Обратимость (СИ) - Дьюал Эшли - Страница 48

Открывается дверь, и я недоуменно оборачиваюсь. На пороге Саша. Почему-то его волосы мокрые, будто он стоял под дождем добрые три часа.

- Что с тобой? – тянусь к настольной лампе. Рваные куски света падают на его недовольное лицо, и мне вдруг становится страшно. – Саш?

- Ты сделаешь, как я скажу.

- Что?

- Я хочу вернуть отца!

Он практически орет это, и меня пронзает ледяная, жуткая судорога. Испуганно прячу книжку под одеяло, встаю с кровати и стараюсь придать выражению лица невозмутимую решительность.

- Успокойся, - вытягиваю перед собой руки, - мы придумаем что-нибудь.

- Я уже придумал!

- Отдать блокнот – безумие! Ты же сам об этом знаешь.

- А кто сказал, что я собираюсь отдать им блокнот?

- Что? О чем ты говоришь? – язык вдруг начинает заплетаться. Странное чувство. Я хочу сказать что-то еще, но не могу произнести и слова. Так и стою, корчась и мыча, не в силах выговорить даже одной буквы.

- Им нужна ты. - Брат делает шаг ко мне навстречу. Меня интуитивно отбрасывает в сторону, однако ноги не сдвигаются с места. Колени вдруг подгибаются. Я абсолютно не понимаю, что со мной происходит и только и делаю, что смотрю в зеленые глаза Саши и неуклюже покачиваю головой туда и обратно, туда и обратно, словно болванчик. – Я отдам им тебя и дело с концом! И хватит! Мне страшно, мне жутко страшно, Аня!

Глаза у моего брата дикие. Я вижу в них огонь и несвойственную ему решительность. Что происходит? Почему он так говорит, почему кричит, и почему Рита еще не пришла мне на помощь? Я стою, будто парализованная, слышу тяжело сопение Саши, чувствую его горячее дыхание, и не могу даже пошевелиться! Даже рот открыть! Борюсь с собой. Крепко зажмуриваю глаза и отсчитываю до десяти. Паника должна разжать свой кулак, должна отпустить меня и позволить выбраться на свободу. Давай же. Давай! Успокойся! Возьми под контроль свое тело, свои мысли! Распахиваю глаза и вдруг к своему ужасу встречаюсь взглядом с дикими глазами Видалины. Они у нее красные. Алые. Женщина вскидывает передо мной руку с миниатюрным ножиком, верещит:

- Жечь их всех! – и проносится лезвием по моей шее.

Я подрываюсь в кровати с диким криком. Хватаюсь пальцами за горло и слышу грохот: папин блокнот валится с моих колен на пол.

- О, - только и тяну я. Растеряно заправляю за уши волосы и замираю: сердце стучит, будто сумасшедшее. Смотрю перед собой на широкое окно и едва ли сдерживаюсь от слез. Не знаю, почему. Мне просто вдруг становится жутко страшно. Втянув в легкие как можно больше воздуха, встаю с постели и стягиваю с плеч толстовку. Майка прилипла к коже. Кажется, я вспотела так сильно, словно, действительно, столкнулась лицом к лицу со своей психически неуравновешенной крестной. Выхожу из комнаты, плетусь по коридору и чувствую, как дрожат колени. Ненавижу сны, ненавижу отвратительно ощущение после них! Просыпаешься, понимаешь, что кошмар позади, что все закончилось, и все равно не можешь утихомирить в груди пульсирующий страх. В эти моменты я обычно чувствую себя слегка двинутой, ведь знаю - все в порядке, а внутри, так или иначе, испытываю изнуряющую дрожь.

На кухне горит свет. Вспоминаю сон и вдруг вся съеживаюсь, будто после удара в живот. Что если брат, действительно, способен предать меня? Тут же встряхиваю головой. Нашла о чем думать и чему верить. С таким же успехом стоит доверять предсказанию цыганки о моей скоропостижной смерти. Сонно отталкиваю от себя дверь, готовлюсь выслушать от Саши очередную порцию криков, как вдруг вижу за столом Рувера. Его одежда покрыта целым слоем грязи и пыли. Она порвана, стерта и висит на нем, как мешок из-под картошки. Сам парень сильно избит. Его лицо покрывают множества сочащихся порезов, синяков, однако меня так и прибивает к месту чувство странного облегчения, словно мои самые страшные опасения не подтвердились.

Вижу его, вижу, как он ест эту подгоревшую картошку, жадно проглатывает целые куски хлеба. И почему-то усмехаюсь:

- Проголодался?

Рувер одаряет меня секундным взглядом, отрезает что-то вроде «да» и вновь набрасывается на искусно приготовленные мной куски мяса. Я облокачиваюсь о столешницу и жду минут пять. Сама пытаюсь привести в порядок мысли, да и парню даю время вдоволь насытиться едой. Затем присаживаюсь напротив и спрашиваю:

- Ты где был?

- Бегал, - протирая рот, говорит Рувер. – А были варианты?

- Ты пропал почти надвое суток.

- И?

- И это странно.

- Что в этом странного, Аня? – на выдохе интересуется Рувер и вальяжно откидывается на спинку стула. Его губа разбита, но это не мешает ему одарить меня кривой ухмылкой. – Я же должен был как-то сгладить твои промахи.

- И поэтому исчез? – вновь начинаю заводиться. – Ты вытолкнул меня и Никку из переулка, а сам остался один. О чем ты думал? Тебя же могли убить.

- Могли.

- И это месть такая?

- Что? Я спас тебе жизнь.

- Знаю. – Хмурю брови. – Но ты не должен был этого делать.

- Не должен был, - соглашается Рувер и наклоняется вперед, - но сделал. К чему сейчас этот разговор?

- К тому, что я волновалась. – Признание само срывается с моих губ. Я ужасно злюсь на свою неспособность контролировать мысли рядом с этим человеком и опускаю взгляд вниз. Так и хочется прикусить себе язык, чтобы больше никогда не открывать рот в присутствии Рувера.

- Я могу за себя постоять. И не стоит обо мне тревожиться. Мои раны – сущий пустяк. А вот жизнь твоего отца – нет.

- Что? – поднимаю голову и придвигаюсь к парню близко-близко, так чтобы наши лица были практически на одном уровне. – Ты о нем что-то узнал?

- Женщина, ведущая венаторов, умна. Я хотел допросить одного из них, а в итоге наткнулся на груду трупов. Оказывается, у Аспида, как и у индейцев Майя, действует одно правило. – На лице Рувера появляется злая усмешка. – Кто бы мог подумать, что после поражения они приносят в жертву Богу даже своих воинов.

- Она их убила?

- Всех. До единого.

Ошеломленно горблюсь и вдруг вспоминаю, как Видалина ударила одного из охранников в лаборатории. Еще тогда она показалась мне жестокой. Стоит ли удивляться этому сейчас?

- Я понимал, что пустить слух о записной книге твоего отца не получится. – Продолжает парень. – Как это сделать, если всех претендентов твоя крестная благополучно отправляет на тот свет? И тогда я решил встретиться с ней лично.

- Что? – растерянно восклицаю я. – Ты спятил?

- Мы славно побеседовали, - отпивая чай, смеется Рувер, и я неожиданно понимаю, что раны ему нанесли отнюдь не венаторы, а сама Видалина. Как же он выстоял? Как выжил? Не думаю, что женщина, отнявшая жизни у собственных соратников, спокойно отпустила его домой. – Она назначила мне встречу.

- Встречу? Тебе? – я не могу сказать ничего путного. Просто смотрю на парня во все глаза и эмоционально передергиваю плечами. – Что?

- Обмен будет завтра. Возможно, это ловушка. Однако стоит хотя бы попробовать.

- Но подожди. Стоп. Все изменилось.

- Что изменилось? – в черных глазах Рувера застывает вопрос. Он сплетает перед собой синеватые от порезов и синяков пальцы, и вскидывает брови. – Меня не было день от силы.

- Два почти.

- И что теперь?

- Я не хочу отдавать книгу.

- Чего ты не хочешь? Ооо, мне послышалось.

- Ты был прав, - спешу оправдаться и неуклюже прокручиваюсь на стуле, - отдавать записную книжку венаторам - полное безумие.

- И ты поняла это только сейчас? – холодно спрашивает парень. – Теперь нельзя отменить сделку.

- С какой стати?

- Я дал слово.

Прыскаю:

- И что теперь?

- И то. Есть еще варианты?

- Да, Рита предлагает атаковать гнездо Аспида, и…, - вижу, как Рувер закатывает глаза, слышу его тихое рычание, и недоуменно кричу, - да ты же сам хотел, чтобы я передумала!

- Но не после того, как я договорился о сделке с твоей сумасшедшей крестной!

- Разве я могла об этом знать?

- Должна была, - взрывается парень и вдруг резко вскакивает из-за стола. Он подходит к столешнице, облокачивается об нее руками. Молчит и не двигается, только и делает, что тяжело, протяжно дышит.