходят без твоего участия. Тебя здесь пока терпят, но с большим трудом. Рано или поздно, либо у Понса, либо у Сесилии лопнет терпение, и они вышлют тебя из города.

– Браво, Герхард, ты подаешь большие надежды.

– Мне нужны деньги, Жозефина, – вздохнул Лаваль. – Я не могу явиться во дворец графа Триполийского в поношенном пелиссоне.

– Если ты собрался обольстить благородную Сесилию, то напрасно, – улыбнулась Жозефина. – У графини есть муж и есть любовник, коннетабль Венсан де Лузарш. При таком грустном раскладе тебе, Герхард, трудно рассчитывать на успех.

– Я не о себе хлопочу, а о тебе, Жозефина. Ты ведь нуждаешься в сведениях из графского дворца.

– Соглядатаев у меня достаточно, шевалье, я испытываю недостаток в решительных людях.

– Решительным людям надо платить, – задумчиво проговорил Лаваль. – Как видишь, я хорошо усвоил твои уроки, Мондидье.

– Сколько?

– Двадцать тысяч денариев и дворец в цитадели, – решительно заявил Лаваль. – Кроме того, тебе придется заплатить Теленьи половину от этой суммы и выделить ему дом с садом в одном из кварталов Триполи.

– Ты в своем уме, Герхард?

– Я не более сумасшедший, чем ты, Жозефина, – пожал плечами Лаваль. – Во всяком случае, я не назначаю свидания бекам в местных притонах.

– Ты получишь деньги и дворец только в том случае, если мой сын станет графом Триполийским.

– А ты не боишься накликать беду на голову несчастного Луи? – прищурился на Жозефину Лаваль. – Даже если мы устраним Понса, у нас могут возникнуть проблемы с Иерусалимом и Антиохией. Не говоря уже о Риме. Ты уверена, что атабек Зенги придет тебе на помощь?

– Уверена, – сухо ответила женщина, поправляя локон, выбившийся из прически. – А что касается Антиохии, то я рассчитываю на твою помощь, Герхард.

– При всех моих неоспоримых достоинствах, дорогая, я все же недостаточно силен, чтобы завоевать Жемчужину Востока.

– Ты завоюешь мужчину, Лаваль, и этого будет достаточно. Ты знаком с Раймундом де Пуатье?

– Мы, кажется, мы встречались в Иерусалиме, – нахмурился Лаваль. – Но, честно говоря, я не по этой части. Содомия всегда казалась мне жутким грехом.

Жозефина засмеялась и повернулась наконец к гостю лицом:

– Пуатье любовник Алисы, но очень надеется стать ее мужем. Влюбленных голубков разделяет только одно препятствие – благородная Франческа, пассия Базиля де Гаста. Базиль покинул Святую Землю, но обещал вернуться. И она его ждет. Возможно даже дождется, поскольку в ее благополучном существовании заинтересованы многие люди, весьма критически относящиеся к выскочке Раймунду. Теперь тебе все понятно, Лаваль?

– Я должен убить эту женщину? – нахмурился Герхард.

– Тебе до нее не добраться, шевалье. Это сделают негодяи, куда более искусные в своем ремесле. Но мне нужны гарантии со стороны Раймунда де Пуатье. Я помогу ему стать графом Антиохийским в обмен на невмешательство в дела Триполи. Ты получишь тысячу денариев, Герхард, за пергамент, исписанный Пуатье.

– Две тысячи, – потребовал Лаваль. – Мне придется делиться с Теленьи. Этот пьяница в курсе всех интриг, плетущихся в Святой Земле вот уже тридцать лет. А я здесь новичок и боюсь попасть впросак.