Обратимость (СИ) - Дьюал Эшли - Страница 47

- Может, еще и о моих способностях? – угрюмо усмехаюсь. – Как? Как ты планируешь убежать от того, что в моей крови?

И тут я вдруг прекрасно понимаю Риту. Мы можем скрыться от венаторов, но нам никогда не скрыться от самих себя и от своего прошлого. Зря я накричала на нее. Возможно, я просто увидела в ней похожую слабость и не сумела сдержаться, ведь, порой, так и тянет посмотреть в собственное отражение и разбить его на тысячи частей.

- Прости, - не смотря на сопротивление Саши, хватаюсь за его плечо и виновато поджимаю губы, - надо меняться. Надо становится умнее. Поверь, мне очень сильно не хватает отца.

- Тогда зачем все это?

- Затем, что он должен нами гордиться, и я не хочу его разочаровать.

- А потерять хочешь?

Сложно сражаться с братом, когда то и дело разделяешь его точку зрения. Я бы с удовольствием избавилась от записанной книжки, с удовольствием бы сдала всех ради него, папы, Риты, Рувера. Но это было бы неправильным. Возможно, впереди меня ждет еще огромное количество необратимых ошибок. Однако сейчас я хочу сделать верный шаг.

Говорю Саше, что разговор окончен и возвращаюсь к готовке. Слышу, как он уходит с кухни, как хлопает входная дверь. Куда он пошел? Так и тянет кинуться следом, но я упрямо стискиваю зубы и продолжаю нарезать картошку. Я спасу отца, я не позволю пострадать кому-либо еще, и я справлюсь.

Мне казалось, мне необходима поддержка папы, необходимо, чтобы он быть рядом. Но я заблуждалась. Папа и так всегда со мной. Как и сказала Рита, он в моей голове. И чтобы попросить его о помощи, мне не нужно разговаривать с ним лично. Я могу просто вспомнить все то, о чем он мне рассказывал. А рассказывал он мне о чести, о долге, о справедливости и самоотверженности. И если и существует правильный выход из моей ситуации, он уж точно не связан с чьей-либо гибелью. Я разберусь со всем. В конце концов, мы, действительно, можем попытаться подделать записную книжку, отдать ее венаторам и, воспользовавшись моментом, скрыться от Аспида как можно дальше. Если и рисковать, то собственной жизнью.

На этой мотивационной ноте у меня подгорает картошка, и приходится выбросить половину нарезки в мусорное ведро. Что ж, боюсь, кулинарный талант отсутствует не только у моей сестры.

Рита.

Хочу извиниться. Решительно отставляю на дощечку кастрюли с тем, что у меня вышло и выбегаю из кухни. Потираю потные ладони о бедра. Просить прощение и, правда, сложно, когда всеми нервными окончаниями чувствуешь свою вину. Несусь в спальню шатенки, думаю о том, как начну изо всех сил извиваться, выкручиваться, и вдруг неуклюже задеваю бедром полку с книгами в коридоре. Один за другим тома Толстова валятся на пол и издают такой дикий грохот, что сравнить его можно только с землетрясением.

- Черт, - почему-то паникую. Присаживаюсь на корточки и начинаю живо подбирать книжки, складируя их у себя на коленях. И как мне бороться с венаторами, когда я даже по коридору не могу пройти ровно?

- Бунтуешь против «Войны и мира»? - Поднимаю глаза и неожиданно вижу перед собой Риту. Она кривит рот, закатывает глаза к потолку и как-то по-детски усмехается. – Рувер говорит: отличная книга, а я не могу осилить и полсотни страниц.

Рассеяно киваю. Встаю и расставляю тома на место. Все слова вдруг застревают в горле. Я поворачиваюсь, чтобы извиниться, но почему-то молчу и смотрю на шатенку ужасно нерешительно, будто собираюсь сообщить ей о том, что получила двойку по математике.

- Как картошка?

- Подгорела. – Облизываю губы. – Я задумалась.

- О чем?

Вот он: тот самый подходящий момент. Втягиваю в легкие, как можно больше воздуха и собираюсь сказать «прости», как вдруг Рита делает шаг ко мне навстречу. Ее руки стискивают мою талию и смыкаются за спиной. Ошеломленно вскидываю брови. Почему шатенка не кричит на меня? Почему она не обижена? Вдыхаю уже знакомый яблочный запах, исходящий от ее волос, и говорю:

- Ну, хотя бы разозлись на меня.

- Я злюсь.

- Тогда почему обнимаешь?

- Пытаюсь задушить до смерти.

Мы обе смеемся, и мне становится так легко и неловко одновременно, что это даже как-то странно. Шмыгаю носом и неосознанно прижимаюсь к сестре еще ближе. Она теплая. Защищает меня и греет, будто одеяло. Рядом с ней я чувствую себя в безопасности.

- Я слышала крики.

- Повздорили с Сашей. Я решила не отдавать записную книжку венаторам.

Рита отстраняется и удивленно вскидывает широкие брови.

- Почему?

- Потому что это неправильно.

- Но как же твой отец?

- Мы справимся. – Я киваю, будто пытаюсь саму себя убедить в этом. – Мы ведь вместе. Придумаем что-нибудь.

Шатенка пожимает плечами. Она щелкает тонкими пальцами по моему носу и усмехается:

- Импульсивная. Как я и думала.

Закатываю глаза и тяну Риту на кухню. Нам придется многое обсудить.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТЬ. 27.23.2.18.

Я крепко сжимаю в пальцах блокнот отца и думаю о том, что пару часов назад мне сказала Рита. Она не улыбалась, не пыталась сгладить ситуацию, не лгала, не выдумывала. Она просто посмотрела на меня и отрезала:

- Возможно, мы умрем.

И я ей поверила. И не потому что верю всему, что она говорит. А потому что осознала: придумать иной план, действительно, сложно. Напасть на Аспид – чистой воды безумство. Похитить Видалину и надеяться на то, что за ней придут сородичи – наивная чушь. Время поджимает, мы не в состоянии тянуть резину еще и еще, а вариантов попросту нет. Лишь тот, что сотрясает все мое тело - отдать записную книжку, предать невинных людей, но спасти отца; что тоже, кстати, не факт. Так как же поступить? Рита вдруг предложила атаковать. Вот так – просто. Отыскать логово венаторов, о котором среди подобных нам ходят лишь слухи, и убить их всех. Поголовно. Я выслушала ее и принялась рьяно отказываться: как же так, такой риск, такие жертвы. Мы не можем сражаться с теми, кто, возможно, сильнее нас, мы не можем идти наощупь, не можем убивать каждого, кто появляется на нашем пути. И я все говорила, говорила, говорила, плескала слюной в стороны, сопротивлялась, качала головой, пока вдруг не осознала, что других способов вроде, как и нет.

Я уже несколько часов не могу сомкнуть глаз. Лежу на жесткой кровати, слышу, как за окном завывает ветер, и мну уголки папиного блокнота. Неужели мне, действительно, придется смириться с тем, что люди пострадают в любом случае: или те, кто прячется от венаторов, или сами венаторы, или кто-то из моей семьи, близких или друзей. Я хочу сделать, как лучше, а выходит только хуже. Что за геометрическая прогрессия проблем? Напасть на Аспид – отлично. Но в таком случае, я должна справиться со всем в одиночку, чтобы эта дикая глупость не отразилась на Рите, на исчезнувшем Рувере или на моем брате. Однако при таком раскладе, на что способна я? Просто «я» против огромного клана убийц, оттачивающих свое мастерство на истреблении мне подобных чуть ли не со средневековья? Переворачиваюсь на другой бок и крепко стискиваю зубы. Нельзя сдаваться, нельзя. Нужно думать, искать выходы! Но у меня слишком мало опыта для принятия таких серьезных решений. И дело даже не в том, что я до сих пор боюсь использовать свою силу – что, может, и звучит странно. Дело в том, что я попросту не умею правильно вести себя в подобных ситуациях, когда кровь стынет в жилах, когда дико страшно, когда от тебя зависит очень много, и у тебя нет права на ошибку. Ни единого. На что способен неподготовленный человек в состоянии дикого безумия и паники? Надеяться на то, что страх разбудит в нем злость – слишком наивно. Что если нет? Что если он свяжет ему руки, как нити, пропитанные сывороткой Аспида. Что тогда? А тогда смерть. Вот так. Просто. По щелчку. И я не знаю, рассуждает ли в этот момент сидящей в моей голове эгоист, боящийся смерти и желающий жить. Но мне определенно кажется, что погибать - он не настроен. Не хочет. Правда, опять-таки: есть ли у него выбор?