Грозный эмир - Шведов Сергей Владимирович - Страница 48

– Я видел его в твоих покоях.

– Ах, да, – припомнила рассеянная женщина. – Мне его подарил, бек Унар. Надеюсь, он достаточно крепок, чтобы донести меня до бассейна?

– Ты у меня спрашиваешь? – удивился Маздагани.

– Но ты же его видел и, наверное, успел оценить.

Визирь не уловил в словах эмирши лукавства и невольно усмехнулся про себя. Воображение иной раз способно сыграть с нами злую шутку. Сегодня ночью Маздагани ждал, по меньшей мере, удара в спину от коварной женщины с изумрудными глазами, но увидел только упоение страстью да услышал слова о вечной любви.

Зоморрод долго и с интересом разглядывала нового евнуха. Который, к слову, оказался вполне полноценным мужчиной со всеми достоинствами, присущими его полу. Вот уж не думала прекрасная вдова, что бек Унар, старый седой сельджук, умеет так шутить. Правда, никто не помешает Зоморрод исправить ошибку почтенного Маннуддина, если этот стройный человек с насмешливыми карими глазами вздумает ее обмануть.

– Ты уверен, что Бури осмелится прийти в мои покои?

– Уверен, что не придет, – ответил Эркюль, не сводя глаз с купающейся женщины.

– Уж не думаешь ли ты, что я сама должна забраться к нему в постель?

– Увы, у тебя нет другого выхода, прекрасная Зоморрод, – усмехнулся лже-евнух. – Почтенный Бури слишком робок, чтобы решится на убийство, не выслушав твоих наставлений.

– Он боится Маздагани?

– Эмир опасается удара в спину от твоих нукеров, и, по-моему, он прав в своих сомнениях.

– Тогда почему он не убьет меня? – с усмешкой спросила Зоморрод.

– Я задал ему тот же самый вопрос во время встречи, которую организовал нам старый Барак, – доверительно сообщил красавице Эркюль, присаживаясь на край бассейна. – Более того, я подарил ему кинжал с ядом.

– И что он сказал? – нахмурилась Зоморрод.

– Он подумает, госпожа.

Зоморрод захохотала, откинув назад голову, обрамленную густыми черными волосами. Ее почему-то возбуждал этот странный франк, хоть и прошедший обряд обрезания, но так и не ставший истинным мусульманином. В беке Сартаке чувствовалась скрытая сила и готовность к стремительному нападению. Надо полагать, Зенги именно за эти качества приблизил к себе чужака. Измена Маздагани не стала для вдовы эмира откровением. Этот хитрый шиит любит только себя. Здесь в Дамаске у него нет возможности стать первым, зато в Тире он обретет полную власть.

– Маздагани метит выше, – не согласился с Зоморрод франк. – Он считает нынешнего Старца Горы глупцом и рассчитывает занять его место.

– А ты куда метишь, бек?

– В Европе мне не быть королем, а на Востоке – султаном, – улыбнулся Эркюль. – Я ищу только богатства, прекрасная госпожа.

– Нашел?

– Да, – подтвердил франк, вытаскивая из-за пояса большой изумруд столь совершенных пропорций, что у Зоморрод перехватила дух.

– Продай его мне, – потребовала она.

– На этом камне крови больше, чем ее пролилось под стенами Дамаска. Когда-то изумруд украшал чалму пророка, а ныне он действительно может стать твоим. Но драгоценный камень не продается, я могу только поставить его в заклад.

– В заклад?

– Камень станет твоим, если ты не просто войдешь в спальню эмира, но и выйдешь оттуда живой.

– Зачем тебе это?

– На власть в Дамаске кроме визиря аль-Маздагани претендуют два человека – ты и Бури. Я хочу, наконец, узнать, кто из вас двоих мужчина, чтобы сообщить об этом атабеку Зенги.

– Зачем тебе смерть этого трусливого мальчишки? – нахмурилась Зоморрод.

– Ты меня не поняла, прекрасная из прекрасных, – запротестовал Эркюль. – Умереть должен визирь. В твоем распоряжении всего одна ночь, чтобы сделать почтенного Бури своим покорным рабом.

– Я согласна, – холодно бросила Зоморрод. – И не забудь про изумруд, франк. Послезавтра он будет моим.

Маздагани не ждал от сегодняшнего утра никаких сюрпризов. На встречу с эмиром Бури он прихватил двух мамелюков, но это скорее для почета, чем из соображений безопасности. В покоях эмира как обычно толпились беки и немногочисленные просители, жаждущие припасть к стопам почтенного Бури. Чего хотели эти люди, Маздагани не знал, но с полной уверенностью мог сказать, что их хлопоты напрасны. В лучшем случае юный эмир мог сказать несколько ласковых слов и одарить какой-нибудь безделушкой. Любой серьезный вопрос в Дамаске мог решить только визирь, и все сведущие люди это знали. Посетителей тщательно обыскивали телохранители Бури, демонстрируя окружающим и в первую очередь самим себе важность возложенной на них задачи. Разумеется, никому даже в голову не пришло остановить, а уж тем более обыскать почтенного аль-Маздагани. Визирь беспрепятственно вошел в зал, сопровождаемый десятком прилипчивых беков. Прием считался рутинным, и проходил без особых церемоний, которыми так любят забавляться восточные владыки. Эмир сидел на своем обычном месте, привычно устремив глаза в пол. Скука на его румяном лице была написана столь яркими красками, что Маздагани едва не расхохотался. А ведь сегодня Бури предстояло поставить свою подпись под договором, важным не только для него самого, но и для всего Дамаска.

Маздагани приблизился к эмиру и молча протянул ему пергамент. Расторопный Барак, с которым Бури почти никогда не расставался, поднес юноше перо на золотом подносе. Однако эмир даже глазом не повел в его сторону. Зато он поднял голову и произнес тихим и бесцветным голосом:

– Ты забыл поклониться, визирь.

– Что? – воскликнул потрясенный Маздагани в наступившей мертвой тишине.

– Склони голову перед правителем Дамаска, гордый человек, – насмешливо произнес нукер, стоящий по правую руку от эмира.

Маздагани резко повернул голову и пристально глянул на Зоморрод, сидевшую в трех шагах от Бури на низенькой скамеечке. Вдова Тугтекина ласково улыбнулась своему сердечному другу и небрежно махнула рукой, увенчанной перстнем с великолепным изумрудом. Визирь вздрогнул, но не успел отшатнуться. Дамасский клинок снес ему голову раньше, чем он успел увидеть приближающуюся смерть. Беки охнули. Для доброго десятка из них, этот вздох оказался последним. Ловкие нукеры действовали с поразительной быстротой, не дав сторонникам убитого визиря ни единого мгновения для размышлений.

– В Дамаске не должно быть предателей, – все тем же невыразительным голосом произнес Бури, глядя на уцелевших беков испуганными глазами. – Такова воля Аллаха и моя.

– Быть по сему, – бодро отозвался на приказ эмира старый сельджук Унар. – Вперед, беки!

Смерть неверным, осквернившим зеленое знамя ислама!

Глава 3. Графиня Алиса.

Весть о захвате Латтакии бароном Венцелином фон Рюстовым в Антиохию привезла Тереза де Сабаль. Шевалье, составлявшие свиту баронессы, не рискнули бросить вызов наглым захватчикам и открыли ворота цитадели раньше, чем благородная Тереза успела покинуть свой дворец. Спаслась она просто чудом. Переодевшись в платье служанки, Тереза едва ли не сутки ублажала разгоряченных боем русов и лишь потом уговорила одного из них отвести ее в город. Обыватели Латтакии отнеслись к возвращению Гуго де Сабаля с циничным спокойствием, благо разбойники-русы преследовали только византийских пельтастов, не оказавших им, к слову, серьезного сопротивления. Что же касается византийского флота, то часть галер была сожжена, а остальные попали в руки благородного Венцелина, который, надо полагать, сумеет ими распорядиться. Знакомый купец из Триполи сжалился над несчастной дамой и тайно вывез ее из Латтакии. Благородная Тереза явилась в Антиохию без единого су в кошельке и с глубокой печалью в сердце. Санлис, разумеется, приютил беглянку, выделив баронессе для проживания укромный уголок в своем дворце, но не рискнул дать гарантий безопасности. Тереза подлежала суду своего мужа барона де Сабаля, и теперь только от благородного Гуго зависело, какой будет ее дальнейшая судьба. Старый Ги попытался было растолковать все это расстроенной женщине, но нарвался на столь свирепый отпор, что вынужден был бежать за утешением и советом к почтенному Андронику.