Пульс боли (СИ) - Архипова Анна Александровна - Страница 50

- Юки… - мужчина запнулся и замолчал, но Юки прекрасно знал, что это произошло не от растерянности, а от нарастающего в Акутагаве гнева. - Ты хочешь сказать, что бросаешь меня?

- Я говорю о том, что нам следует взять паузу.

- А эти полгода не были для тебя паузой, а?! – Акутагава стремительно повысил свой тон и Юки невольно вздрогнул его крика, больше похожего на львиный рык. – Ты вернулся ко мне несколько дней назад и уже хочешь взять паузу?!

- Да, именно это я имею в виду, - прямолинейно ответил тот.

- Не выйдет, Юки. Я не согласен.

Услышав это, молодой человек неожиданно рассмеялся, взирая на любовника в упор и не отводя взгляд.

- Прости, похоже до тебя не доходит кое-что. Ладно, разжую, - сказал он отчетливо. – Я говорю это не потому что спрашиваю твоего разрешения. Я ставлю тебя перед фактом.

- Я тоже ставлю тебя перед фактом, Юки. НЕ ВЫЙДЕТ!

- Мне надоело прогибаться под тебя, Акутагава. Надоело угождать. Надоело считать твое мнение своим. Надоело поступаться своими интересами во имя твоего удобства и удовольствия. Надоело! Я не собираюсь больше жить с тобой – ближайшее время уж точно. Мне очень жаль, что все так получается, но я не могу иначе.

- Ах, тебе жаль? – Акутагава пинком отшвырнул в сторону журнальный столик, разделявший их и, стремительно шагнув вперед, вцепился Юки в плечи, причиняя тому боль. – Значит, ты всем жертвуешь ради меня, а я – так, просто пожинаю плоды? Ты считаешь, что я ничем не поступился ради тебя? Я отпустил тебя в Антарктику и целых полгода ждал, хотя больше всего на свете мне хочется быть с тобой! Я без возражений выполнил все требования Насты, лишь бы вытащить тебя из плена! Я освободил ее и отправил в Россию, потому что ты попросил меня об этом! Я все ради тебя готов сделать, Юки! Все! Как ты смеешь говорить, что ты один чем-то жертвуешь ради этих отношений?

- Не передергивай мои слова! – незамедлительно вспылил Юки. – Ты хочешь выставить меня эгоистом? Не выйдет! От твоего сегодняшнего поступка у меня ум за разум заходит. Ты выставил из страны людей, только потому что они, якобы, «недостойны доверия».

- Что-то мне подсказывает, что этот инцидент только удобный предлог, чтобы «взять паузу». Может, поговорим начистоту, Юки? Ты торчал в Антарктике потому что не хотел возвращаться ко мне, не так ли? А когда обстоятельства тебя вынудили вернуться, ты стал подыскивать причину, чтобы вновь исчезнуть.

- Ты не прав, - отрицательно покачал головой тот. – Вернее, не во всем прав. Я торчал в Антарктике, потому что работа для меня много значит. Я не торопился возвращаться, зная, что ты сделаешь все для того, чтобы контролировать меня. И я не ошибся! А теперь отпусти меня, я хочу уйти.

- Юки, ты просишь о невозможном.

- Отпусти меня, проклятье! – и Юки принялся судорожно вырываться, стараясь оттолкнуть от себя Акутагаву.

Часы на прикроватной тумбочке показывали два часа ночи.

В спальне свет выключен, однако глаза Юки, привыкшие к темноте, различают очертания предметов: вот изгиб кресла, темный прямоугольник картины на более светлой стене, столик, полки, на которых стоят декоративные вазы… Он лежал на боку, сунув одну руку под подушку, другая рука у него лежала поверх шелкового покрывала, накрытая сверху ладонью Акутагавы. Тот давно спокойно спал, его дыхание было ровным, но даже во сне он желал чувствовать Юки - тело любовника тесно прижималось к нему сзади, колено Акутагавы по-хозяйски вклинилось между его ногами. Юки не стремился отстраниться. Вглядываясь бессонными глазами в темноту, он лежал неподвижно уже несколько часов.

Он не смог поставить точку. Не смог уйти. Он остался…

И вот он обнаженный лежит в постели с Акутагавой, уже остывший после секса, но не спящий, как любовник. Его гнетет сознание того, что он смирился с поступком Акутагавы – но еще сильнее на него давит подспудная мысль о том, что у него не было выхода.

Да, да! Не было выхода! Он должен был смириться…

Юки мог, конечно, попытаться убедить сам себя, что остался он только потому, что решил так. Только потому, что на самом деле хотел этого – несмотря на весь свой гнев и недовольство. Но врать себе он не желал: он остался, потому что Акутагава не отпустил его, а Юки не смог противостоять его воле. Акутагава добился от него уступки, заставил смириться!

Когда Юки принялся вырываться, намереваясь покинуть кабинет президента Ниппон Тадасу, Акутагава просто прижал его к себе – так крепко, что даже причинил боль своей хваткой.

Он не говорил ни слова, а только удерживал, несмотря на его сопротивление. Эта демонстрация физической силы, намного превосходящую его собственную, в конце концов довела Юки до слез. Он был зол и не мог освободиться, но, одновременно, не представлял, как можно ударить Акутагаву – ведь он так его любил! Юки пришел в отчаяние, понимая, что так поступают с капризными детьми, которых необходимо принудить к чему-то – ребенок рано или поздно устанет, физически и психически, и его бунт будет подавлен.

Так и произошло… Акутагава, когда он обмяк у него в объятиях, сел на диван, продолжая прижимать его к себе. Он гладил Юки по волосам, целовал лицо, осушая слезы, и молча ожидал, когда тот признает свое поражение. А Юки, слыша учащенное сердцебиение Акутагавы, чувствовал опустошение: ему стало внезапно наплевать на все, все силы покинули его.

- Я люблю тебя, Юки, - проговорил мужчина, когда понял, что победил. – Люблю!

Юки промолчал, глядя на него пустым и отрешенным взглядом.

- Ответь мне, Юки! – потребовал Акутагава, недовольный его состоянием.

- Я тоже тебя люблю, - еле слышно прошептал молодой человек, и Акутагава принялся исступленно целовать его.

Когда вечером Юки заговорил о референдуме в Катанийском университете, то Акутагава на удивление легко согласился на поездку в Сицилию. Он даже не спросил о деталях, сказав, что не собирается препятствовать ему делать карьеру. Сначала Юки вообразил, будто таким образом тот пытается задобрить его, и показывает, что не собирается третировать его тотальным контролем… Но потом догадался, что это означает на самом деле: все просто – Акутагава заранее знал о намерении Юки выступить с докладом в университете. И, видимо, уже принял решение.

Юки не стал говорить ему о своих мыслях. Ему было уже не важно: подтвердит ли Акутагава сии домыслы или опровергнет. Это не имело никакого значения теперь, ведь его сопротивление было сломлено.

Самолет приземлился в международном аэропорту Катания-Фонтанароза поздним воскресным вечером, однако Юки все же успел в сгущающейся мгле полюбоваться из иллюминатора видом вулкана Этны, возвышающегося над Катанией. Когда-то давным-давно он побывал с родителями на Этне, где они по приглашению итальянских вулканологов изучали действующие боковые кратеры вулкана. Помнится, это было ранней осенью, и они даже разбили палаточный лагерь на склонах - тогда восьмилетний Юки с удовольствием наблюдал за работой ученых, внимательно слушал их разговоры, мечтая стать когда-нибудь похожим на них, и зачарованно глядел на дымный султан, стелющийся над главным кратером Этны. С раннего возраста он сопровождал родителей в их поездках и привык держать себя не по-детски серьезно, поэтому не причинял им хлопот: они могли не бояться, что он сунет свой нос в дымящуюся серными газами трещину или впадет в панику во время сейсмической активности. Юки очень гордился тем, что родители и их коллеги-ученые обращаются с ним как с взрослым.

У выхода в международную зону аэропорта его поджидал аккуратно одетый молодой человек с табличкой, на которой было выведено: «Мацу Югири». Юки поздоровался с ним по-английски и узнал, что этого человека зовут Нико Барбери, он секретарь декана Катанийского университета и ему поручено встретить японского гостя и препроводить в гостиницу. Итальянец выглядел чрезвычайно энергичным и жизнерадостным и Юки предположил, что тот сочтет своей обязанностью весь путь до гостиницы развлекать его разговорами. Так и произошло.